Журнал «Новый мир» - Новый Мир. № 5, 2000

• Название: Новый Мир. № 5, 2000
• Автор: Журнал «Новый мир»
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал

---

Работа Голлербаха убеждает, что источниковедение как отрасль науки имеет свои способы познания и убеждения. С одной стороны, в ней есть страницы, явно свидетельствующие о том, что автор не всегда ясно понимает богословскую сторону имяславческих споров: там, где он пытается охарактеризовать их даже в самых общих чертах, он явно пользуется чужими словами. Такие формулировки, как «окоченевшая в опасном консерватизме Русская Православная Церковь», «рептильная администрация РПЦ» и т. п., не закавыченные в тексте, так и хочется поставить в кавычки, они противоречат общей стилистике работы и выскочили как будто из полемических выступлений участников Религиозно-философских собраний. Временами кажется даже, что автор вполне удовлетворяется мнением о причинах этих споров, почерпнутым из той же «Таймс». Но с другой стороны, не понимая до конца этих споров по существу — или не до конца понимая их существо, — он создает полезнейшую работу по их истории, где описана вся совокупность материала по данной теме, представлен обзор основных точек зрения, среди которых собственно авторская присутствует лишь как одна из возможных — не более.

Неожиданно выясняется также, что источниковедение обладает своими методами рецензирования, когда вместо общих рассуждений и оценок приводится перечень неточностей. Например, почти каждая ссылка на сборник «Взыскующие града» сопровождается словами «Опубликовано с некоторыми искажениями», и никакие оценки больше не нужны. Голлербах не только использует источники, он не ленится их перепроверить. Конечно, гамбургский счет — вещь нелегкая, но теперь ясно, что если волк — санитар леса, то источниковед — тоже для науки санитар, и его существование в этом качестве надо как минимум учитывать.

В своем последовательном стремлении остаться в границах чистого описания книга в некоторых отношениях может быть названа своеобразной манифестацией позиции нового поколения исследователей. В отличие от поколения более старшего, представители которого в своей работе чаще всего руководствовались вполне индивидуальными пристрастиями и открыто ценили (или, напротив, ненавидели), например, в П. Б. Струве классического либерала, а в П. А. Флоренском — монархиста и консерватора, молодые исследователи не стремятся оповестить нас ни о том, от какого наследства они отказываются, ни написать на полях чужих книг собственную программу светлого будущего. Они выбирают чистоту описания, и, читая их книги, не надо искать ответа на вопрос: «С кем вы, мастера культуры?» Они — просто с источниками. Это лишает их книги некоторого подмагничивания днем сегодняшним, изгоняет публицистический элемент и выставляет прошлое под особым углом зрения: оно предстает как мертвая натура, имевшая не только начало, но и конец. Огромное спасибо им за это.

Зато по композиции и построению работа Голлербаха представляет собой верх логичности: персоналии, темы дискуссий, точки зрения, внутрииздательские притяжения-отталкивания — все по параграфам и в хронологии.

Конечно, тема, заявленная в книге, не закрывается и не исчерпывается этой работой, но она четко очерчена в основных контурах и обозначена в границах культурного процесса своей эпохи. Тема несомненно имеет и другие измерения: публикация основных источников далеко не завершена. Но путеводительная роль книги Голлербаха в изучении истории издательства с названием «Путь» останется, а имя ее автора неизменно будет вызывать благодарность его немногочисленных коллег.

Евг. ИВАНОВА.

Агата Кристи. Автобиография Перевод с английского В. Чемберджи, И. Доронина. М., «Вагриус», 1999, 637 стр

«Я всегда считала жизнь захватывающей и думаю так до сих пор. Мы мало знаем о ней — разве что крошечную частичку собственной, как актер, которому предстоит произнести несколько строк в первом акте. У него есть напечатанный на машинке текст роли, и это все, что ему известно. Пьесы он не читал. Да и зачем? Все, что от него требуется, это произнести: „Телефон не работает, мадам“, — и исчезнуть».

Книга Агаты Кристи — это не столько череда событий в биографии писательницы или история создания тех или иных детективов, сколько размышление о жизни. Я бы сказал — оправдание жизни. Но почему же «телефон не работает»? Фраза для цепкого психоаналитика или бдительного сыщика. Что-то заставляет Кристи возвращаться к одной и той же теме на всем протяжении книги, дабы еще раз признаться в любви к жизни. Эта тема не оставляет писательницу, и по авторской настойчивости, по нюансам самоувещевания становится ясно, что вопрос жизни и смерти — острейший и так и не разрешенный. И все же писательница декларирует верность жизненным добродетелям и, превозмогая обстоятельства, заявляет: «Ребенок, вставая из-за стола, говорит: „Спасибо тебе, Господи, за хороший обед“. Что сказать мне в свои семьдесят пять? Спасибо тебе, Господи, за мою хорошую жизнь и за всю ту любовь, которая была мне дарована».

