Борис Данилов - Жизнь-поиск

• Название: Жизнь-поиск
• Автор: Борис Данилов
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1975

Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.

Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»

Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди»

---

ПОСВЯЩЕНИЕ В «КОРОЛИ»

Январь 1940 г. я проработал на заводе, куда попал, когда по болезни там вышли из строя два главных токаря-лекальщика — Лаушкин и Кузнецов. «Пневматику» попросили откомандировать меня помочь на время, пока эти товарищи не поправятся, и меня послали на один месяц.

Моя работа, видимо, понравилась мастеру, и он предложил перейти на постоянную работу на их завод. «Зачем тебе ездить на трамвае куда-то на Васильевский остров, когда наш завод рядом с твоим домом?» — уговаривал он меня.

Я с ним согласился, но мы решили так: сейчас я возвращаюсь на «Пневматику», а через месяц беру расчет и прихожу к нему сдавать «пробу», как вновь поступающий.

Срок командировки на чужой завод кончился, но я так и не увидел местных «королей» Лаушкина и Кузнецова. Третий «король» — токарь Перейко — человек огромного роста, сурового вида и без двух пальцев на правой руке. Он был неразговорчив и, как мне показалось, смотрел на меня с пренебрежением.

Уход с завода «Пневматика» был сопряжен с трудностями, но все же весной 1940 г. я пришел в инструментальный цех соседнего завода сдавать «пробу».

Лаушкин и Кузнецов уже работали. Станки у них были в отличном состоянии, ухаживали они за ними образцово. В то время им было лет по 55-57. Это были потомственные питерские рабочие, работавшие еще у Гейслера, их отцы также были токарями этой фирмы. Ходили они на завод в котелках, с тросточкой, всегда в чистых, выутюженных костюмах. Работали они, конечно, отлично. На изготовленный ими инструмент было приятно смотреть — настоящее произведение токарно-лекального искусства!

Встретили они меня недоверчиво и с некоторой иронией. Да это и не удивительно: было мне тогда 26 лет, и в их глазах я был мальчишкой.

Мастеру я заявил, что буду сдавать «пробу» на 8-й разряд. В этом не было ни легкомысленной самоуверенности, ни нахальства. Просто за месяц работы в порядке оказания помощи во время отсутствия Лаушкина и Кузнецова я хорошо познакомился с требованиями завода и надеялся, что теперь для меня не будет здесь неожиданностей. Но мастер, рассчитывавший, что я соглашусь работать по 7-му разряду, видимо, решил проучить возомнившего о себе молодого токаря и дал на «пробу» такую работу, с какой я еще не встречался: резьбовой двухзаходный трапецеидальный калибр.

Я взял работу с таким видом, будто всю жизнь только и делал, что изготовлял многозаходные калибры. На самом же деле это была очень сложная работа. Даже теперь, спустя 30 лет, в тарификационных справочниках изготовление многозаходных калибров (пробок и колец) считается работой 6-го (8-го по старой тарификации) разряда. Дело осложнялось еще тем, что все три «короля» работали на станках «Беринг-Любке» в одну смену. Согласиться работать с кем-то из них в две смены — значит нажить себе врага на всю жизнь. А свободным стоял наш русский станок Сестрорецкого завода имени Воскова. Никто на нем не работал, а «короли» смотрели на станок с презрением и называли его «козой».

Станок был действительно неказист, но идея в нем была заложена хорошая, и я решил работать на нем в одну смену.

Рассчитывать на помощь «королей» я, конечно, не мог. Они же понимали, что, несмотря на молодость, я могу стать их конкурентом. Но косые взгляды соседей меня больше уже не тревожили.

За шесть дней «пробы» я провел не одну бессонную ночь, думая о том, как без ошибок сделать двухзаходный калибр. Первый комплект я запорол. Сам выточил новые заготовки, снова сделал всю работу, и на седьмой день калибры были приняты центральной измерительной лабораторией с оценкой «хорошо». Как полагается, мастер повел меня к начальнику цеха, и с ним состоялся разговор, как две капли воды похожий на разговор при моем поступлении на завод «Пневматика».

— Мы не можем дать вам сейчас 8-й разряд, у нас просто нет лимита, — сказал начальник цеха. — Поработайте по 7-му разряду, а на следующий год я добьюсь лимита, и вы получите 8-й разряд с 1941 г.

Я не стал спорить и остался работать на «козе» по 7-му разряду.

А жизнь шла своим чередом. Я уже был женат, у нас родился сын Валерка, значит, на моем иждивении были уже трое: мать, жена и сын. Но зарабатывал я неплохо — 2000 рублей в месяц, — и этого вполне хватало. Казалось бы, чего еще желать? Я был накануне посвящения в «короли», 9-го разряда в машиностроении нет, вроде можно было прекратить непрерывную учебу.

