Эрих Соловьёв - Прошлое толкует нас

• Название: Прошлое толкует нас
• Автор: Эрих Соловьёв
• Издательство: Издательство политической литературы
• Жанр: Культурология
• Год: 1991
• ISBN: 5-250-01289-2

Книга включает работы известного советского философа, созданные в 70 — 80-е годы XX века. В жизненном опыте и творчестве выдающихся мыслителей прошлого автор пытается найти аналоги и провозвестия тех острых социальных проблем, которые в пору застоя были закрыты для прямого теоретического обсуждения. Очерки, написанные в жанре философской публицистики, связаны тремя сквозными темами: личность и ситуация, этика и история, мораль и право.

---

Хайдеггер принадлежит к числу мыслителей, остро ощутивших иррациональный и фетишистический характер позднекапиталистического восприятия времени. С феноменологической проницательностью он зафиксировал в своей книге многообразные проявления этого восприятия, а также его более ранние культурфилософские прообразы.

Но, может быть, с прообразами Хайдеггер все-таки переборщил? Может быть, его толкование Гегеля — это всего лишь озорной пасквиль, для которого в наследии великого диалектика и повода-то серьезного не отыщется?

Вот один из известнейших гегелевских текстов, показывающий, что в пасквилянтстве Хайдеггер не повинен:

«Я считаю, что мировой дух скомандовал вперед. Этой команде противятся, но целое движется неодолимой неприметно, как движется солнце, — все преодолевая и сметая на своем пути. Бесчисленные легко вооруженные отряды бьются где-то на флангах, выступая за и против, /372/ большая часть их вообще не подозревает, в чем дело, и получает удары по голове как бы незримой дланью. И ничто не поможет им: ни пускание пыли в глаза, ни хитроумные выходки и выкрутасы».[17]

Это хуже, чем провиденциализм. Это военно-мобилизационный прогрессизм, фанатичный, бравурный и фельдфебельски безжалостный по отношению к непоспевающим. Никаких рассуждений насчет «за и против», никакой суетливой активности «где-то на флангах»: всем сжаться в один громящий кулак, всем влиться в аврально-соборное целое! А если кто-то заявит, что его совесть противится подобным командам, то такое поведение надо со швабской прямотой осудить как «хитроумную выходку» и «пускание пыли в глаза».

«Время вперед!» — таково абстрактное, но высочайшее повеление мирового духа, самим Гегелем завизированное. Это своего рода «темпоральный закон законосообразности», вознесенный над всеми другими нормами: над скрижалями и над заповедями совершенства.

Нет, трактуя время, отмеряемое гегелевским абсолютным духом, в качестве прообраза вульгарно-прогрессистского времени, Хайдеггер никакой принципиальной ошибки не совершает. Иное дело, что он не выясняет ни степени, ни причин последовавшего затем метафизического вырождения и довольствуется такого рода констатациями:

«Гегель походя характеризует время как «абстракцию поедания» и тем самым находит радикальную формулу для вульгарного опыта и толкования. Однако он достаточно глубок, чтобы в дефинициях времени не придать поеданию и нисхождению преимущественного значения…».[18]

Вся книга Хайдеггера, несомненно, представляет собой философскую реакцию на «темпоральный фетишизм»; страстный и осмысленный протест против вульгаризированных (по мнению Хайдеггера, спонтанно-вульгаризирующихся) идей классического буржуазного историзма; против подвижнической устремленности в будущее, деградировавшей до трусливого бегства от «неподлинной современности».

Последнее существенно прежде всего для экзистенциала Dasein.

Важно понять, что у этого выражения критико-полемический подтекст: антифетишистский, антиисторицистский и антигегелевский. Говоря: «Имя человеку — /373/ Dasein», Хайдеггер спорит и возражает. Человеческий индивид, заявляет он, есть «здесь-бытие», ане«теперь-бытие», его существованиенемоментно, неточечно — оно обладает полнотой пространственно развернутого мгновения.[19] Как ни коротка человеческая жизнь в сравнении со всемирно-историческим процессом, она — уже в простоте восприятия, созерцания, переживания налично-данного — представляет собой полноценную (пусть скромную, но не призрачную) реальность.

Важно понять далее, что экзистенциал Dasein вводится Хайдеггером в противовес Гегелю. Хайдеггер берет его из собственного гегелевского арсенала и умышленно переиначивает по смыслу. Если у Гегеля понятие Dasein («наличное бытие») имело самый низкий онтологический статус и выступало как своего рода категориальное клеймо, которым абсолютный дух помечает ограниченность и абстрактность любых достоверностей индивидуального опыта, то Хайдеггертем же словомобозначает независимую от абсолютов целостность этого опыта: всю реальность, с которой от рождения и до смерти имеет дело данный, незаместимый в своей самобытности индивид.

