Дороти Мэкардл - Тайна «Утеса»

• Название: Тайна «Утеса»
• Автор: Дороти Мэкардл
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1995
• ISBN: 5-8352-0438-8

Герои романа английской писательницы и литературного критика Д. Мэкардл «Тайна „Утеса“» (1943) журналист Родерик Фицджералд и его сестра Памела, купив прекрасный дом на живописном берегу залива, становятся невольными участниками таинственных и драматических событий.

---

— Лихо вы все исключаете! — пошутил я.

— Да пусть себе, — усмехнулся Макс. — Лишь бы ему удалось исключить и самих призраков!

Ингрем молчал. Уж не обиделся ли он? Но нет. Он вдруг озабоченно взглянул на Памелу и мягко проговорил:

— Надеюсь, вы понимаете, что этого я обещать не могу?

— Ну конечно! — горячо отозвалась сестра. — Но вы помогаете нам понять, что происходит, на это мы и рассчитывали. Остальное уж наше дело.

— Вернемся, однако, к моему вопросу: почему не ощущалось никакого холода, когда Мери вывела их на коробку Кармел?

— Подумайте сами! — вскинулся Ингрем. — Ведь в тот раз она не принимала видимых очертаний. Ее же не было видно! Это как раз подтверждает мою теорию! Пока Мери остается невидимой, ощущений холода и страха не возникает, но при попытке материализоваться она начинает внушать страх и кажется зловещей.

— Здорово! — Я был восхищен. Ингрем нашел замечательное объяснение, все сходилось, все становилось на свое место.

Мы заговорили в один голос.

— Вот вам и ученый-скептик, — восторгался довольный Макс. — До чего же хитроумно нашел на все ответ!

— Не слишком ли хитроумно? — тихо усомнилась Памела.

— Выходит, призраков не два, а один, — размышлял я. — Во всех случаях мы имеем дело с Мери. Значит, Кармел тоже исключаем? Да? Что-то у меня ум за разум заходит!

Ингрем расхохотался:

— «Ведь даже дух возвышенный порой снедаем недовольством и хандрой» [24]. Послушайте, я и сам для себя только сейчас сумел объяснить происхождение вашего неестественного холода. И пока как следует это не переварил. Если вы не возражаете, я хотел бы еще поломать голову.

Меня это обрадовало. Нам не мешало передохнуть.

— Давайте сейчас закончим, а вечером соберемся снова. Пойдемте пройдемся, солнце еще продержится часок-другой.

— Простите меня, — довольно робко проговорил Ингрем, когда мы поднялись. — Боюсь, я вас сильно разочаровал — и с сеансом, и с вашими дневниками. Вы проделали такую скрупулезную работу и пришли к таким интересным выводам! Просто неловко их опровергать.

— Да мы вовсе не держимся за ваши выводы, — уверяла его Памела, выходя в сад.

Мы с Ингремом и Максом около часа бродили по нашему лесочку, собирая сучья для костра, пока не захотели есть. За ленчем мы по молчаливому соглашению говорили не о призраках, а о войне в Испании, об Ирландии, причем Ингрем высказал непоколебимую уверенность, что ирландцев ожидает славное будущее. После ленча я предложил прогуляться или прокатиться на машине, но Памела сказала, что предпочитает побыть в саду, а Ингрем хотел кое-что записать.

— Пока не изложу свои мысли на бумаге, — объяснил он, — не могу в них толком разобраться.

Мы с Максом отправились взглянуть на «Вурдалаков». Солнце на наших глазах вело неравный бой с тремя батальонами туч, и порывистый ветер подгонял нас, дуя в спину. Нам предстояло пройти добрых три мили по вересковым полям и спуститься по узкой крутой тропке на покрытый галькой берег. Макс крепко держал слетающую с головы широкополую шляпу.

— Господи, как мне этого не хватает в городе! — воскликнул он. — Жизнь в Лондоне так несуразна! До чего обидно, что многими вещами можно заниматься только там! — И он рассказал, как пытается наладить устройство выставок для художников-экспериментаторов. И мешает ему отнюдь не «темная тупая обывательская масса», подозрительно смотрящая на все новое, объяснил Макс, а мерзкие, но весьма велеречивые невежды-снобы, готовые славословить любую посредственность, лишь бы картины были непонятны зрителю. Макс негодовал от души, но внезапно с легкостью свернул на другую тему.

— Между прочим, что слышно о вашем молодом друге Кэри? — с живым интересом спросил он.

Я ответил, что последнее время ничего о нем не слышал, но через пару дней они с Уэнди непременно должны позвонить, так как я замолвил словечко за их «Саломею» в своем театральном обзоре.

— Интересно, написал ли ему Пеннант? — сказал Макс. — Я говорил ему про Кэри.

— Самому Пеннанту? Господи помилуй!

— Дело в том, что Пеннант задумал показать целую серию пьес и рыщет в поисках декоратора, бахвалясь, какие он задумал чудеса с освещением, и суля художнику золотые горы. Звучит, конечно, заманчиво. Вот я и решил, что стиль Кэри может ему подойти — этакая смесь поэтичности с гротеском. Я рассказал Пеннанту о Кэри, Пеннант загорелся и собирался сам нагрянуть в Бристоль.