Автобиография писалась пятнадцать лет. И одно это позволяет отнестись к ней как к цельному и выверенному тексту. Главное достоинство состоит в том, что, сохраняя безусловную пристойность сюжета, изъясняясь изысканно и сдержанно, писательница между тем приковывает внимание читателя, удерживая его в напряжении на протяжении всей книги. Счастливое детство, взросление, помолвка, две войны, бросивший муж, новая любовь, археологические раскопки в Ираке — жизнь мировой знаменитости вполне соответствует канонам нормальной, можно сказать, эталонной жизни. Эта жизнь всегда была пропитана жаждой человеческой справедливости, об этом детективы Агаты Кристи, и в этом секрет их успеха.

Но «леденящие душу» произведения не могли не сказаться на авторе. Зловещая эстетика подчас дает о себе знать, чуть оттесняя в сторону чопорность и благонравие. «Я всегда обожала эскимо. Однажды для дорогой старушки мамы будет приготовлено изысканное холодное блюдо, она уйдет по ледяной дороге — и больше не вернется…»

На множестве фотографий у писательницы невеселые, отстраненно-задумчивые глаза. Эта туманная отстраненность англичанки присутствует во всей книге. Автор-героиня умеет держать дистанцию между собой и читателем, между собой и другими персонажами. Ее жизнерадостность подразумевает отточенное здравомыслие и даже добропорядочный расчет, близкий к смирению.

Агата Кристи приводит диалог с неким полковником о своем покойном брате:

«— Да, он умер несколько лет назад.

— Жаль. Считаете, жизнь его не удалась?

— Откуда мне знать?!

Действительно, кто знает, где проходит граница между неудавшейся жизнью и счастливой?» — спрашивает она.

Агата Кристи, благодарная и рассудительная…

Сергей ШАРГУНОВ.

Лики и личины The Russian Century. A Photographic History of Russia’s 100 Years. Brian Moynahan. Foreword by Yevgeny Yevtushenko. L., Barnes and Noble, Inc., 1999, 520 p

Все-таки писатель в России — не последний человек. Возьмешь в руки книгу классика — и обязательно наткнешься на что-нибудь глубокое. Скажем: лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянье. А расстояние — в прямом смысле слова эпохальное. Эпоха-то и пройдена. Век прожит. Как мы его ухитрились прожить — и пережить все, что с нами было, — одному Богу понятно. Нам же хотя бы собрать эти впечатления воедино, в книжечку какую-нибудь, да все недосуг.

Нам недосуг — а другие оглянулись. На большом расстоянии от России, в Соединенных Штатах Америки, в обычном книжном магазине я увидела наконец «Русский век. История России за сто лет в фотографиях». Альбом — огромнейший, более трехсот фотографий из государственных и частных коллекций, многие из них вообще раньше не публиковались. Фотоисследователи Аннабел Мералло и Сара Джексон собирали альбом целый год (с 1992-го по 1993-й), сопроводительный текст писал Брайан Мойнахен, известный историк, предисловие — Евгений Евтушенко, собирался альбом в Лондоне, печатался в Италии, одним словом, эпохальное издание. И я присела его полистать.

«Земля Романовых» простерлась предо мной. И я увидела: экзотические темные лица народов окраин, темные лица бурлаков и «бурлачек», не менее темные лица рабочих в очень грязной рабочей столовой, черные, что понятно, рясы монахов; увидела безногих и бездорожье, голодающих и страждущих. Увидела и более занимательные вещи: скажем, на развороте справа — фотография этой самой грязной рабочей столовки, а слева — угадайте — дворянский бал в Санкт-Петербурге… В детстве подобные развороты я разглядывала в советских учебниках по истории: они весьма красноречиво доказывали «необходимость революции в одной, отдельно взятой стране» России. А вот приведенная создателями альбома цитатка из Троцкого — описание нищей сибирской деревни — мне была незнакома, меня учили по цитатам его соратника — Ленина (тоже гремевшего об «обнищании», чтобы потом хладнокровно ввергнуть те же деревни в ад революции, Гражданской войны и окончательной социалистической разрухи). За фотографией толстых купцов у самовара шли очередные бурлаки (точнее — сидели у костра перед пустым котелком, — понятное дело, кому самовар с сушками да икрой, а кому — пустая водица). Впрочем, в главе первой на десяток фотографий нищих и обездоленных в «земле Романовых» пришлась пара снимков россиян благополучных — были и такие, оказывается: на одном — те самые купцы, на втором — девицы из Смольного, с комментарием о кровавом значении сего дворца в российской жизни. Пролитая семьей Романовых российская кровушка (включая кровь российских оленей, у трупов которых стоит царь-убивец-охотник Николай II) разлилась по главе бурным потоком.