Игорь Фроянов - Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия

• Название: Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия
• Автор: Игорь Фроянов
• Издательство: Издательство С.-Петебургского университета
• Жанр: История
• Год: 1992
• ISBN: 5-288-00919-8

В монографии рассматриваются вопросы возникновения и развития новгородской государственности, социальной и политической борьбы в древнем Новгороде. Изучается характер народных волнений, прослеживается эволюция социальных и политических конфликтов. Существенное место отводится анализу борьбы Новгорода с Киевом за независимость, а также того влияния, которое эта борьба оказывала на становление новгородской республики.

Для научных работников, преподавателей истории, всех, интересующихся отечественным прошлым.

---

С приглашением Мстислава Давыдовича на новгородское княжение В. Л. Янин связывает новое возвышение Завида Неревинича.{29} Однако насколько минимальным было влияние Мстислава в вопросе о посадничестве, показывает тот факт, что Завид в его княжение ушел в Смоленск к Давыду, уступив должность посадника Михалке Степановичу. Его уход был, судя по всему, вынужденный, вызванный грозящей опасностью со стороны новгородцев. Завид вовремя укрылся в Смоленске, что подтвердили дальнейшие события. «Той же зиме Новегороде, — сообщает летописец, — убиша Гаврила Неревиниця, Ивачя Свеневиця, и съ моста съвьргоша».{30} Надо полагать, что Гаврила являлся братом Завида,{31} а Ивач Свеневич — одним из его сподвижников или «приятелей». Казнь, которой подверглись Ивач и Гаврила, была скорее всего публичной, осуществленной по решению веча, поскольку убийство и сбрасывание с моста — способ расправы с теми, кто совершил тяжкие преступления против Новгорода. Недаром запись о казни соседствует с известием о происшествиях в Смоленске: «Въ то же время въстань бысть Смоленьске промежи князьмь Давыдом и смолняны, и много головъ паде луцьших муж». Это соседство как бы намекает на сходство событий в Новгороде и Смоленске, заключавшееся в обострении противоречий внутри городских общин, вызванное обстоятельствами местной жизни. Данное сходство привлекло внимание Л. В. Алексеева, выявлявшего общие причины, новгородских и смоленских волнений. Их одновременность, полагает исследователь, не может быть отнесена к разряду простых случайностей. Л. В. Алексеев пишет: «Дендрохронология Новгорода, Смоленска, смоленских городов Торопца и Мстиславля показывает, что 1186 г. был неурожайным. Дело происходило в конце (мартовского) года, т. е. в феврале, когда запасы истощились. Голодная беднота Смоленска и Новгорода громила запасы бояр. Так выясняются неясные ранее причины народных волнений в этих двух городах».{32} По поводу этих суждений ученого А. Ю. Дворниченко верно заметил, что «о бедноте, громящей запасы бояр, летопись ничего не сообщает»,{33} хотя «неурожай 1186 г., о котором говорит дендрохронология Новгорода, Смоленска, Торопца и Мстиславля, вполне мог быть причиной волнений в Новгороде и Смоленске»,{34} вызвав оживление языческих представлений, согласно которым ответственность за благополучие общины несли ее лидеры, применительно к Древней Руси — князья, бояре и высшее духовенство. Поэтому нерожайные годы влекли за собой смену правителей, нередко «под наказанием». Для Новгорода такой порядок вещей не вызывает сомнений.{35} Языческую подоплеку замены властителей необходимо учитывать при изучении политической истории Новгорода.

Бегство Завида в Смоленск и казнь его доброхотов явились прологом к изгнанию Мстислава. В 1187 г., как и следовало ожидать, «выгнаша новгородьци князя Мьстислава Давыдовиця, и послаша къ Всеволоду Володимирю по Ярослава по Володимириця; и въниде в Новъгород, и седе на столе месяця ноября в 20».{36} Кто скрывался за обозначением «новгородцы» уразуметь нетрудно. Это — широкие круги жителей волховской столицы, включавшие знать и рядовое людство. Летописец не дает повода думать, что в вопросе об изгнании Мстислава у новгородцев не было единомыслия. Напротив, всем тоном своего повествования он указывает на их полное согласие.

Пребывание Мстислава Давыдовича в Новгороде нельзя истолковывать как пример неразрывной связи тех или иных княжеских линий с определенными группировками (партиями) новгородского боярства. Мы знаем, что, кроме Завида Неревинича, поддерживавшего смоленских Ростиславичей, при нем должность посадника занимал Михалка Степанович, принадлежавший к числу доброжелателей князя Всеволода и его ставленников. Подобные передвижения в посадничестве, лишенные, казалось бы, логической последовательности убеждают в относительном характере боярских симпатий и антипатий, которые нельзя воспринимать в качестве сложившихся политических принципов, направлявших деятельность партий среди новгородского боярства. С этой точки зрения не покажется убедительной характеристика В. Л. Яниным Михалки Степановича как «политического противника» князя Мстислава.{37} Такого рода характеристики расходятся с реальным положением вещей в древнем Новгороде.

