Игорь Фроянов - Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия

Скачивание начинается... Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Описание книги "Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия"
Описание и краткое содержание "Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия" читать бесплатно онлайн.
В монографии рассматриваются вопросы возникновения и развития новгородской государственности, социальной и политической борьбы в древнем Новгороде. Изучается характер народных волнений, прослеживается эволюция социальных и политических конфликтов. Существенное место отводится анализу борьбы Новгорода с Киевом за независимость, а также того влияния, которое эта борьба оказывала на становление новгородской республики.
Для научных работников, преподавателей истории, всех, интересующихся отечественным прошлым.
Лапидарная запись летописца легла в основу концепции советских историков о «племенных княжениях». Правда, изучение этого и других летописных сообщений привело к различным вариантам их прочтения. Так, П. Н. Третьяков наделял государственным характером упоминаемые летописью племена и «княжения», усматривая в них «полупатриархальные — полуфеодальные» политические союзы.{190} Сходным образом рассуждает В. Д. Королюк, согласно которому «племенные княжения» есть первичная и примитивная форма раннефеодальной славянской государственности.{191}
По словам И. И. Ляпушкина, «признание племенных княжений в качестве государственных образований естественно предполагает классовое общество с отчетливо выраженным экономическим неравенством, появление городов не только как административно-политических и религиозных пунктов, но и как центров ремесла и торговли; наличие вооруженных сил в виде дружины и других атрибутов, свойственных государству».{192} И. И. Ляпушкин не находит в истории восточных славян VIII–IX вв. всех этих атрибутов и потому отказывается признать в «племенных княжениях» государственные образования. «Мы полагаем, — пишет он, — что исследователи, считающие племенные княжения союзами племен, т. е. последней ступенью развития первобытнообщинных отношений, стоят ближе к истине».{193}
С большей гибкостью рассуждает В. В. Мавродин, оценивая «племенные княжения» как переходную форму «от союзов племен к государству, как своеобразные протогосударства восточных славян».{194} Они «еще не были государствами, но таили в себе зародыши государства».{195}
В. Т. Пашуто, относя племена Повести временных лет к политическим объединениям, не определяет их характер. Но поскольку у него союзы земель (племен) превращаются в Древнерусское государство, можно думать о догосударственной или предгосударственнои их сути.{196}
Отличает «племенные княжения» от государственных образований и Б. А. Рыбаков. Союзы племен, по Б. А. Рыбакову, — это «политическая форма эпохи военной демократии, т. е. того переходного периода, который связывает последние этапы развития первобытнообщинного строя с первыми этапами нового классового строя». Появление племенных союзов было отражением «прогрессивного развития институтов родоплеменного строя», подготовлявшего будущие феодальные государства.{197} Б. А. Рыбаков предлагает следующую схему возникновения государства на Руси: союз превращается в суперсоюз (союз союзов), а суперсоюз в восточно-славянское государство. Превращение суперсоюза в государство, устанавливаемое Б. А. Рыбаковым, дает основание заключить, что суперсоюз, по крайней мере в начальной стадии своего существования, не являлся государством. Но Б. А. Рыбаков не последователен: мы узнаем от него и нечто иное. Относя союз племен к высшей ступени развития первобытнообщинного строя, отмечая, что «создание союза было уже подготовкой к переходу к государственности», он о союзе союзов (суперсоюзе) говорит следующее: «Когда же общество поднимается на порядок выше и создает из союзов племен новое (и количественно, и качественно) объединение, «союз союзов» племен, то вопрос о государственности может решаться только однозначно — там, где интеграция племен достигла такого высочайшего уровня, государство уже сложилось».{198}
Как видим, в советской историографии нет единого мнения по вопросу о «племенных княжениях». Одни ученые относят их к ранним политическим и государственным образованиям, а другие — к учреждениям родоплеменного строя.
Такое разноречивое толкование «племенных княжений» обусловлено отсутствием должной четкости в общих установках и скудостью источников. Сказываются здесь и вольности в области терминологической. Дело в том, что «племенное княжение» — термин, придуманный современными историками. Летописи он не известен. Повесть временных лет сообщает, что по смерти Кия, Щека и Хорива «держати почаша род их княженье в полях, а в деревлях свое, а дреговичи свое, а словене свое в Новегороде, а другое на Полоте, иже полочане».{199} Совершенно ясно, что слово «княженье» в устах летописца означает княжеское правление. Наши же историки истолковали его в территориально-политическом ключе.{200} В результате появилась идея о «племенных княжениях» как территориальных племенных объединениях, в которых княжеской власти придавалось столь важное значение, что вполне логичным казался вывод об их политическом и государственном свойстве. А затем, как это бывает в науке, возник стереотип, не вызывающий ни малейшего сомнения, и повторяемый по привычке. Так, собственно, из ничего была создана целая научная проблема, обросшая к настоящему времени внушительной литературой.
