Дмитрий Петров - Магия слова. Диалог о языке и языках

• Название: Магия слова. Диалог о языке и языках
• Автор: Дмитрий Петров
• Издательство: ПрозаиК
• Жанр: Языкознание
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91631-084-9

Сколько языков может знать человек? По крайней мере, столько, сколько людей вы знаете. Если вы наблюдательны и гибки в своем восприятии, вы сумеете понять язык каждого, кто вам повстречался, и стать понятным ему, не отступаясь от своего языка. Так считает один из авторов этой книги, филолог, переводчик, создатель уникальной психолингвистической методики ускоренного обучения иностранным языкам Дмитрий Петров. Его соавтор Вадим Борейко — журналист, замредактора Казахстанской газеты "Время" — записал их многочисленные беседы о языке, о его влиянии на жизнь каждого человека. Борейко на личном опыте убедился, как работает методика Петрова, и они вместе описали ее в этой книге.

---

— Если хочешь знать, языковые страхи я не только систематизировал, но и определил места их локализации в организме человека. Это своего рода лингвистические чакры.

Первый блок — рациональный, вербальный — располагается чуть ниже лба, между глаз: это когда человеку элементарно не хватает слов, и идет их лихорадочный поиск.

Второй блок находится в области горла — это чисто сценический комплекс самовыражения, страх аудитории, когда лексического запаса хватает, но слова застревают в глотке.

Третий блок располагается внизу живота — здесь гнездится комплекс, что либо ты не поймешь сказанное, либо тебя не поймут и будут над тобой смеяться.

— Страх собственного акцента, который очень многим запирает уста, — он там, внизу?

— Да. И об акценте — отдельная песня. Когда поступил в институт, для выпускника школы английский я неплохо знал, но слово боялся сказать, так как у нас был фонетический курс, на котором требовали идеального произношения. И вот ко мне в комнату в общаге подселили соседа — шотландца из Эдинбурга со звучным именем Роберт Макдональд. После первой фразы, которую он произнес: «А со вери мени гююд гэрлз ин Москау» («I saw very many good girls in Moscow»), да с твёрдым русским «р», — мой комплекс по поводу фонетики улетучился навсегда.

А стажировку потом я проходил как раз в Эдинбурге. И среди такого прононса учиться — можешь себе представить… Нахватавшись его, последнюю неделю стажировки мы провели в Лондоне. Как-то с товарищем отправились покупать джинсовые рубашки. Приходим в магазин и просим шэрт. Нас долго не могли понять, пока один продавец-шотландец не подсказал: «They mean «shirt» — «Они хотят рубашку».

Вот, пожалуйста: одна страна — и туча диалектных отличий. На севере Англии, например, говорят: «Сэнк ю вери муч». Или: «рушн кумпани» — «российская компания». (Кстати, видный эксперт по английской фонетике д-р Кэмпбелл уверяет, что через пару поколений весь мир будет говорить по-английски с индийским акцентом: поскольку call-centers всех крупнейших мировых компаний сейчас находятся в Бангалоре).

— Это ещё что! Мы с женой однажды были в Таиланде и пошли в сад миллионнолетних камней. Там на нас набросился таец с криком: «Мачи чё! Мачи чё!» Алла перепугалась, а я каким-то девяносто восьмым чувством догадался, что он приглашает нас на «мэджик шоу» («magic show» — «волшебное представление») с крокодилами.

— Но то Таиланд, а это Англия, откуда всё пошло. И на таком вот пятачке — десятки диалектов. Истинно британское произношение во всём мире услышишь разве что из уст королевы, дикторов Би-би-си да десятка профессоров из «Оксбриджа».

— И еще, пожалуй, Тони Блэра. Я слушал его живьём дважды — в 1999-м, на Question time в Палате Общин в Вестминстере, и в 2005-м — на предвыборном митинге. Такого великолепного и чистого английского ни до, ни после слышать не доводилось.

— Разительные перепады в произношении касаются не только английского языка. А в Германии что творится? Если немцы не говорят на Hochdeutsch (высоком немецком), они даже друг друга не понимают. Огромная пропасть между баварским, швабским, берлинским диалектами. Это все к тому, что людей без акцента не бывает: все говорят с каким-то акцентом.

— И всё же масса людей, говорящих на иностранном языке, мучимы комплексом своего акцента. А вот скажи, ты можешь акцент «вылечить»?

— Фонетика напрямую связана с физиологией. Артикуляционный аппарат человека, который воспроизводит звуки, как бы служит потребностям языка, пользуясь возможностями организма. Каждый язык требует определённой постановки звука. Тут надо оговориться, что я совершенно не рекомендую никому стремиться к какому-то идеальному произношению. Потому что его нет. Но чтобы избавиться от явного акцента своего языка в иностранном, стоит придерживаться определённых правил. Скажем, снимать те точки напряжения, которые различны у носителей разных языков.

