Уильям Салливан - Тайны Инков

• Название: Тайны Инков
• Автор: Уильям Салливан
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2000
• ISBN: 5-7838-0400-2

Издательство «Вече», выпустив около 20 книг в популярной серии «Великие тайны», продолжает избранную тематику таинственного и загадочного в новой серии «Тайны древних цивилизаций», которую открывает книга «Тайны инков». В этой книге воедино сплетены увлекательная история, удивительные мифы и потрясающая тяга инков к звездам…

William Sullivan
THE SECRET OF THE INCAS.
Myth, Astronomy, and the War against Time
_{© Перевод. Марчук H., 1998.}

---

Хотя и ацтеки, и инки пытались сохранить Пятое Солнце, ацтеки впали в самый глубокий ад черной магии, где каждая метафора есть буквальная истинность, а всякая опасная человеческая черта — выражение божества. Ацтекские представления созревали на протяжении исторического инкубационного периода великих страданий и опасений. Называемые более старыми жителями долины Мехико чичиме-ками, «потомками собак», которые перемещались, чтобы заполнить вакуум, оставленный тольтеками, ацтеки кочевали более чем полтора столетия, прежде чем наконец осели приблизительно в 1325 году на единственной доступной им земле, скудном острове посередине болота. Подобно пожирающему змею ястребу на мексиканском кактусе, которого, как гласит легенда, они там встретили, ацтеки поднимутся на вершину господства над своими бывшими мучителями и превратят свой скудный край в столичный центр блеска и могущества.

Было так, словно ацтеки, длительное время предававшиеся засушливым и холодным краям мексиканского севера, стали теперь заколдованными, так как корзину за корзиной они вычерпывали из своего болота грязь, чтобы воздвигнуть себе остров и создать свои каналы. В подобном суеверию учении Дона Хуана из Карлоса Кастаньеды (или любого хорошего глубокого психолога), ацтеки стремились создать остров сознания, тоналъ, ацтекское слово для обозначения «солнца» и «света», среди черных вод подсознания, науаля, невидимого духовного мира. Их умственные конструкции, воплощенные в высоких белых пирамидах их племенного бога Уицилопочтли, идентифицировались теперь с (Пятым) Солнцем, освобождались от вод, чуждых привычным элементам их кочевого прошлого. Ацтеки были народом, окруженным врагами, третируемым как варвары, народом, который жадно поглотил героическое тольтекское наследие и столкнулся в нем с космической драмой своего собственного положения. Истина состояла в том, что ацтеки, как и Пятое Солнце, были полностью окружены врагами, — врагами, столь же многочисленными, как и звезды. Теночтитлан стал материализацией ацтекского тоналя, островной «крепостью сознания, вечно осаждаемой монстрами из глубин.

И так, таким же образом, как первой защитой души от страха является гнев, ацтеки создали империю Гнева, а Теночтитлан был ее котлом. Он кипел огнем, зажженным в грудной полости своих жертв с вырванными сердцами, и воспроизводился в десяти тысячах котелках победоносных воинов, которые поедали самые лучшие куски этих жертв, чтобы «сохранять Солнце живым». Поспешная экстраполяция из древней базы данных местной американской мифологии прототипов такого поведения привела некоторых современных антропологов к нелепому утверждению, будто человеческие жертвоприношения ацтеков были ответом на недостаток белков в питании в долине Мехико. Но тогда крайности неконструктивного материализма и фанатического мистицизма сходятся на том же одиноком мысе, изолированном в темноте под холодным суровым небом.

Это издание не разрешит загадку того, как Война со Временем задумывалась и осуществлялась — хотя и весьма различными способами — одновременно теми народами, между которыми, как думалось, существовало мало исторических связей. По крайней мере в настоящее время всякий ответ был бы преждевременным. Слишком много источников надо еще абсорбировать и слишком мало еще ученых предполагают существование технического языка мифологии.

Тем не менее в этом пункте кажется уместным отважиться на заключение. Когда падают Лиса и Кецалькоатль, которые не смогли привязать колюр солнцестояния к Млечному Пути и которым помешал вспорхнувший перепел с его специфической привычкой грызть кости усопших, наступает время позаботиться о методе и о здравом смысле. Пока господствует тупик, созданный условностями сравнительного метода, истинный контекст и драма исторического катаклизма, известного как испанская конкиста Нового Света, останется неисследованной.

Это замечание не является призывом к сверхупрощению. По той причине, что инки являлись наследниками той же древней идеи-формы, что и ацтеки, они не могли ответить иначе на признаки надвигавшейся катастрофы.