Но вышло так, что мне опять пришлось учиться. На завод пришел первый резьбошлифовальный станок фирмы «SIP», купленный в Швейцарии. Станок по тогдашнему времени удивительный: с оптической настройкой, с перископами и автоматическими подачами алмазов. Его установили в отдельной комнате на первом этаже на специальном фундаменте. Осваивать новый станок поручили мне и Виктору Богачеву-хорошему токарю 7-го разряда. Из торгпредства приехал шеф-монтер фирмы «SIP». Говорил он только по-немецки, и все каталоги и надписи на станке тоже были на немецком языке.

Шеф пустил станок, показал нам элементарные приемы работы и уехал. Был он какой-то надуто-торжественный и величественный, чувствовалось, что работу станка он показывает с сознанием своего превосходства над нами, «темными рабочими». И я и Богачев понимали, конечно, какую революцию делает этот станок в токарно-лекальном деле, прежде всего в производстве резьбовых калибров.

Через несколько дней мы вместе с механиком цеха решились сами пустить станок и попробовать работать на нем. Но не тут-то было: станок у нас не пошел, он просто не включался! Механик с электриком проверили всю электросхему. Все было правильно, а шпиндель не вращался. Пришлось снова вызывать швейцарского шеф-монтера.

Начальник цеха был очень недоволен. «Вы знаете, что вызов „шефа“ из торгпредства стоит 50 рублей золотом за один час его работы?» — нажимал он на нас.

На этот раз шеф-монтер приехал с переводчиком. Он походил вокруг станка, потом осмотрел стены комнаты и что-то спросил у переводчика.

— Господин шеф-монтер спрашивает, где у вас висит термометр? — сказал переводчик.

Мы переглянулись: никакого термометра у нас не было.

Через переводчика шеф заявил, что нужно повесить в комнате градусник и через два часа после этого он скажет причину и пустит станок.

Градусник был найден и повешен в комнате. Когда мы после обеда пришли к станку, шеф был уже там и пальцем показывал механику на градусник.

Через переводчика мы узнали: станок высшего класса точности может и должен работать только при температуре от 17 до 20 градусов, а у нас в комнате было только 15 градусов.

Шеф сказал, что когда в помещении будет 17 градусов, станок будет работать и что он в полном порядке. С тем и ушел, все такой же торжественный и надутый.

Механик цеха обещал «дать нормальную температуру» на другой день, и мы успокоились, но ненадолго. В конце рабочего дня в инструментальный цех неожиданно пришел директор завода Терещенко. Директор был маленького роста, черноволосый, сравнительно молодой человек (ему было тогда лет 35-38), с энергичным лицом и веселыми черными глазами.

Разрешив ряд вопросов с начальником цеха, он поинтересовался, как работает новый станок, и начальнику цеха пришлось сказать, что вовсе не работает. Меня и Богачева опять вызвали к этому уникальному станку.

— Ну, в чем дело, орлы? — весело спросил директор, когда мы подошли к станку.

Мы ответили, что еще не разобрались что к чему, что все надписи на станке и все каталоги к нему тоже нерусские и что нам приходится трудно.

— Надо учиться, — серьезно сказал директор. — Вот вчера начали занятия вечерние курсы иностранных языков на заводе, вы там не занимаетесь?

Мы сказали, что это нам вроде бы ни к чему, кроме того, курсы были платные…

— То есть как же это «ни к чему»? — возразил Терещенко. — Мы теперь будем получать много новых немецких и швейцарских станков, что же, с каждым будем вот так же маяться? Подавайте-ка заявление на курсы, вот хоть на немецкое отделение. А насчет платы за обучение я договорюсь, чтоб с вас ее не брали. Согласны?

Что нам оставалось делать? Ответили, что согласны, хоть и не были в восторге от такого оборота дела. Так я снова сел за парту и три раза в неделю по вечерам стал заниматься на курсах иностранных языков.

Конечно, элементарно мы освоили швейцарский станок значительно раньше, чем научились понимать по-немецки, но курсы нам все же пригодились. Дело в том, что к станку было приложено много различных устройств и приспособлений, назначение и работа которых были описаны в каталогах. Пользуясь скромными знаниями, полученными на курсах, мы постепенно разобрались в этих каталогах, и весной 1941 г. на заводе появились первые резьбовые калибры, сделанные на новом резьбошлифовальном станке.

Шлифование резьбы сразу в размер не получалось, поэтому технология была такова: на заготовке калибра Богачев нарезал камнем резьбу «по целому» с припуском на доводку и срезал заходы резьбы с двух сторон, а я доводил калибр резьбовым притиром до размера.