Игорь Фроянов - Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия

• Название: Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия
• Автор: Игорь Фроянов
• Издательство: Издательство С.-Петебургского университета
• Жанр: История
• Год: 1992
• ISBN: 5-288-00919-8

В монографии рассматриваются вопросы возникновения и развития новгородской государственности, социальной и политической борьбы в древнем Новгороде. Изучается характер народных волнений, прослеживается эволюция социальных и политических конфликтов. Существенное место отводится анализу борьбы Новгорода с Киевом за независимость, а также того влияния, которое эта борьба оказывала на становление новгородской республики.

Для научных работников, преподавателей истории, всех, интересующихся отечественным прошлым.

---

В. Л. Янин по поводу посольства Мирошки с другими влиятельными новгородскими мужами к Всеволоду пишет: «Формально оценивая цели этого посольства, мы могли бы предполагать в нем дружественный Всеволоду акт: новгородцы хотят видеть на своем столе сына Всеволода, а не его дальнего родственника. Однако реакция Всеволода опровергает такое предположение. Всеволод был заинтересован именно в княжении Ярослава Владимировича, и новгородцы хорошо знали это. Посольство было задержано Всеволодом на долгий срок».{43} Объясняя тайный замысел новгородцев, В. Л. Янин замечает: «У Всеволода в 1195 г. было четыре сына: старшему Константину было 9 лет (род. в 1186 г.), Юрию — 8 лет (род. в 1187 г.), Ярославу — 5 лет (род. в 1190 г.), Владимиру — 3 года (род. в 1192 г.). Расчет новгородцев достаточно ясен».{44} В. Л. Янин, видимо, предполагает, что новгородцы, стремясь посадить у себя князем малолетнего сына Всеволода, хотели стать полновластными хозяевами в собственном доме.

Доводы С. М. Соловьева и В. Л. Янина нас не убеждают. Если стать на их точку зрения, становится странным сам приезд Мирошки к Всеволоду. Во всяком случае, непонятно, на что мог надеяться глава противной Всеволоду партии Мирошка, отправляясь в стан к своему врагу. Не менее странным покажется и решение новгородцев направить Мирошку во главе посольства к Всеволоду, поскольку первый являлся политическим противником последнего. В этом случае заранее надо было предполагать неудачу мирошкиной миссии, что неправдоподобно.

По нашему мнению, в Новгороде тогда зрело недовольство Ярославом, которое к 1195 г. достигло большой остроты. Надо сказать, и ранее отношения новгородской общины с этим князем были отнюдь не идиллические. Ярослав, как мы знаем, много «пакостей творил» Новгородской волости, в то время как хороший правитель (князь), по убеждению древних людей, выступал в качестве гаранта и хранителя мира внешнего и внутреннего, обеспечивая благоденствие общине, которой управлял. И тут следует заметить, что перед 1195 г. благоденствие новгородской общины подверглось серьезному испытанию. По сообщению летописца, в 1194 г. «зажьжеся пожар в Новегороде въ неделю на Всехъ святыхъ, в говение, идуче въ заутрьнюю: загореся Савъкине дворе на Ярышеве улици, и бяше пожар зълъ; съгореша церкъви 10: святого Василия, святыя Троиця, святого Въздвижения, и много домовъ добрыхъ; и уяшауЛукини улици. И не ту ся зло устави за грехы наша, нъ на другыи день загореся на Чьглове улки, и погоре дворовъ съ 10. И потомь боле въздвижеся: той же недели въ пятници, въ търъгъ, загореся от Хревъкове улици оли до ручья Неревьскеи коньць, и съгоре церкъвии 7 и домове величии. Оттоле въста зло: по вси дни загарашеся невидимо и 6 месть и боле; и не съмяху людье тировати въ домъхъ, нъ по полю живяхуть; и потом погоре Городище. Томь же лете и Ладога погоре переди Новагорода, а потомь и Руса погоре; а въ Людини коньци погоре дворов 10; и тако ся чюжяше от Всехъ святыхъ до Госпожина дни».{45} Как видим, пожары в Новгороде были столь многочисленными и страшными, что жители города боялись жить в своих домах, но «по полю живяхуть». Выгорело даже Городище — резиденция новгородских князей. Горел не только Новгород, но и пригороды — Ладога и Руса. Бедствие, следовательно, приобрело общеволостные масштабы. В этой ситуации падение престижа Ярослава как правителя становилось неизбежным. А отсюда до изгнания князя оставался один шаг. По существу он и был сделан, когда негодующие на Ярослава новгородцы через своих послов просили Всеволода поменять его на сына. Не исключено, что в этой просьбе скрыт особый смысл, не разгаданный до сих пор исследователями. По верованиям древних народов, божественность правителя находит лучшее воплощение в его сыне.{46} Именно такой правитель, как казалось тогда людям, мог дать благополучие новгородской общине. Вполне вероятно, что в данном случае отразились и христианские мотивы безгрешности детей. Не отягченный грехами правитель был для новгородцев более желанным, чем Ярослав, являвший ему прямую противоположность. Наконец (и это всего вероятнее), тут могло быть переплетение языческих и христианских представлений, особенно если учесть, что на Руси XII в. наблюдалась смесь язычества с христианством.{47} Но как бы там ни было, ясно одно: в решении новгородцев возвести на княжеский стол малолетнего сына Всеволода нельзя усматривать лишь рациональный расчет, преследующий цель ослабить княжескую власть, сделав ее послушной игрушкой в руках новгородского боярства. Не надо забывать, что князь (будь он взрослый или младенец) прибывал в Новгород, окруженный свитой и дружиной. Князь осуществлял власть вместе со своими мужами. И если он был во младенческом возрасте, то роль приехавших с ним (прежде всего дядек-воспитателей) еще больше возрастала.{48} И не известно, было ли это лучше для новгородцев.

