Кира Михайловская - Неутомимый Морошкин

• Название: Неутомимый Морошкин
• Автор: Кира Михайловская
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1978

Повесть для детей дошкольного возраста.

---

— Чего же хорошего? — удивляется Морошкин.

— Но и плохого нету, — говорит Яшка.

— Ты темноты боишься?

— Нет.

— А мышей?

— И мышей не боюсь.

— Почему же ты говоришь, что «бояться — хорошо»?

— А разве плохо? — говорит Яшка, вытирая подбородок. — Вон Борька меня боится — разве это плохо?

Морошкин задумался.

— Это тебе хорошо, что он тебя боится, а ему нехорошо.

— Это почему? — удивился Яшка. — Если он меня бояться не будет, я его поколочу. Разве ему хорошо будет, если я поколочу его?

«Действительно, — подумал Морошкин, — хорошо не будет».

— Значит, хорошо, когда трус? — спросил Яшка.

Завтрак кончился.

— Ой, что вчера вечером было! — сказала Настя Морошкину после завтрака. — Ой, что было, когда ты от нас ушёл! Ко мне подруга пришла, мы думали-думали, что делать, а потом собаку запеленали, в коляску положили, а моя подруга Маша ей ещё и соску в рот сунула. И она весь вечер соску сосала и по квартире в коляске каталась.

— Как! — с отчаянием воскликнул Морошкин. — Ты опять?

— А про что ты говорил, мы не делали. Не купали, не кормили варениками, не прыскали одеколоном.

— На прогулку! — сказала Валентина Ивановна. — Одевайтесь!

Глава двадцать вторая, в которой Гоблин покидает Морошкина

В парке ярко светило солнце. Кусты и деревья были ярко-зелёными, дорожки — жёлтыми, а небо — голубым. Морошкин посмотрел вокруг.

В этом парке могло случиться любое чудо. Например, солнце могло упасть на землю или мог появиться Гоблин. Вдруг, освободившись от пелёнок, он сбежал от Насти?

И правда, в конце аллеи мелькнул чёрный клубок и исчез за деревьями.

— Гоблин! — крикнул Морошкин и бросился следом за ним.

Но Гоблин даже не оглянулся. Он бежал по тротуару быстро и ровно, высунув кончик красного арбузного языка. Вот Гоблин добежал до перехода через улицу и смешался с толпой.

— Гоблин, — кричал Морошкин, — остановись на минутку!

Но Гоблин не замедлял хода.

— Гоблин! Никогда больше не отдам тебя никому!

Гоблин собирался нырнуть в подворотню.

— Гоблин! — крикнул Морошкин. — Мама разрешила тебе остаться.

«Нет!» — крикнул Гоблин, пересек площадь и скрылся.

Гоблин покинул Морошкина. Ему надоело жить то у Яшки, то у Бори, то у Насти. И он ведь прав. Кому бы это не надоело.

Глава двадцать третья, в которой Морошкин болеет

Морошкин заболел. Всё плавало вокруг Морошкина. Проплывал стол, и скатерть его вздымалась, как парус. Проплывала бабушка. Она подплывала к окну, огибала стол и выплывала на кухню. Из кухни она приплывала не одна. Рядом с ней плыл чайник. Звякала ложечка, и слышалось бульканье воды.

— Выпей, соколик мой! Тебе пить надо больше.

Морошкин сбрасывал одеяло. Одеяло колыхалось, плавало по комнате. Позвякивала ложка в стакане. Бабушка укрывала Морошкина.

— Раскрываться нельзя. У тебя температура!

…Однажды бабушка перестала плавать. Она прошлась по комнате, открыла буфет и достала пузырёк с лекарством.

— Бабушка, — сказал Морошкин, — ты вылечилась?

— От чего, соколик мой? — спросила бабушка.

— От стихов.

Бабушка махнула рукой.

— Вылечилась, давно вылечилась. А теперь тебе надо лечиться.

— А мне от чего?

— От болезни, — сказала бабушка.

— Бабушка, — попросил Морошкин, — почитай мне книжку.

— Господь с тобой! — ужаснулась бабушка. — Ты больной совсем, тебе тихо лежать надо, а не книжки слушать.

— Бабушка, а куда Гоблин убежал?

Бабушка остановилась, посмотрела на Морошкина внимательно и сказала сладким, елейным голосом:

— Лежи, моё золотко, ни об чём не думай. Вот что бывает-то, если с ранних-то лет да обо всём задумываться.

— Бабушка, где же он, Гоблин?

— Баобаб, что ли? — спросила бабушка.

— Гоблин, Гоблин, Гоблин, — упрямо повторял Морошкин.

— Тебе моей болезни мало, всё начинается сначала, — сказала бабушка и села.

— Бабушка, — сказал Морошкин. — Ведь это стихи.

— На свете хуже не бывает. Опять стихи одолевают.

— И это тоже стихи, — обрадовался Морошкин.

