Виктория Холт - Избранницы короля

• Название: Избранницы короля
• Автор: Виктория Холт
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-85585-554-6

Для своих подданных вернувшийся из вынужденных скитаний король Англии Карл Стюарт Второй - прежде всего Веселый монарх, избавивший страну от пуританского засилья и подаривший ей множество новых развлечений. По легкости и распущенности нравов двор Карла не уступает двору его знаменитого кузена, короля Франции Людовика Четырнадцатого. О любовных похождениях английского короля ходили легенды не только в Лондоне, но и во всей Европе. Но этот незаурядный человек, творивший историю своими руками, умел, когда нужно, быть непреклонным и по-королевски великодушным.

---

Киллигрю за публично нанесенное оскорбление был ненадолго заключен в тюрьму и выдворен из Уайтхолла, однако Барбара уговорила короля временно удалить от двора и ее кузена, «дабы поменьше дебоширил».

Герцог, в сопровождении леди Бэкингем и леди Шрусбери, отбыл в деревню, весьма довольный, как он заявил, таким раскладом. Действительно, и его музыка, и любовница, и личный аптекарь, и даже безропотная супруга — все остались при нем.

Правда, догадываясь, что эту ссылку устроила ему Барбара, он грозил ей это припомнить, хоть и признавал, что в истории с Фрэнсис Стюарт он сам действовал отнюдь не в интересах своей гневливой кузины.

Неизвестно, как долго пришлось бы ему предаваться радостям сельской жизни, если бы, совершенно неожиданно, один из его мнимых друзей не обвинил его в тягчайшем преступлении. Этот человек уверял, что Бэкингем составил гороскоп с предсказанием смерти короля.

Герцог был спешно вызван в Лондон и препровожден в тюрьму.

Узнав о том, что с ее родственником обошлись так сурово, Барбара пришла в ярость: ведь она хотела всего лишь немного проучить его, чтобы неповадно было становиться ей поперек дороги.

При этом она как-то выпустила из виду, что король уже не любит ее и что только скорбь по утраченной Фрэнсис толкает его теперь в ее объятия. Она явно переоценила свое влияние на Карла, когда бесцеремонно ворвалась в королевские покои, выкрикивая на ходу:

— Как это понимать? По наущению каких-то мошенников вы бросаете за решетку своих преданнейших слуг!..

— Ваша наглость переходит все границы! — в крайнем раздражении воскликнул король. — Не смейте совать свой нос в дела, в коих вы ничего не понимаете!..

От таких слов Барбара просто взвилась.

— Вы глупец, — выкрикнула она, нимало не заботясь о том, кто может ее услышать.— Выбирайте выражения! — угрожающе произнес Карл.

— Глупец! Глупец! Глупец!.. — кричала Барбара. — Иначе бы вы не поручали все важные дела бездарным выскочкам и не бросали бы за решетку лучших своих помощников!..

— Хватит молоть языком! — прервал ее король и стремительно вышел из комнаты.

Барбара еще некоторое время металась по его апартаментам разъяренной тигрицей и кричала, что скоро ее кузен будет на свободе, и тогда все узнают: тому, кто замахнулся на благородного Вильерса, придется иметь дело со всем семейством Вильерсов.

Под «тем, кто замахнулся», она явно подразумевала Кларендона.

Предсказание Барбары о том, что ее кузена выпустят на свободу, скоро сбылось: выдвинутые против Бэкингема обвинения были признаны бездоказательными. Когда король предъявил обвиняемому приписываемый ему гороскоп, герцог заявил, что впервые его видит, а потом спросил, не кажется ли королю, что почерк писавшего напоминает почерк его (то есть Бэкингема) сестры.

— Право, это какая-нибудь очередная ее шалость! Вероятно, кто-то из ее приятелей родился в один день с Вашим величеством. Видите, тут даже нигде не упомянуто имя Вашего величества.

Внимательно осмотрев бумагу еще раз, король счел все дело смехотворным, о чем немедленно сообщил судьям.

— Полно заниматься чепухой! — воскликнул он. — Дело не стоит выеденного яйца!

Бэкингем снова был на свободе, хотя и счел благоразумным не показываться пока при дворе.

Кларендон же, который отдавал распоряжение о взятии герцога под стражу, скоро уже должен был поплатиться за все свои деяния — в этом Барбара и ее кузен были совершенно единодушны.

Флот бездействовал; задолженность морякам переползла уже за миллион фунтов. Оставалось либо, не ремонтируя стоящих на приколе судов, начать переговоры о мире, либо объявить о собственном банкротстве.

Карл, при поддержке герцога Йорка, принца Руперта и Албемарля, страстно доказывал, что флот должен быть оснащен, чего бы это ни стоило, но воля Совета восторжествовала.

