Николай Лосский - Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция

• Название: Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция
• Автор: Николай Лосский
• Жанр: Философия
• ISBN: 5 – 250-02498 – X

МОСКВА ИЗДАТЕЛЬСТВО «РЕСПУБЛИКА» 1995

(Мыслители XX века)

Книга содержит труды русского философа Николая Онуфриевича Лосского (1870-1965), созданные в эмиграции в зрелый период его творчества и впервые издающиеся у нас.

Автор предстаёт здесь не только как глубокий, оригинальный мыслитель, но и как талантливый популяризатор. Публикуемые работы всесторонне раскрывают особенности его мировоззрения – своеобразного варианта персоналистической философии – и его учения об интуитивном пути познания, включающем разные формы интуиции, в том числе и такую неоднозначно толкуемую её разновидность, как мистическая интуиция.

Издание рассчитано на тех, кого интересуют проблемы отечественной и мировой философии, теории религии и науки.

---

Если состояния мозга играют лишь второстепенную роль при воспоминании прошлого, то бывают случаи, подобные внечувственному восприятию и вообще ясновидению, т. е. случаи, когда воспоминание прошлого происходит без содействия состояний мозга. Таковы, напр., замечательные случаи, когда утопающий или вообще стоящий на пороге смерти внезапно вспоминает всю свою жизнь как целое.

Сверхвременное я субстанциальных деятелей связано не только со всем своим прошлым, но и с прошлым всего мира. Следовательно, и тогда, когда мы познаем историческое прошлое, наше я имеет в виду само это прошлое в подлиннике, конечно, в обедненном виде и со многими ошибками. Кому случалось беседовать с такими знатоками прошлого, каким был, напр., в С. – Петербургском Университете классический филолог Фаддей Францевич Зелинский или историк Древней Греции и Рима Михаил Иванович Ростовцев, тот, смотря на показываемые ими древние предметы и слушая их объяснения, получал непосредственно из их сознания такое вхождение в прошлую историю, которое свидетельствовало, что они своим умом действительно жили в этом прошлом. Такое их созерцание прошлого можно назвать словом «палеоскопия» (созерцание древности).

Свои собственные душевные состояния мы познаем, как и предметы внешнего мира, посредством интуиции, т. е. тогда, когда мы направляем на них интенциональные акты сознавания, внимания и различения. Очень многие наши душевные состояния протекают бессознательно, потому что мы не совершаем актов сознавания, направленных на них. Пояснить это можно следующим примером. Положим, Ч вместе с каким-либо своим приятелем слушает философский доклад лица, с которым Ч соперничает в своей деятельности. Докладчик увлекательно излагает свои мысли, покоряя себе аудиторию. У Ч явилось некрасивое, не сознаваемое им чувство зависти и, заметив какой-либо недостаток речи докладчика, он делает по этому поводу шутливое замечание своему приятелю; через несколько секунд Ч спохватывается и, вспоминая только что пережитое душевное состояние, осознает и даже опознает мотив своей шутки как зависть, которая бессознательно шевельнулась в его душе.

Сравнительно недавно многие философы и психологи думали, что бессознательных психических состояний не бывает. В их трудах нередко вместо слова «душевная жизнь» употребляется слово «сознание». В духе своих теорий они утверждали, что говорить о бессознательном душевном состоянии – это значит признавать существование «бессознательного сознания», т. е. высказывать нелепое противоречие. Конечно, они не правы: противоречия нет, если в приведенном мною примере бессознательной зависти мы будем правильно описывать её, называя её бессознательным психическим процессом. В наше время благодаря исследованиям психиатра Фрейда и его школы широко распространилось убеждение в том, что бессознательные психические процессы существуют и что значительные области нашей душевной жизни протекают как неопознанные и даже несознанные нами состояния. Из предыдущего ясно, насколько понятие психического и понятие сознания глубоко отличаются друг от друга: психическое может быть бессознательным; в сознании могут быть не психические элементы, напр. видимое мною дерево.

Когда мы воспринимаем или мыслим какой-либо предмет, необходимо различать в этом процессе две стороны – субъективную и объективную.

Субъективная сторона состоит из интенциональных актов сознавания, внимания, различения, актов припоминания и т. п., а объективною стороною может быть любое бытие из состава мира: материальный процесс, моё психическое, чужое психическое, социальное, идеальное бытие и т. п.