Он уже знал, что бабушкина болезнь нетяжёлая и от неё можно вылечиться.

— Стихами говорю опять, пойду-ка лягу я в кровать.

Раздался звонок.

— Пойду открою дверь сперва. Ох, разболелась голова.

— Эй, Морошкин, ты выздоровел? — закричал из передней Яшка. — А я тебя навещать пришёл.

Яшка вошёл в комнату и уставился на Морошкина.

— Что-то я тебя, Морошкин, не узнаю. Какой-то ты стал маленький.

«Вещи, как и люди, могут становиться то большими, то маленькими», — вспомнил Морошкин слова Прохожего Доктора.

— Хочешь, — спросил Морошкин Яшку, — я тебе стихотворение прочитаю?

— Не хочу, — сказал Яшка.

Но Морошкин всё равно прочитал:

— С.

И подумал: «С тобой, Гоблин, С радостью, С надеждой».

Снова зазвонил звонок.

— Надо открыть, — сказал Морошкин.

Он поднялся, надел тапочки и вышел в коридор. В коридоре он остановился. В углу около вешалки стоял блестящий круглый табурет, точно такой, как у Бори. Он был новенький и от него пахло лаком. Так вот почему стучал молотком папа последнее время. Морошкин покрутил табурет, и он полез вверх. Морошкин потащил табурет в комнату.

— Вот! — сказал он Яшке.

Яшка обрадовался, подскочил к табурету, сел на него и принялся вертеться, а Морошкин пошёл открывать дверь.

— Ты чего не открываешь? — сказала Настя. — Я звоню, звоню, а ты не открываешь.

— Я занят был, — сказал Морошкин. — Мне папа табуретку сделал.

— Какую?

— А вот такую.

Морошкин открыл дверь, заглянул в комнату и никого там не увидел.

— Что такое? — удивился Морошкин.

Он посмотрел влево, вправо, вверх… И тут он увидел Яшку. Яшка сидел под самым потолком, и вид у него был печальный.

— Ты чего? — спросил растерянный Морошкин.

— Я вертелся-вертелся, и вот… — сказал Яшка и, кажется, собрался заплакать.

Но Морошкин догадался:

— Это ничего! Ты теперь крутись в обратную сторону.

Яшка начал крутиться в обратную сторону и опустился на пол. Он слез с табурета.

— Вот это да!

— Мой папа столяр. Он ещё и не такое сделать может! — сказал Морошкин.

Он сел на табурет и стал крутиться быстро-быстро. Оказавшись под потолком, он посмотрел вниз и засмеялся: далеко внизу стояли кровать и буфет, стол и стулья, Яшка и Настя.

В комнату вошла бабушка. Голова её была обёрнута полотенцем. Бабушка посмотрела наверх, увидела Морошкина и сказала:

— Стихи — болезни лишь начало. Теперь мерещиться мне стало.

И бабушка, пошатываясь, вышла из комнаты.

Морошкин закрутился в другую сторону, опустился и слез с табурета.

— Не будем пугать бабушку, — сказал Морошкин и задвинул табурет в угол.

Он сел на кровать и посмотрел на Настю. Настя сидела с открытым ртом. В руках у неё был чугунок с варениками. И Морошкин улыбнулся Насте. Она захлопнула рот и судорожно вздохнула.

— В парке культуры, — сказала Настя, — я видела такую же штуку. Она поднимается до неба. И даже выше.

Это была неправда. Нигде, никто, никогда не видел таких табуретов. Потому что ни для кого папа Морошкина не стал бы делать такой удивительной штуки. А кроме папы Морошкина, никто сделать этого не мог. Но Морошкин не поправил Настю.

— А вообще-то, Морошкин, — сказала Настя, — я пришла узнать, чем ты болеешь, и принесла тебе вареники. Ешь! Ещё тёплые.

— Не хочу, — сказал Морошкин. — Спасибо.

— Нет, ты всё-таки ешь! Тебе есть надо, поправляться.

И снова раздался звонок.

— Я открою, — обрадовалась Настя и закричала в коридоре: — Входи, Боря, входи!

Боре, входящему в комнату, Морошкин сказал:

— Садись. Ешь вареники. Дай ему, Яшка, вилку.

Боря присел на краешек стула и посмотрел на вареники.

— Спасибо. Не хо…

— Ешь! — приказал Яшка.

— Спасибо, я не… — начал было Боря, но, посмотрев на Яшку, ткнул вилкой в чугунок, подцепил вареник и нехотя отправил его в рот.

— Ты чего по одному? — сказал Яшка. — Ты по два, по два.

Боря задумчиво уставился на тарелку и сказал:

— По два не влезет, у меня рот маленький.

— Ты чего прибедняешься? — сказал Яшка. — Морошкин, у тебя линейка есть? Хотя вон у Борьки из кармана торчит!

— Это марочная, — вцепился в линейку Боря. — Это зубчики у марок мерить.

— Держи его, — скомандовал Яшка Насте и стал мерить Боре рот.