Глеб Голубев - Улугбек

• Название: Улугбек
• Автор: Глеб Голубев
• Издательство: М.: Молодая гвардия,
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1960

---

Но пока он еще молод, безвестен, и Улугбек даже не подозревает о его существовании.

Молодой правитель продолжал без особых забот отдавать свои дни охоте, а вечера - пирам и беседам с мудрецами. Внешне его жизнь пока ничем не отличалась от той, какую вели все правители Самарканда до него и после него. У него было четыре жены и пять наложниц, подрастали дети. Правда, он их почти не видел: все его дочери и сыновья росли в Герате, у бабки Гаухар-Шад. Этот обычай, заведенный Тимуром, она продолжала ловко использовать, чтобы обезопасить себя от будущих претендентов на власть. Пример Улугбека, который вырвался из-под ее опеки и стал самовластным правителем, казался ей достаточно поучительным.

Увлечение охотой сблизило Улугбека в эти годы еще с одним примечательным человеком, которому суждено было стать его самым большим и верным другом, даже более преданным и любящим, чем родные сыновья правителя. Его звали Алладин Али ибн-Мухаммед, и был он простым сокольничим, - эта придворная должность называлась «кушчи». Кличка так привязалась к юноше, что его потом стали называть не тем именем, которое он получил при рождении, а просто Али-Кушчи. Еще позднее, когда он, как и Улугбек, стал большим ученым и продолжателем дел своего друга и учителя, Али-Кушчи назовут еще «Птолемеем своей эпохи».

Но пока они оба не ведают о своей грядущей славе, носятся на взмокших конях среди зарослей тугаев и камыша по берегам Сыр-Дарьи, хвастают друг перед другом убитой дичью, а вечерами, вытянувшись на ковре у костра, смотрят, засыпая, на звездное небо и ведут тихие, задушевные беседы обо всем на свете. У правителя не было тайн от своего юного друга. Даже о щекотливых интригах гарема он мог спокойно советоваться с ним.

Постепенно Али-Кушчи стал словно ожившей тенью Улугбека. Он сидел позади него и слушал ученые споры. Вместе с правителем он обсуждал планы новых построек, которыми тот мечтал украсить Самарканд - «Лик Земли».

На Регистане, напротив медресе, воздвигли ханаку для бродячих дервишей. Улугбек сделал и еще одну уступку духовным наставникам. Он приказал изготовить из серого мрамора громадную подставку для книги корана в соборную мечеть Тимура. Пюпитр этот сохранился до наших дней. Теперь он стоит во дворе полуразрушенной мечети. Если коран, который чтецы клали на него, соответствовал таким размерам, то это, пожалуй, была самая большая рукописная книга в мире. Но, к сожалению, она куда-то бесследно исчезла еще в прошлом веке, остались лишь предания о ней.

Неподалеку от Регистана было выстроено громадное здание городских бань. Их прозвали в народе «банями Мирзы». Весь пол в них и стенки бассейнов были выложены цветными камнями. Но никаких следов здания теперь не сохранилось.

Улугбек словно чувствовал, что все его постройки окажутся недолговечными. Перед глазами у него был наглядный пример - соборная мечеть Тимура, о которой шумели придворные льстецы:

- Купол был бы единственным, если бы небо не было его повторением, и единственной была бы арка, если бы Млечный Путь не оказался ей парой.

Прошло совсем немного времени, а мечеть уже начинала потихоньку разрушаться.

Смерть Тимура и последующие смуты не позволили как следует завершить все работы. Кое-где стены наскоро замазали штукатуркой, покрыли расписными плитками, но все это было непрочным. Нередко, когда в мечеть набивалось особенно много людей, с потолка на молящихся падали кирпичи.

Улугбеку вспомнились разговоры в городе, о которых ему поспешили донести услужливые соглядатаи. Однажды обвалился такой большой кусок потолка, что люди начали в панике выскакивать вон из мечети. И один из городских насмешников говорил будто бы в толпе:

- Поистине эту мечеть надо назвать заповедной, а молитву, совершаемую в ней, - молитвой страха.

В толпе засмеялись. Ободренный общим сочувствием, насмешник продолжал:

- Будь я поэтом, как Секкаки, то сочинил бы такое стихотворение об этой мечети и приказал бы поместить его над входом: «Слыхал я, что ты, мечеть, построена на средства, добытые путем неправедным, но, хвала аллаху, ты не находишь сочувствия, как и женщина, кормящая сирот на средства, добытые распутством. Горе тебе! Не совершай прелюбодеяний и не твори милостыни одновременно».