— Ну Макс! Кэри будет счастлив!

— Надеюсь, что дело выгорит.

Тогда я рассказал Максу о моей пьесе. Он искренно обрадовался и одобрил мой сюжет.

— Хотя сделать вашу Барбару достоверной будет трудно, — сказал он, — ведь мотивы ее поведения неясны?

— Мне как раз нравится копаться в неясных мотивах, — ответил я. — И я убежден, что странности Многих женщин порождены властолюбием, которое им приходится подавлять. Современный индивидуум едва ли сам отдает себе отчет в причинах своего поведения: слишком сложный механизм. А сквозь какие мрачные джунгли приходится сейчас продираться психологам!

— Значит, ваша пьеса тоже мрачная, в духе Стриндберга? — полюбопытствовал Макс, но я объяснил, что труды мои столь тяжки именно потому, что пьеса должна быть легкой.

— Да, обстоятельства против вас, — посочувствовал он.

Некоторое время мы шли молча. Я ломал себе голову, как лучше изобразить падение Барбары, а Макс — я был в этом уверен — размышлял над загадками нашего «Утеса».

Немного погодя он спросил, как чувствует себя Стелла после ее роковой попытки переночевать у нас, не слишком ли подействовало на нее случившееся?

— Надо же было этому ребенку вбить себе в голову столь несусветную чушь! Как надо было взвинтить себя, чтобы решиться одной явиться в пустой дом! Но до чего отважна! Лучше ей?

— Трудно сказать, — ответил я.

— Джудит просила меня узнать, не начала ли пробуждаться «Спящая красавица»? Она очень запомнилась нам обоим: этакий родник, искрящийся желанием жить и любить, но загнанный глубоко внутрь!

Я рассказал Максу кое-что о Стелле и не сомневался, что об остальном он догадался сам. Я не стал упоминать о худших опасениях доктора Скотта — язык не повернулся. Но и того, что я сообщил, оказалось достаточно. Макс разволновался.

— Чертовски затруднительное положение! — воскликнул он. — Но вы понимаете, конечно, что с этим надо кончать, как можно скорее? Неужели нельзя убедить Стеллу, что без экзорсизма не обойтись? Пусть отец Энсон попробует.

— Это слишком рискованно, — возразил я.

— Но почему, Родерик?

— Потому что Стелла может поддаться на уговоры, а потом до конца дней своих не найдет себе покоя. Будет считать, что я обрек душу ее матери на вечные скитания во мраке.

— Да, вы попали в западню.

— Хуже некуда.

Когда мы дошли до «Вурдалаков», тучи уже закрыли солнце и эти угрюмые скалы, возвышающиеся у самой воды, а кое-где и выступающие из моря, выглядели не самым выигрышным образом. Но Макс лазал среди причудливых каменных громад и был очень доволен.

— Воображаю, — выкрикивал он, — как выглядит это чудище, когда на востоке еще только брезжит свет! А этот уродец наверху! Как здорово здесь, наверно, на восходе, да еще в шторм! Хотелось бы мне взглянуть!

— Надеюсь, удастся, мы еще не уезжаем.

На обратном пути нам посчастливилось увидеть, как верхушка холма вдруг озарилась ярким светом, — это солнце, потерпевшее поражение в битве с тучами, отдавало земле прощальный салют, золотя вереск и дрок. Мы взобрались повыше и посмотрели оттуда вниз, на дом. Он тоже купался в последних лучах, но через минуту тень поглотила его, и дом как бы съежился и потускнел.

— Предположим, — опять обратился ко мне Макс, — предположим, случится худшее: вы ничего не добьетесь и вам останется только выбирать — прибегнуть к экзорсизму или отказаться от дома. Что вы сделаете?

— Откажусь от дома.

— Ясно, — протянул Макс. — Ну что ж, если бы речь шла о Джудит, и я бы решил так же.

Сверху нам было видно, как внизу, перед домом, от скалы к скале перебегает Ингрем, что-то говоря и оживленно жестикулируя. За ним по пятам следует явно заинтересованная Памела. Когда мы спустились, Памела отвела меня в сторону.

— Знаешь, мистер Ингрем считает, что мы могли бы развести здесь горечавки. И вообще он говорит, Можно все кругом засадить альпийскими растениями и устроить сад над морем. Пусть горечавки спускаются вниз по утесу. Одна приятельница его матери устроила у себя такое.

— Да, здесь можно создать нечто совершенно оригинальное, — вмешался Ингрем, — но работы потребуется уйма.

«Нашел же он время для подобных советов, — чертыхнулся я про себя, — ведь Памела еще больше привяжется к „Утесу“».

Памела объяснила, что сейчас мы устроим чай и основательно подкрепимся, а ужин будет поздний и убирать придется нам самим. Между этими двумя трапезами нам следует поспать, а после ужина устроить отложенное совещание. Никто не стал возражать, только Лиззи, услышав, что она может уйти раньше, посмотрела на нас с подозрением: «Интересно, чем это вы тут займетесь, когда избавитесь от меня?» — говорил ее взгляд.