Недавно я общался с дамой — немкой, которая много лет живёт в Москве, по-русски говорит блестяще, но никак не может отделаться от узнаваемого немецкого акцента. И когда ей показали на меня как на специалиста по лингвистике, она посетовала на свою проблему. А дело было в ресторане. Я говорю ей: «Так, фрау. Можно отвести вас в уголок на пять минут?» И я её повёл, прихватив со стола зубочистку. Попросил даму сказать пару слов, а затем зубочисткой нажал на три точки с каждой стороны лица: на гортань и на щёки — на уровне рта у носогубных складок и на уровне ушей. И посоветовал ей эти места расслабить, а потом произнести фразу на русском языке. Не могу сказать, что после этого она заговорила по-русски идеально чисто, но с гораздо меньшим — в разы — немецким акцентом. Просто за счёт того, что поняла: кроме знания языка, есть вещи, которые требуют физической перестройки.

— Я всегда считал, что тот или иной акцент вызван в том числе историческими условиями проживания народа. Вот почему так разнится английское и американское произношение одного и того же языка? В первом случае — очень тщательная, «экстравертная» артикуляция каждого звука. Во втором — не всегда разборчивый, произносимый во рту, как бы в себя, текст. Я объяснял это так: пионеры шли на Дикий Запад, в лицо — ветер, широко рот раскроешь — забьёт песком или снегом, да ещё в зубах сигара. Отсюда и такое «интравертное» произношение.

— Это так. Но учти, что на American English накладывались акценты и других народов, участвовавших в формировании американской нации: немецко-голландская гортанность, испанское неразжимание губ и т. д. Всё влияет.

— У разных языков — своя мелодика. Скажем, у казахов синкопическая речь, с оттенками детского удивления (на русский слух) в вопросительных предложениях. У англичан — тоже фонетическая синусоида, с повышением интонации ближе к вопросу. Русские же говорят довольно монотонно, и эта монотонность выдаёт их этническую принадлежность, когда они изъясняются на иностранном языке…

— Интонирование — это то, что у субэтносов формировалось ещё до образования языков как таковых. В любом языке, в зависимости от региона проживания его носителей или их социального статуса, интонирование может быть совершенно различным. И здесь наблюдается больше различий между вариантами одного языка, чем даже между языками. Известно, например, что аргентинский вариант испанского языка взял практически итальянскую интонацию — благодаря огромному количеству переселенцев с Апеннин, которые новый язык — испанский — выучили, но сохранили при этом мелодику родной речи. Ирландцы и шотландцы, перейдя на английский, тоже сберегли исконную «раскачивающуюся» кельтскую интонацию. А южнорусская и украинская интонация обладаем гораздо большим диапазоном, чем средне- или северорусская. Потому что юг России был зоной переселения народов, в том числе тюркских. И язык там остался русским, славянским, но интонация была воспринята от других этносов. Хотя, конечно, в каждом языке есть классическая, рекомендуемая интонация, но она всё же гораздо в меньшей степени показатель принадлежности к языку, чем акцент, то есть характер произнесения звуков.

— Часто, приезжая в чужую страну и изучая необходимый словарный минимум, я ловил себя на том, что иду к языку через интонационное подражание.

— Совершенно правильно. Возвращаемся к концепции № 1: речь идёт о настраивании на волну, на поле языка. А ощущения, ассоциации, запахи, звуки, интонации — и есть проявления этой волны.

— Так как же ты избавляешь учеников от языковых страхов, заключенных в тех самых трех точках?

— С помощью традиционных дыхательных практик: вместе с правильным дыханием они обретают внутренний баланс, необходимый для того, чтобы говорить на чужом языке.

— Среди твоих двух-трех тысяч слушателей были такие, кто так все прекрасно запоминал, что с самого начала говорил без ошибок?

— Я переадресую вопрос. Тебе известны случаи, когда только что родившийся ребенок сразу начинал бегать?

— А все ли твои студенты одинаково хорошо и сейчас, спустя годы, помнят язык, который ты им преподавал?

— Конечно, кто-то пошел в обучении дальше, а кто-то язык и забыл. Но все с равным удовольствием вспоминают тот кайф, который вспыхивал на курсе в процессе постижения языка — от той легкости и свободы, с которой он дается. Одним из самых моих способных учеников был чисто конкретный браток, которому из производственной необходимости надо было в кратчайшие сроки выучить итальянский. Видимо, для общения с сицилийскими коллегами. К концу курса дела у него пошли настолько хорошо, что он в восторге стал звонить по мобиле и, отчаянно жестикулируя пальцами, орать в трубку: “Пацаны, я по-итальянски базарю!”