Людмила Бояджиева - Уроки любви

• Название: Уроки любви
• Автор: Людмила Бояджиева
• Жанр: Остросюжетные любовные романы

Она получила от судьбы щедрые подарки — обворожительную внешность, острый ум, фантастический голос. Она научилась властвовать мужскими сердцами. Она — Избранная. Бесстрашная шпионка, великолепная примадонна, отчаянная авантюристка… Шлюха и девственница — всего лишь роли, которые предстоит сыграть Избранной в феерическом спектакле ее жизни — вечном поединке первозданной страсти и высокой любви.

Книга состоит из трех новелл, в каждой из которых действуют одни и те же герои, прошедшие путь реинкарнации. Как если бы труппа одного театра играла разные спектакли на тему: страсть- дар — нравственные ценности. То, что знаменитая американская певица семидесятых годов и русская шпионка времен Первой мировой войны — разные воплощения Избранной, наделенной феноменальным вокальным даром, становится окончательно ясно лишь в финале. Это же касается и двух основных мужчин ее жизни — злодея и преданного возлюбленного. Они составляют классический треугольник, проходящий путь к пониманию совершенных ошибок и искуплению. Место действия — Россия начала века, Европа времен первой мировой войны, Америка 60-70-х. Герои — разведчики, музыканты, актеры.

---

— Садись. И для начала прочти вот это.

Эжени взяла листок, в котором сразу же узнала послание Шарля. Под написанными от руки строками шел напечатанный на машинке расшифрованный текст: «Молодец, девочка. Посылка попала по назначению. Объект уничтожен. Жду тебя дома».

— Что это значит?

— Ты можешь возвращаться в Париж. — Он посмотрел на часы. — У нас в запасе еще час. Есть вопросы или хочешь отдохнуть перед путешествием?

Эжени лишь равнодушно пожала плечами. Она совершенно запуталась в происходящем. Но требовать объяснений не собиралась — ей объяснят то, что сочтут нужным. Она проиграла, но не намерена унижаться.

— Если тебе все ясно, тогда кое-что должен добавить я… Тот русский, которому ты передала бумаги… участвовал в операции уничтожения лаборатории. Это смелый человек, — ему пришлось взорвать себя вместе с «фабрикой смерти».

— Я сама видела, как его схватили и увезли ваши люди. К чему теперь закутывать меня ложью? Где здесь правда, господин фон Кленвер?

— Правд очень много. Первая состоит в том, что тебе удалось долго морочить мне голову. О твоей работе на французов я узнал лишь десять дней назад… Правда вторая, о которой я догадался чуть раньше, — я тоже не тот, за кого ты меня принимала, и совсем иной, чем представлял себе сам. Понимаешь… все это время ты видела во мне добычу, врага, которого нужно использовать в целях твоего ведомства. Но в тот день, когда ко мне попали бумаги с отметкой 3Z, я стал твоим союзником…

Слухи о «фабрике смерти» казались мне преувеличенными, а твой рассказ о «сербе», нашедшем информацию, несколько наивным. Пришлось попросить друга о помощи, и я получил доказательства. Самые невероятные домыслы о бесноватых фанатиках, задумавших вооружить германскую армию невиданным по жестокости бактериологическим оружием, оказались правдой… Идея создания такого оружия и осуществление этого плана принадлежали отцу и сыну Шварцкопф, младшего ты знала под именем Иордана Черне или Альберта Орловского.

Вот тут-то я понял, что этот человек появился на твоем пути неспроста. Ты обладала некой информацией, заставившей Шварцкопфа выследить тебя… Конечно же, он пытался убить тебя не из ревности, а ты вонзила нож в его грудь не только из чувства ненависти к насильнику.

— Я стал внимательно следить за тобой и перехватил послание из Парижа. — Хельмут улыбнулся. — Шарль де Костенжак — мой давнишний противник. Мы так упорно сражаемся с ним на невидимом фронте, что испытываем почти дружеские чувства… Он сообщил тебе о прибытии связного и торопил с получением документов. Вот как этому шельме удалось узнать, что бумаги попали ко мне, пока не знаю. Не знаю и главного, — почему ты не призналась во всем мне, я так ждал этого. Так хотел стать другом. Но остался врагом…

Я видел твое испуганное лицо, когда ты узнала о бумагах в моем портфеле, и не мог не заметить оттянутого кармана тонкой юбки — это была не пудреница. Мне стало ясно, что ради уничтожения чертовой фабрики Алуэтт готова на все.

Тогда я позволил тебе похитить бумаги и передать их связному. Я хотел только одного — уничтожить лабораторию. И эти документы я получил для тебя.

— Но ты послал своих людей на место встречи со связным. Не понимаю… — Эжени не шелохнувшись выслушала отчет Хельмута, но концы никак не сводились с концами.

Хельмут удрученно покачал головой.

— Нет, Джени, я играл на твоей стороне. Но люди из нашего ведомства выследили меня — ведь наша связь давно навлекла на меня подозрения. Им удалось узнать о твоей встрече с неким неизвестным господином. Боюсь, у Костенжака завелся предатель. Но вот что меня удивляет, — наши ребята не знали о переданных тобой бумагах! Выходит, они не догадывались, что информацию о фабрике находилась у меня.

— Так что же произошло с Алексеем?