Возвращение в Новгород князя Ярослава Владимировича должно было, если следовать теории взаимозависимости князя и посадника, привести к усилению позиций Михалки Степановича. Но случилось другое. В 1189 г. «отяша посадницьство у Михаля и вдаша Мирошки Нездиницю».{38} С. М. Соловьев объяснял передачу посаднической власти тем, что одна из борющихся сторон «начала брать верх: у Михаила Степановича отняли посадничество и дали его Мирошке Нездиничу, которого отец Незда был убит за приверженность к Ростиславичам смоленским, следовательно, имеем право думать, что Мирошка наследовал от отца эту приверженность и стоял за Мстислава Давыдовича против Ярослава».{39} Приверженность Мирошки к группировке, враждебной Ярославу, устанавливает и В. Л. Янин. У этой группировки еще не было сил заменить Ярослава своим ставленником. Новому посаднику пришлось сосуществовать с нежеланным князем. По В. Л. Янину, «сосуществование Мирошки и Ярослава Владимировича является ярким примером политического двоевластия в Новгороде». Год прихода к власти Мирошки для исследователя служит гранью в политической жизни Новгорода: «Если до 1189 г. основной политической чертой новгородского посадничества был активный союз с князем, взаимная поддержка князя и посадника, в силу чего княжение получало преимущество перед боярской властью, теперь посадничество противостоит князю, возвращает себе характер антикняжеской организации. Формирование республиканской государственности Новгорода вступает в новую фазу».{40}

Представляется бездоказательной мысль о получении Мирошкой посадничества в результате борьбы враждующих боярских группировок. В летописи, по которой мы можем воспроизвести обстоятельства возвышения Мирошки, эта борьба не прослеживается. Под пером летописца выступает нерасчлеиенная масса новгородцев, изгоняющих Мстислава Давыдовича и просящих Ярослава у Всеволода, лишающих Михаля посадничества и дающих его Мирошке.

Создавая свою версию прихода к власти Мирошки Нездинича, В. Л. Янин не учитывает летописное известие, которое, по нашему мнению, вскрывает главную причину смены посадников. По сообщению летописца, в 1188 г. «на зиму бысть дорогъвь, оже купляху по две ногате хлебъ, а кадь ръжи по 6 гривнъ».{41} Упоминаемая в летописи «дороговь» — следствие, надо полагать, неурожая. Таким образом, 1186 г., выявляемый с помощью дендрохронологии как неурожайный, имел свое продолжение. Стихийные бедствия вели за собой привычные в древних обществах карательные акции, направленные против местных правителей. Вспомним бегство посадника Завида в Смоленск и замену его Михалкой Степановичем, казнь Ивача и Гаврилы, изгнание Мстислава Давыдовича. Аналогичная судьба теперь постигла Михаила, у которого новгородцы «отяша» посадничество, передав бразды правления Мирошке. Нельзя, разумеется, полностью исключать политическую борьбу различных групп новгородского боярства за власть при объяснении персональных перемен в княжении и посадничестве. Однако нет никаких оснований считать ее единственной пружиной этих перемен. Языческие представления о существе власти правителей во многом предопределяли перестановку лиц, выступающих в качестве князей и посадников.

Не является убедительным и мнение о Мирошке как недруге князя Ярослава и главе антисуздальской партии. По С. М. Соловьеву, подтверждением того, что Мирошка «стоял за Мстислава Давыдовича против Ярослава», является поездка в 1195 г. Мирошки вместе с Борисом Жирославичем, сотским Никифором, Иванкой и Фомою к Всеволоду «с просьбой сменить Ярослава и дать на его место сына своего. Что же сделал Всеволод? Чтоб оставить Ярослава спокойным в Новгороде, он задержал Мирошку с товарищами как глав противной Ярославу стороны, потом отпустил Бориса и Никифора, но продолжал держать Мирошку, Иванка и Фому, несмотря на просьбы из Новгорода о их возвращении; наконец, отпустил Фому, но все держал Мирошку и Иванка…».{42}

В. Л. Янин по поводу посольства Мирошки с другими влиятельными новгородскими мужами к Всеволоду пишет: «Формально оценивая цели этого посольства, мы могли бы предполагать в нем дружественный Всеволоду акт: новгородцы хотят видеть на своем столе сына Всеволода, а не его дальнего родственника. Однако реакция Всеволода опровергает такое предположение. Всеволод был заинтересован именно в княжении Ярослава Владимировича, и новгородцы хорошо знали это. Посольство было задержано Всеволодом на долгий срок».{43} Объясняя тайный замысел новгородцев, В. Л. Янин замечает: «У Всеволода в 1195 г. было четыре сына: старшему Константину было 9 лет (род. в 1186 г.), Юрию — 8 лет (род. в 1187 г.), Ярославу — 5 лет (род. в 1190 г.), Владимиру — 3 года (род. в 1192 г.). Расчет новгородцев достаточно ясен».{44} В. Л. Янин, видимо, предполагает, что новгородцы, стремясь посадить у себя князем малолетнего сына Всеволода, хотели стать полновластными хозяевами в собственном доме.