Но не только отказ от традиции фиксирует экзистенциал Dasein. Своим непосредственным (этимологическим) звучанием он одновременно извещает о принадлежности философии Хайдеггера к иной, уже неклассической традиции.

Выражение «здесь» играет важную и специфическую роль в гуссерлевской феноменологии. Взять какой-либо объект как «находящийся здесь» значит, согласно Гуссерлю, подвергнуть его редукции (очищению): изъять из системы сложившихся теоретических интерпретаций.

В гегелевской феноменологии всякое «здесь» подлежало снятию, идеализации, научно-теоретическому превосхождению; в феноменологии Гуссерля выражение «здесь» имеет в виду возрожденную данность, труднодоступную переживаемую конкретность объекта, которая в опыте современного индивида с самого начала заслонена научными (а главное, псевдонаучными, рационально-схематическими) моделями./374/

Этот-то редуктивный смысл выражения «здесь» (идею очищающего и возрождающего характера пространственной локализации) и подхватывает Хайдеггер.

Но если у Гуссерля редукция была направлена прежде всего против натурализма, против универсализации и гипостазирования естественнонаучного познания, то Хайдеггер видит свою первоочередную задачу в редукции историцистских моделей, историцистских образов человеческого индивида. На решение этой задачи и настраивает экзистенциал Dasein.

Принимать человека за существо по имени «здесь-бытие» значит с самого начала редуцировать, «выносить за скобки» устоявшиеся определения индивида в координатах всемирной истории, воздерживаться от истолкования его как представителя (экспонента) известной эпохи, стадии общественной эволюции, известной — опять-таки генетически развившейся — социальной общности или группы.

Феноменологическая редукция не означает, как известно, отбрасывания или перечеркивания теоретических определений. Она скорее ограждает мышление от их онтологизации, от превращения теоретически-всеобщего в средне-общее, в самостоятельно существующую родо-видовую субстанцию индивидуальных объектов.

В общественно-историческом познании эта склонность к онтологизации теоретических концептов ярче всего выразилась ввульгарном социологизме, который, заметим, именно в период написания «Бытия и времени» получил наибольшее развитие и распространение.

Для вульгарно-социологического мышления характерна не столько абсолютизация естественнонаучных методов и понятий («натурализм», от которого предостерегали Гуссерль и представители баденской школы неокантианства), скольконатурализациясамихобщественно-историческихкатегорий. Пожалуй, ярче всего она выражается в том, что принадлежность индивида к определенному сословию или классу, исторической эпохе или периоду мыслится вульгарным социологом по типу субстанциальной, природной включенности в известный биологический вид. Соответственно социальному происхождению и эпохальным влияниям приписывается своего рода «генетическая сила». Предполагается, что они, наподобие наследственного кода, предопределяют существование и мышление индивида, а потому позволяют заведомо судить о возможных /375/ для него умыслах и поступках. Натурализация общественно-исторических категорий оборачивается в итоге их незаконным презумпциальным применением.[20]

Локально-пространственная интерпретация индивида, на которой настаивал Хайдеггер, представляла собой резкую, лобовую реакцию против общего духа вульгарной социологии.

Это не означает, разумеется, что она открывала новые возможности для убедительной научной критики вульгарно-социологического мышления или хотя бы для понимания действительных истоков его общественной влиятельности в 20—30-е годы. Как и в случае с вульгарным прогрессизмом, речь идет о субъективном, позиционном протесте, о полемических претензиях и заявках фундаментальной онтологии, которые так и не выстроились в систематическое воззрение.

Определение человеческого индивида как Dasein полемично не только по отношению к гегельянскому (затем — вульгарно-прогрессистскому) «теперь-бытию», но и по отношению к социоцентристскому (затем вульгарно-социологическому) «бытию-из-общества», или общественно-предопределенному бытию.

Если представители вульгарной социологии все более тяготели к тому, чтобы рассматривать индивида как точку пересечения различных социальных «влияний» (эпохальных, сословных, национальных, вероисповедных и т. д.), то, по мнению Хайдеггера, индивид в лучшем случаенаходитсяв этой точке пересечения. Порождающее личность историческое время редуцируется тем самым до значения простогоместообитания, контекста ситуации, в которую индивид попроступомещен, а еще точнее, заброшен по воле случая. Идея социально-исторической детерминации (доведенной в вульгарной социологии до предетерминации) заменяется идеей невыбранных, неустранимых, как бы сращенных с личностью обстоятельств, которыестесняют, но не определяют ее поведение(тезис о «фактичности» человеческого существования). Что именно принадлежит к числу этих обстоятельств и какие из них обладают наибольшей силой /376/ противодействия, нельзя определить превентивно, заведомо.