Следовательно, существует много видов интуиции, иными словами, много видов опыта. Можно наблюдать чувственные качества предметов, цвета, звуки и т. п.; это – чувственная интуиция, и данные этого опыта, цвета, звуки суть не субъективные психические состояния человека, а свойства самих материальных процессов внешнего мира. Можно познавать путём самонаблюдения свои собственные чувства и стремления, но, кроме того, чувства и стремления других людей. Можно наблюдать идеальную сторону мира, напр. математические идеи; это – интеллектуальная интуиция, умозрение. Можно иметь опыт, направленный на металогическое бытие; это – мистическая интуиция: важнейший вид её есть религиозный опыт. Ценность бытия также воспринимается непосредственно; это – аксиологическая интуиция, особенно важные виды её представляют собою нравственный и эстетический опыт.

Акт чувственной интуиции всегда сопутствуется интеллектуальною интуициею. Воспринимая, напр., яблоко, мы находим в нём единство таких свойств его, как цвет, твёрдость, аромат и принадлежность их субстанции, единство, принадлежность, субстанция – всё это идеальные стороны предмета, доступные только интеллектуальной интуиции, умозрению. Даже тогда, когда мы воспринимаем и опознаем только цвет и говорим «это – красный цвет», в восприятии соучаствует интеллектуальная интуиция: красность сознается как определенность, т. е. как нечто иное, чем зелёность, и вообще иное, чем все остальные определенности, согласно законам тожества и противоречия, что уже есть идеальный аспект предмета.

Объективная сторона сознания всегда наличествует вместе с субъективными актами сознавания, внимания и т. п. Поэтому мы не умеем точно обособить их, абстрагировать их мысленно друг от друга, тем более что в большинстве случаев нас интересует объект, а не интенциональные субъективные акты, направленные на него; вследствие этого мы сливаем интенциональный акт и предмет его в одно целое и обозначаем это целое одним словом. Так, напр., мы говорим, что видимый и осязаемый стол есть «мое восприятие»; в действительности к области «моего» здесь принадлежит только акт воспринимают, а стол с его цветом, твёрдостью и т. п. есть «данное мне». Чтобы отчётливо различать в сознании субъективную и объективную сторону (интенциональные акты и предмет), полезно обозначать в наиболее ответственных случаях каждую из них особым словом: воспринимание (акт восприятия) и воспринимаемое, акт ощущения и ощущаемое, представливание и представляемое, акт воспоминания и вспоминаемое, акт мышления и мыслимое и т. п.

Сливая в одно неразличенное целое субъективный акт и объект, легко прийти к следующим односторонним учениям о составе сознания и мира. Одни лица видят только объективную сторону сознания, и именно только внешние протяженные материальные объекты, численно преобладающие над всем остальным составом сознания и практически наиболее важные; такие лица склонны к материализму.

Другие лица, осознав свои субъективно-психические проявления и сливая с ними также и транссубъективные воспринимаемые предметы, субъективируют и психологизируют весь состав сознания; такие лица приходят к панпсихизму, к солипсизму [35] и т. п.

Противники интуитивизма воображают, будто согласно этой теории познание мира есть дело легкое. «Всё,- говорят они,- согласно интуитивизму дано субъекту непосредственно, и стоит ему только захотеть, он может сразу оказаться обладателем совершенного знания о всех предметах». Такие критики упускают из виду следующее: интуитивист, признавая досознательную имманентность всего всему, в то же время утверждает, что от этой первичной данности до сознания и опознания всех элементов её лежит далекий путь, и существу с ограниченными силами, такому, как человек, нет возможности пройти этот путь до конца даже и в отношении к одному какому-либо предмету вроде листа кленового дерева. В самом деле, когда акт сознавания направлен на предмет, это ещё не есть знание о нем: для достижения знания, выразимого в суждении и содержащего в себе истину, нужны ещё акты внимания и различения, т. е. сравнивания предмета с другими предметами, благодаря чему он познается как нечто отличное от других предметов. Для некоторых актов различения необходимо ещё и воспоминание о прошлом, чтобы отличить данный предмет не только от окружающих его предметов, но и от вспоминаемых предметов прошлого опыта.

Каждый предмет, даже такой, как лист клена, бесконечно сложен и связан с целым миром. Но каждый акт различения даёт знание только о какой-нибудь бесконечно малой стороне предмета, напр. о цвете этого листа клена, о его пространственной форме и т. п. Следовательно, каждый акт знания о предмете есть только выборка из сложного состава его, только отрывок (т. е., пользуясь латинским словом, только фрагмент), выхваченный из него.

Чтобы познать сполна даже лист клена, нужно было бы направить на него бесконечное множество актов внимания и различения. Но у нас, земных людей, существ эгоистических, силы ограничены; мы можем совершать одновременно лишь небольшое число актов внимания и различения, а для совершения бесконечного числа их не хватило бы всей нашей жизни. Итак, знание наше всегда остаётся фрагментарным, т. е. отрывочным.