Доносчики сообщили и имя смельчака, посмевшего так говорить о делах Тимура: Аллахдад, «человек остроумный, хитрый и проницательный, совершивший сто бегов и тысячу обходов вокруг каабы непристойных речей». Но Улугбек не стал преследовать его. У него были на то причины. Однажды, выходя из мечети, он долго в задумчивости смотрел на громадную стрельчатую арку. И вдруг в изумлении широко открыл глаза. Как он не замечал этого никогда раньше?

Над входом в мечеть полагалось поместить традиционную фразу: «Тимур есть тень аллаха на земле».

А тут совершенно отчетливо было написано: «Тимур есть тень...» И все. Фраза обрывалась.

Как это случилось? Где искать виновного? Может быть, мастеру просто не хватило места или он не успел докончить надпись в спешке, с какой по приказу Тимура переделывали злополучную стену? А может, он так написал нарочно?..

Во всяком случае, неоконченная надпись приобретала особый, глубокий и мудрый смысл. «Может быть, так скажут и обо мне, сколько бы я ни строил дворцов, медресе и бань, - подумал молодой правитель. - «Улугбек есть тень...»

Эта мысль, раз возникнув, потом нередко приходила ему в голову и не давала покоя. Она возникала среди пьяного шума пиров, и тогда все замечали, как правитель вдруг сразу мрачнел и отставлял в сторону недопитый бокал. Она приходила во время охоты, и уже становилось неинтересным, сколько уток забьют нынче соколы.

Пытаясь ее отогнать, Улугбек снова и снова перечитывал заветы Тимура. Но они не приносили успокоения. Книги лгали. Разве не видел своими глазами Улугбек, как быстро рухнула великая империя, созданная Тимуром?

В Герате правит Шахрух, в Самарканде - Улугбек. Напрасно Шахрух делает вид, будто Мавераннахр по-прежнему остается его вотчиной: сын не посылает ему доходов, не подчиняется его указам и распоряжениям, лишь порой для виду, просто из уважения советуясь с ним по сложным вопросам.

Не лучше обстоит дело и на западе. После гибели Мираншаха правителем Ирана и завоеванных Тимуром областей Кавказа стал Шахрух. Но тоже только формально. На самом же деле там царит полная неразбериха. Почти в каждом городке сидит свой правитель и весьма лениво отзывается «а приказы из Герата. Единой империи давно уже нет. Ее растащили по кускам наследники завоевателя, передравшиеся между собой. И теперь, ослабленные раздорами, они отдавали обратно восставшим племенам и народам одну провинцию за другой.

Конечно, можно приказать придворным льстецам сравнивать тебя с Искандером Двурогим, называть вторым Хосровом или первым среди земных владык. Но «не успеешь ты покинуть этот мир, как люди скажут: «Тимур есть тень...» И те же историки и поэты поспешат теми же самыми словами превозносить нового властелина.

Можно строить дворцы, мечети, медресе. Люди помянут тебя добрым словом. А может быть, и недобрым, как злоречивый Аллахдад. И все равно, пройдут годы, пошатнутся крепкие стены, осыплется с «их позолота, и все увидят проступившую надпись: «Улугбек есть тень...»

Улугбек последнее время много читал сочинений историков, листал старинные хроники. Они увлекали его, и он сам задумал написать большой исторический труд. Он назывался «История четырех улусов».

К большому сожалению, труд этот не дошел до нас. Мы даже не знаем точно, написал ли его сам Улугбек, или составил по заданию правителя кто-нибудь из историков, посвятив ему книгу, как было принято в те времена. Весьма скудное представление об этом труде дают лишь отрывочные упоминания в других исторических хрониках.

Четырьмя улусами историки тех времен называли государства, возникшие после распада громадной Монгольской империи и поделенные между сыновьями и внуками Чингис-хана: Китай с Монголией, Золотую Орду, Персию и Среднюю Азию. Их подлинная история была приукрашена и искажена множеством легенд, и, конечно, Улугбек в своем изложении тоже оставался в плену этих сказок. Но все-таки по сравнению со своими предшественниками, историками более ранних эпох, он внес кое-какие уточнения и дополнения. Видимо, Улугбек пользовался какими-то добавочными источниками, навсегда утерянными для нас. Во всяком случае, это показывает, насколько серьезно, действительно по-научному подошел он к своей первой работе, не ограничившись перепиской древних сочинений, как это делали весьма многие, а попытался их критически осмыслить, проверить. Такая требовательность и научная добросовестность Улугбека особенно ярко проявятся позже, когда он будет составлять свои знаменитые «Звездные таблицы».

Он часто посещал медресе. Учеников в нем становилось все больше. Число их уже перевалило за сотню. Многие даже приезжали сюда из других городов, как это сделал, например, молодой Джами, ставший потом известным поэтом.