Сказанное относится и к новгородским словенам. А. В. Куза и Д. А. Мачинский, например, вкладывают в понятие «княжение», связанное с Новгородом, территориальный смысл.{201} Г. С. Лебедев рассматривает Ладогу и Новгород «в качестве элементов единой системы словенского племенного „княженья”. Центр его находился на берегах оз. Ильмень в районе Новгорода. Персонально он состоял из сгустка различных по функциям поселений, сгруппированных вокруг Перыни — святилища Перуна».{202} Словенское «княжение», как и «княжения» других восточнославянских племен, автор отождествляет с началом феодальной государственности на Руси. Он пишет: «Основу этногеографической карты ПВЛ образуют четыре славянских племени…: поляне, дреговичи, словене-полочане и словене-новгородцы. Четыре славянских „княженья”, протянувшиеся с юга на север вдоль, „Пути из варяг в греки и из грек”, по которому прошел апостол Андрей Первозванный (а с его путешествия и пророчества автор ПВЛ открывает собственно историю восточных славян), четыре наиболее развитых раннегосударственных образования, сложившиеся задолго до появления варягов в Восточной Европе и представляющие собой начальную форму феодальной государственности, составляют как бы каркас древнейшей Руси, ее становой хребет, разместившись на важнейших, магистральных путях славянского расселения».{203}
Известия Повести временных лет о «княжении» у новгородских словен не дают оснований для столь далеко идущих выводов. Они позволяют говорить лишь о том, что словене имели собственных князей, власть которых была постоянной. Их происхождение связано с эволюцией института племенных вождей. Поэтому история новгородских князей уходит корнями своими в глубь столетий. Напомним, кстати, что Ф. Энгельс убедительно продемонстрировал, как у древних германцев племенной старейшина-вождь превращался в короля.{204} Этим он генетически соединил власть племенного вождя с королевской властью. Однако в историографии последнего времени, посвященной Новгороду, высказывается мнение о чужеродности и вторичности княжеской власти, привнесенной якобы со стороны сперва варягами, а потом — киевскими князьями. Это мнение высказал В. Л. Янин. На чем построены его доказательства? В основном на обнаруженной им экстерриториальности князя и дружины по отношению к Новгороду.{205} Когда в IX в. новгородцы приглашают к себе князя, он, по словам ученого, «не становится хозяином детинца, уже принадлежавшего жрецам и вечевому собранию. Резиденция князя возникает на противоположном берегу Волхова — за границей первоначальных городков, как бы вовне Новгорода». Она (Ярославово Дворище) — «не замок, а городская усадьба, — может быть, немного больше других усадеб». Что касается Ракомы и Городища, где также пребывали князья, то они удалены были от города еще на большее расстояние, чем Ярославово Дворище. Экстерриториальность князя, по В. Л. Янину, свидетельствует «о вторичности его власти по отношению к автохтонным политическим институтам», и прежде всего к вечу.{206} В. Л. Янин противопоставляет новгородскую экстерриториальность «обычному порядку вещей», наблюдаемому в других стольных городах Руси. На поверку, однако, оказалось, что подобная экстерриториальность не была чужда Киеву, Пскову, Смоленску, городам Северо-Восточной Руси.{207} Уже это обстоятельство делает позицию В. Л. Янина неустойчивой.{208} Поэтому экстерриториальность новгородских князей, о которой пишет В. Л. Янин, нуждается в дополнительном осмыслении. Интересное объяснение ей предлагает А. В. Петров: «Можно считать, что изолированное положение резиденций древнерусских князей по отношению к основным кварталам их столиц было обусловлено традицией, которая восходила к отмеченным Д. Фрэзером особенностям первобытной идеологии, утверждавшей необходимость некоторой изоляции вождя-правителя. С этой точки зрения, традиционная экстерриториальность древнерусских князей убедительно свидетельствует не о вторичности и чужеродности княжеской власти, а как раз наоборот, об исконности и исключительной древности данного института».{209} Принимая в принципе предположение А. В. Петрова об отражении первобытных представлений о власти вождя в особенностях размещения княжеских резиденций на Руси, заметим, что это — не. прямое отражение, а трансформированное, осложненное социально-политическими сдвигами и сменой древних князей восточного славянства пришлой генерацией правителей, получившей имя Рюриковичей. Чужеродность Рюриковичей относительно восточнославянского общества не могла не повлиять на их взаимоотношения с туземцами. В результате на измененные временем архаические представления о жилище вождя наложились новые понятия, возникшие у восточных славян вследствие появления у них в качестве властителей норманнских конунгов, а также их потомков, что и породило ту экстерриториальность князей в древнерусских городах, которая прослеживается в источниках.
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!
Похожие книги на "Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия"
Книги похожие на "Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Отзывы о "Игорь Фроянов - Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия"
Отзывы читателей о книге "Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия", комментарии и мнения людей о произведении.