— Его отбили у «серых» парней неизвестные бандиты, возможно, сообщники из русской разведки, и помогли бежать. — Хельмут усмехнулся. — Мне удалось помочь ему скрыться. И, как видишь, цель достигнута… Мы можем поздравить друг друга и помянуть русского разведчика, не пожалевшего своей жизни… — Лицо Хельмута на миг озарилось улыбкой, но тут же вновь погрузилось во мрак, — мрак тяжких дум и некой фатальной предрешенности. — Мне удалось оттянуть развязку, замести следы своей причастности к побегу русского. Я ведь тоже мастер устраивать маленькие спектакли. но ты, Джени, попала под подозрение. Мне пришлось во всем согласиться с шефом и дать личное распоряжение об установлении слежки за твоим домом. Разумеется, у меня не было ни малейшего шанса передать тебе какую-либо информацию.

— Ты скрыл от своих, что твоя любовница — французская шпионка?! Ведь это грозит тебе трибуналом, Хельмут!

Трибунала не будет. Надо уметь видеть игру на один ход вперед. Всего лишь на один… А я-то хотел понять все сразу! Хельмут пристально посмотрел ей в глаза. — Скажи мне только одно, честно скажи, Джен — чей это сын?

— Генрих — наш ребенок. Я родила его потому, что любила тебя. — Твердо произнесла Эжени.

— Спасибо. Мне будет легче решать свои последние дела с этой мыслью… — На несколько долгих, бесконечных мгновений их взгляды встретились. Еще секунда, и Эжени, сметая все сомнения, бросилась бы к нему на грудь. Словно почувствовав это, Хельмут посмотрел на часы. — Время на исходе. Курт передаст тебе документы на другое имя и посадит в поезд… Мне бы хотелось остаться в твоей памяти таким, как тогда — в грязи и пыли на омытом дождем шоссе. Ведь ты еще не знала, что я — мишень… А я был уверен, что о великой любви знают лишь поэты и композиторы… В сущности, мне действительно повезло, Жаворонок.

— Я не уеду, Хельмут. Ты обещал, что мы будем вместе. Ведь мы любим друг друга! Пусть сражаются секретные службы, пусть бушует эта сумасшедшая война, а мы исчезнем — мир так велик!

— И велик соблазн… Еще вчера было бы не поздно. Если честно, я сильно колебался, выбирая на распутье свою дорожку. И на одной из них мерещился маленький домик на берегу мексиканского залива и светлоголовый малыш, строящий из песка замки… Там была и ты, Джен… Уфф! До чего же прекрасна была ты, девочка…

— Так что же изменилось?

— Два дня назад взлетела в воздух «фабрика смерти», а вчера в нашем департаменте узнали о том, что к делу причастна ты. Они получили доказательства и решили вопрос вполне по-деловому. Я должен пристрелить тебя — это будет мой шанс получить алиби в этом деле… Шеф просчитался, рассчитывая на мое благоразумие… — Хельмут поднял лицо, рассматривая абажур. На скулах ходили гневные желваки. Справясь с волнением, он продолжал. — И тогда для меня осталась лишь одна дорожка, увы, только одна, Джен… И я торопился пройти ее. За мной, естественно, ходили по пятам. Пришлось отделываться от слежки силовыми методами. Курт выкрал тебя, а я ухитрился сбежать сам — не зря учил других, как выкручиваться из безвыходных ситуаций. Надеюсь, нас никто не сопровождал сюда.

— Так мы можем уехать вместе! Хельмут… — Не решаясь приблизиться, Эжени протянула ему руки.

— Нет, девочка, нет… Поцелуй меня, а потом возьми вот это, — по скатерти к Эжени заскользил тяжелый «манвихер». — Этой мой именной пистолет. Если ты сумеешь застрелить меня — твои шансы угодить французам удвоятся. Сегодня, 15 августа, день рождения Наполеона Бонапарта, — отметим его с надлежащей помпой.

— Ты сумасшедший, Хельмут. Ты ненавидишь и презираешь меня. Такое можно предложить лишь самой последней дряни. — Побелевшие от возмущения губы Эжени дрожали.

— Но Шарль сделал это. — Хельмут передал вторую записку. — Я перехватил ее несколько часов назад. Не хотел портить прощание. А может… ревновал.

— «Сокровище мое, Эжени! Я чувствую, ты в опасности, мое сердце дает сбои. И я позволил себе признание: лишь сейчас, на склоне жизни, мне удалось узнать любовь. Я влюблен впервые с пылкостью молодого юнца и тоской умудренного опытом старца…» — Эжени пробежала глазами признание Шарля, отыскивая нужную информацию. — «Мне удалось получить последние данные — твой приятель под подозрением. Его все равно расстреляют. Если это сделаешь ты — то вернешься победительницей. Я жду тебя. Шарль».

Эжени скомкала листок.

— Неужели ты думаешь, что я вернусь туда? Вы оба растоптали меня. Вы хуже, чем обезумевший фанатик Альберт. Вы сделали из меня продажную девку, а теперь ждете, что я стану убийцей… Как же я ненавижу вас! — Эжени почти кричала, сжимая кулаки и отступая к двери. Заплакал проснувшийся ребенок.

— Ну, вот и все. Возьми сына и уходи. Наши пути разошлись. — Глядя на пылающую гневом Эжени, Хельмут печально покачал головой. — Нет, ты не поняла, Джен, что дважды предала меня, — как честного человека, исполняющего свой долг, и как мужчину, целиком доверившегося тебе… Ты завладела мной, заставив полюбить себя…