Нет причин рассматривать посольство Мирошки как недружественный акт Новгорода по отношению к Всеволоду. Новгородцы не порывают с владимиро-суздальским властелином. Напротив, они просят Всеволода дать им на княжение своего сына. Он понимает этот настрой новгородцев и потому принимает посланцев: «И прия Всеволодъ Мирошку и Бориса и Иванка и Фому…»{49} Летописное речение «прия» — знак, свидетельствующий о том, что все поначалу шло без особых осложнений.

Но приняв новгородское посольство, Всеволод задержал его «и не пусти» в Новгород. Поступок Всеволода может быть истолкован по-разному. Логично предположить здесь еще одну попытку Всеволода распорядиться по-своему новгородским княжеским столом, т. е. продолжить политическую линию, начатую еще Андреем Боголюбским. Однако допустимо и другое: Всеволод, возможно, имел договоренность с Ярославом относительно княжения в Новгороде и не хотел ее нарушить. Отдавая предпочтение первой версии, поскольку она ложится в русло внешней политики князей Северо-Восточной Руси второй половины XII в., обратим внимание и на такой существенный, как нам представляется, факт: отсутствие полного согласия новгородцев насчет Ярослава, после изгнания которого, как сообщает летописец, «жяляху по немь въ Новегороде добрии, а злии радовахуся».{50} Едва ли для Всеволода несогласия новгородцев по поводу Ярослава были секретом. Зная о них, он и занял выжидательную позицию, задержав Мирошку «со товарищи» у себя. Новгородцы не могли, разумеется, расценить это иначе, как покушение на их свободу выбора князей: «кде имъ любо, ту же собе князя поимають».{51} Из Новгорода последовал демарш «посадника деля Мирошке и Иванка и Фоме». Всеволод в конце концов отпустил Бориса и Фому, но Мирошку и Иванка «не пусти», чем «розгневи новгородьце», которые по вечевому решению («съдумавъше») «показаша путь из Новгорода и выгнаша и на Гюргевъ день, осень, Ярослава князя».{52} Изганного князя приютил новгородский пригород Новый торг, где Ярослава жители «прияша с поклоном». Значит, не только в главном городе, но и в волости не было единства относительно Ярослава. Его шансы вернуться в Новгород, следовательно, не были столь уже безнадежны. А чем ответил Всеволод на акцию новгородцев? Он «новгородьце измав… за Волокомь и по всей земли своей, дьржаше у себе, не пусти ихъ Новугороду; нъ хожаху по городу по воли Володимири». Свидетельство летописца о вольном содержании во Владимире «изыманных» новгородцев указывает на сдержанность Всеволода, не доводившего дело до крайности и терпеливо ожидавшего благоприятной развязки событий. Расчет его оказался верен: новгородцы преодолели свои разногласия и снова пригласили на стол Ярослава: «Идоша из Новагорода передний мужи сътьскии и пояша Ярослава съ всею правьдою и чьстью; и приде на зиму Ярославъ по Крещении за неделю и седе на столе своемь, и обуяся съ людьми, и добро все бысть».{53} Как явствует из этой записи, люди (т. е. массы новгородцев) выступали в качестве самостоятельной активной силы при изгнании и приглашении Ярослава. Вопрос о княжении всколыхнул, собственно, весь Новгород, а не отдельные группы соперничающих бояр. В этой связи становится понятной ремарка летописца, который, рассказав о возвращении посадника Мирошки, заметил, что он «сидел два лета за Новгород». Тут Новгород мыслится как вся новгородская община в целом без какого бы то ни было изъятия.{54} Показательно и то, что приезду Мирошки «ради быша Новегороде вси от мала и до велика».{55}

Необходимо подчеркнуть, что враждебность Мирошки к Всеволоду фактами не подтверждается. Она есть плод воображения некоторых историков, а не историческая реальность. Именно отсутствие в источниках ясных сведений позволило другим исследователям отнести Мирошку к друзьям Всеволода и называть его главой «суздальской партии».{56}

И в дальнейшем Мирошка посадничал без видимых конфликтов со Всеволодом, с его представителями на новгородском княжеском столе. Наоборот, известны случаи сотрудничества (совместной «думы») князя и посадника по важнейшим вопросам новгородской жизни.{57}