Инкская цивилизация была связана с давней печалью, проявляющейся через их мифы о великих циклах созидания и потерь. Как и множество других племен, инки пережили наследие войны и сохранили память о лучших днях. Это «переживание» придало инкам известную степень сострадания, беспристрастное управление их Империи и наследие красоты, которые они оставили после себя и многие из которых были разрушены. Инкский опыт отразил психологическую истину: что если сопротивляться гневу, что неизбежно вызывает страх, то наступает печаль, а вместе с нею отказ от героических поисков. Это проникновение в человеческую природу прекрасно схвачено в словах сказочника Майкла Мида: «Цена даров природы включает отказ от героических поисков и принятие циклов рождения и смерти… Красота в природе связана с печалью, и никакой героизм не может удалить печаль, не уничтожив красоту»[121].

Инки наиболее замечательны тем, что они встали над искушением позволить себе примитивную племенную ненависть своего времени. В борьбе с устрашающим видением будущего инки черпали скорее воды печали, чем гнева, моделируя империю по образу молитвы. И если эта молитва, возносимая в высь душами убитых детей, отображала подорванные силы веры, она также показывала самую страшную из всех печалей: предчувствие, что Творец мог отречься от своего творения. Подобно заядлому игроку, который, испытав горечь поражения, добивается божественного одобрения в настоящей полосе побед, инки рисковали всем ради знамения в небесах.

Для инков золото было символическим выражением этой печали, называемой ими «слезами Солнца», слезами, проливаемыми при виде человеческой глупости. Золото — а также серебро, слезы Луны — были настолько священными металлами, что ни один сделанный из них и привезенный в Куско предмет никогда нельзя было трогать под страхом смертной казни. На земле, не знавшей денежной системы, ценность золота заключалась в свойственной ему красоте, — красоте, которую инки использовали для выражения вечного удивления мира живых.

Первые достигшие Куско испанские всадники были ошеломлены золотым садом во внутреннем дворе храма Солнца. В нем были изображения в натуральную величину маиса и других продовольственных растений, цветов, золотых лам. У фонтана из золота стояли огромные золотые и серебряные урны, переполненные маисом и другими жертвенными подношениями. Внутренние стенки были покрыты золотом, а по направлению к восходу солнца располагалось изображение Солнца, покрытое изумрудами и другими драгоценными камнями. Бесчисленные золотые сосуды были покрыты изображениями всякой живой твари — птицы, змеи, рака и гусеницы. Инки тоже «страдали сердечной болезнью, специфическим средством от которой было золото». Конечно, если Солнце и Луна роняли такие слезы, то должно иметься милосердие в самом сердце мироздания.

Все незахороненное инкское золото теперь утрачено, переплавлено в слитки[122], которые пошли на финансирование отпора христианского мира Оттоманской империи. Возможно, самая незабываемая ирония андской истории заключена в этой концентрации золота. Если бы инки никогда не задавались целью вырвать более скромные циклы рождения и смерти из челюстей великого Крушения, испанцы могли бы подняться в Анды и встретить здесь заброшенное адское захолустье обнищавших и враждующих племен. Они же, напротив, нашли в слезах Пятого Солнца то «специфическое средство», которое выполнит пророчество Инки Виракочи.

Для инков всегда существовало только одно озеро — Титикака. Спокойное и не от мира сего, озеро Титикака по сей день остается неприступным из-за того, что содержит так много из прошлого, остается озером потерь в самом сердце Империи Печали. Я полагаю, что тот, кто решился бы пуститься в столь далекое путешествие, особенно в те беспокойные времена, совершил бы великую ошибку, если бы не пошел к Острову Солнца посмотреть там уникальное совершенство его инкской святыни, осуществляющей вечный круговорот вод из бездны. И находясь там, возможно, не было бы ошибкой если и не произнести молитву, то по крайней мере запомнить и для инков, и для нас самих твердый урок из нашего общего наследия: «Это также должно пройти».

ГЛАВА 11 ОБРАЗ ПРОШЛОГО

I

Современная схема черной магии не могла бы придумать более надежного сценария, чтобы затмить разум последнего Инки, Уайны Капака, нежели события и условия, которые терзали его последние дни. Обезопасив северную границу Империи и освободившись на время от формальных обязанностей при дворе в Куско, Уайна Капак пользовался редкой возможностью быть самим собой. Он любил женщин и спиртные напитки, однако обладал характером настолько великодушным, что эту интермедию в царстве Кито вспоминали со всей нежностью шекспировской пирушки. В разгар этого золотого момента с побережья пришли посланники, объявив о прибытии чужестранцев, приплывших в плавучих домах, — чужестранцев настолько жестоких, что они напугали ягуаров царских зоологических садов.