Александр Дмитриев - Подводники атакуют

• Название: Подводники атакуют
• Автор: Александр Дмитриев
• Издательство: ДОСААФ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1985

В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И. И., Щедрина Г. И., а также Васильева Г. К., Грищенко П. К., Кабо И. С., Константинова Ф. В., Матиясевича А. М., Таммана В. Ф.

---

Леонид Иванович Городничий и сам не промах — обнаружил противника без нашего предупреждения. Над конвоем рассыпалась гирлянда ракет. В разных направлениях замелькали светлячки трассирующих пуль и снарядов. Это реакции на торпедную атаку. Нам тут делать уже нечего. Теперь противник к себе не подпустит.

В нашу сторону идет миноносец. Погружаться?.. А как радиограмма? Она передана несколько раз, но квитанция еще не получена. Погружаться не будем: донесение нужно передать во что бы то ни стало.

Отходим на север, продолжая работать по радио. Только на седьмой раз удается передать радиограмму так, чтобы ее приняли: северное сияние и магнитная буря создали помехи, прервавшие на некоторое время радиосвязь.

Погрузились. Теперь есть время подробно разобраться в допущенных ошибках.

Старшина 1-й статьи Игнатьев приказал всем рулевым за полчаса до заступления на сигнальную вахту приходить в боевую рубку и там в темноте дожидаться «ночного зрения». Это правильно. Так же следует поступать и вахтенным офицерам. Ведь поднявшись ночью из освещенного отсека на мостик, в течение 15–20 минут невозможно толком ориентироваться в обстановке.

Теперь в центральном посту будет включаться только красный свет. Надеюсь, эти меры помогут успешнее вести ночной поиск. Но это не все. Моя ошибка, а также ошибка Гладкова — серьезная. Атаковать конвой нужно было в данных условиях не мне, а Гладкову. Старпом, как и другие вахтенные офицеры, тренировался на приборе в проведении ночных стрельб и имеет необходимые навыки.

Выскочив на мостик, я еще очень слабо различал противника, но взялся за ночной прицел. Сказалась привычка считать, что стрельба — сфера личной деятельности командира корабля. Гладков же, увидев меня на мостике, счел свою миссию оконченной и поспешил на свое место по боевому расписанию. Каждый занялся своим делом. Все получилось правильно... но только по форме. А по существу — промах.

Гладков прекрасно видел цель, а я ее только различал, правильно было бы старпому взять на себя инициативу начать атаку и довести ее до конца. Мне же следовало дать возможность подчиненному проявить эту инициативу или даже натолкнуть его на это. Одним словом, не была должным образом оценена роль вахтенного офицера при ночном поиске. Делаю серьезные выводы на будущее.

Другим нашим подводным лодкам удалось прилично потрепать конвой противника. Кроме лодки Городничего в атаку вышла лодка капитан-лейтенанта Николая Балина.

Последовавшие одна за другой атаки лодок встревожили фашистов. Началась «карательная экспедиция». Два дня подряд в нашем районе усиленно рыщут противолодочные корабли. Прошло четыре охотника. Настойчивость, с которой немцы пытаются прогнать нас от берега, подозрительна.

Продолжая ночной поиск, мы однажды обнаружили на фоне берега силуэты двух кораблей.

— Торпедная атака!

Не успел еще сигнал тревоги разнестись по отсекам, как с кораблей раздались два пушечных выстрела. Над лодкой повисли две «люстры» осветительных снарядов. Темнота раздвинулась.

Поднимая буруны, полным ходом на нас устремились два миноносца. Шесть или семь кабельтовых отделяют нас от их форштевней.

— Срочное погружение!

Не знаю, погружаемся ли мы на этот раз действительно медленнее обычного, или секунды стали длиннее, но только кажется, что лодка не отрывается от поверхности воды. Наконец стрелка глубиномера идет вправо. В другое время, наверное, показалось бы, что мы камнем летим вниз. Пять, десять, пятнадцать, двадцать метров!..

На этой глубине нас застала первая серия глубинных бомб. Зазвенело стекло, с подволока и переборок посыпалась пробковая изоляция.

Нас взяли в клещи: с каждого борта по миноносцу. Видимо, нас хорошо слышат. Куда бы мы ни повернули, они повторяют наш маневр. Новые и новые серии бомб рвутся над лодкой. Насколько возможно уменьшаем шумность. Ход минимальный. Рулями управляем вручную.

В отсеках считают количество взрывов. Это у всех уже вошло в привычку. Подсчитывать нелегко. Не только потому, что серия из шести-восьми бомб взрывается почти одновременно, но и потому, что после взрыва приходится осматривать отсек и механизмы.

У каждого свой «самый точный» метод подсчета. Некоторые делают отметки мелом на переборке. Другие просто загибают пальцы. К среднему результату, который всякий раз определяет старпом для записи в вахтенный журнал, обычно ближе всех оказывается трюмный Молодцов. Это уже не в первый раз. Долго хранил он в тайне свой «арифмометр». Сегодня рассказал. В правом кармане у него сто спичек. После каждого взрыва одна перекладывается в левый. Сейчас в правом кармане осталось четыре спички.

Но странное дело. Чем больше черточек на переборке или переложенных спичек, тем светлее становятся лица, спокойнее и увереннее движения! Впрочем, не так уж это странно: люди убеждаются в бессилии врага. И вот уже слышатся в отсеках остроты, шутки:

— Чем это мы им так насолили? Три часа успокоиться не могут.

— Не им насолили, а себе навредили, — перебивает Рыбаков. — Вспомните, как сегодня днем по милости «боцманят» и дежурного трюмного нас волной с перископной глубины на поверхность выбросило. Чуть ли не всю рубку показали. Вот сигнальный пост и вызвал сюда карателей. Транспорты пока в портах постоят. Бьют за дело — не умеем в шторм держаться под перископом.

...Идет десятый день нашего пребывания в море.

— Слышу шум винтов на курсовом сорок пять градусов правого борта.

На полном ходу всплываем под перископ. Крутая волна и наступающая темнота мешают подробно рассмотреть состав конвоя. Вижу лишь танкер 10–12 тысяч тонн, два сторожевика и несколько больших охотников.

Долгожданный сигнал торпедной атаки застает почти всех яа своих местах.

С дистанции 6 кабельтовых стреляю по танкеру. Сильный раскатистый взрыв торпеды служит основанием для взаимных поздравлений. Особую радость приносит доклад Круглова:

— Шум винтов танкера прекратился!

От атаки сторожевика уклоняемся сравнительно легко. Сброшено всего двенадцать глубинных бомб, и те разорвались на большом удалении от нас.

Эту победу, как и все остальные за поход, мы еще в базе решили посвятить приближающемуся празднику — 26-й годовщине Советской Армии и Военно-Морского Флота.

Но других побед в походе нам одержать не удалось. Фашисты не подпускают лодку к берегу: в течение пяти суток непрерывно бомбят район. Отмечаем до четырехсот взрывов ежедневно, причем только за относительно светлое время суток. А с наступлением темноты у берега то и дело вспыхивают осветительные ракеты, сверкают молнии трассирующих снарядов.

Нужно сказать, что никогда еще противник не отвечал такими энергичными контрмерами на потопление своих судов. Видимо, слишком тонка стала эта единственная артерия врага на северном фланге сухопутного фронта.

Не только подводные корабли, самолеты, но и немецкие подводные лодки стали теперь частыми гостями в районе наших позиций. На шестой день вынужденного пребывания вдали от берега встретились с тремя из них. Неуверенность в опознавании и прямое запрещение атаковать лодки спасли врага от потопления. Обидно.

В базу возвращаемся радостные. Салютным выстрелом возвещаем о потоплении рудовоза. Радует и хорошая работа механизмов после ремонта. В походе они выдержали большой и серьезный экзамен.

По велению сердца

Две недели назад мы возвратились в базу. Сейчас вышли в новый поход. Направляемся в логово врага.

Боевой приказ краток и точен: транспорты противника уничтожать, подводные лодки топить запрещается.

Суровое Баренцево море встретило нас жестоким зимним штормом еще на выходе из залива. Ход пришлось уменьшить.

Тяжелые свинцовые волны взбегают на палубу, взбираются на мостик. В люк непрерывно попадает вода. Помпа работает на откачку почти безостановочно. Холодные струи льются в центральный пост, на дежурных — трюмного и электрика. У рулевого в боевой рубке насквозь промокла куртка. А каково сигнальщикам?

Ледяные брызги и снежная крупа секут лицо. На одежде нарастает толстый слой льда. Очень хочется отвернуться, подставить ветру спину, дать отдохнуть уставшим глазам. Но делать этого нельзя. Сигнальщик даже в такой кромешной тьме не имеет права просмотреть плавающую мину. На переходе — это главная опасность.

Лодка решительно разрезает волны и в брызгах пены гордо мчится вперед. На душе становится веселее. Смотришь и невольно любуешься своей стальной красавицей.

Февраль здесь самый штормовой месяц в году. Он и на этот раз ревниво оберегает свою репутацию. Восемь суток подряд ревет буря. Море как кипящий котел. Даже на 30-метровой глубине лодку кренит по восемь-десять градусов на борт.

В один из дней ветер достиг ураганной силы. Пришлось отойти от берега. Громадные волны перекатывались через мостик. Верхние вахтенные привязались бросательными концами к тумбе перископа. Ударами волн вдребезги разбиты стекла в ограждении рубки. Смыло за борт ночной прицел. В довершение всего понизилась температура воздуха. Лодка начала обледеневать...