Голландцы, однако, не собирались так скоро заключать мир. Чего ради? Они затратили на войну втрое больше средств, чем англичане, и за несколько мирных месяцев успели переоснастить все свои корабли. Слово, сказанное на поле брани, весомее слова за столом переговоров, считали они, и если противнику приходилось держать свои корабли в бухтах, то у них не было для этого никаких причин.

И через много-много лет англичане с содроганием вспоминали тот июнь 1667 года, когда их гордости и чести был нанесен неслыханный по своей жестокости удар.

Тогда, теплым июньским днем, спустя девять месяцев после лондонского пожара, голландский флот подплыл к берегам Англии и поднялся по Медуэю до самого Чатема. «Королевский дуб», «Августейший Джеймс», «Верный Лондон» и остальные большие корабли были сожжены, береговые укрепления взорваны. Возвращаясь тем же путем назад, голландцы тянули за собою на буксире «Августейшего Карла», причем их трубачи всю дорогу наяривали старинную английскую песенку «Ай, беда, у девки юбка порвалась», а англичане по обоим берегам реки лишь бессильно сжимали кулаки.

Так Англия, изможденная великой чумой и великим пожаром, пережила свой самый великий за всю историю позор.

Англичане не знали, куда деваться от стыда и гнева.

Как могло такое случиться? Ведь все были уверены, что страна выигрывает войну с Голландией. Их корабли были ничуть не хуже — даже лучше, чем у голландцев, их моряки вышли победителями из самых жестоких сражений. Проклятая чума, проклятый пожар! Это они привели страну к банкротству.

В столице снова запахло мятежом. На ведение войны выделялись огромные деньги — как же она могла закончиться столь позорным поражением?

А ведь кто-то должен быть во всем этом виноват, и с кого-то следует спросить за случившееся! Англичане давно уже привыкли спрашивать за все беды с того, кто еще прежде угодил в немилость.

Деревья перед домом Кларендона на Пиккадилли были уже вырваны с корнем. «Это он нас предал! — кричал народ. — Он сговорился с французами, а французы перешли на сторону нашего неприятеля!.. Кто продал Дюнкерк? Кто женил короля на бесплодной иноземке, чтобы его собственные внуки могли потом восседать на престоле?..»

Нужен был козел отпущения, и, насколько Карл успел изучить нравы своих подданных, он нужен был как можно скорее, желательно раньше, чем парламент соберется в следующий раз.

Всеобщая нелюбовь к Кларендону началась еще в первые дни Реставрации; ни у кого не было врагов больше, чем у Кларендона. Если бы не поддержка Карла, он давно бы уже был смещен со своего высокого поста.

Теперь уже и Карл не нуждался более в его услугах: он устал от постоянных упреков и наставлений Кларендона. Ни один канцлер не осмеливался говорить со своим королем так, как говорил с ним Кларендон. Вообще-то Карл всегда готов был выслушать упреки людей добродетельных, потому что сам отнюдь не считал себя таковым. Он полагал, что всякий волен иметь собственное мнение и свободно его высказывать, — взгляд, которого Кларендон, кстати сказать, не одобрял. «Но, — размышлял Карл, — свободно высказывая собственное мнение, даже очень разумное, по поводу ошибок ближних, эти добродетельные люди начинают внушать ближним все большую и большую неприязнь; более того, зорко подмечая чужие ошибки, они перестают порой видеть свои собственные. Кларендон и ему подобные полагают, что если человек почитает Господа и хранит верность одной женщине, — разумеется, жене, — то в таком случае его нетерпимость, жестокость и пренебрежение к чувствам своих ближних вполне простительны. В этом я с ним не соглашусь. По мне пренебрежение к ближним — величайший из грехов, и я ни за что не поверю, что Господь стал бы лишать человека маленьких радостей ради того только, чтобы сделать его несчастным».

Кларендону пора было уходить — этого требовал народ; в противном случае мог начаться бунт. Кроме того, Карл и сам не желал долее поддерживать того, кто посмел так коварно отнять у него Фрэнсис Стюарт.

Однако, памятуя о том, что в течение многих лет Кларендон оставался его первым и самым преданным советником, Карл не хотел причинять старику лишних страданий.

Поэтому он призвал к себе герцога Йорка — ибо, в конце концов, Джеймс был зятем Кларендона, — чтобы переговорить с ним о судьбе канцлера.

— Он должен уйти, — заявил Карл.

Джеймс так не считал; но — увы! — Джеймс не отличался большим умом. Карл не раз с беспокойством думал о том, что будет, если его младшему брату придется надеть корону. А ведь это вполне может случиться, ибо супруге Карла, по всей видимости, не суждено родить наследника.

— Его обвиняют в неразумном ведении войны, — сказал Карл. — Известно ли тебе, что в тот день, когда голландцы поднялись по Медуэю, горожане выбили стекла в его окнах и с корнем вырвали деревья?

— Разве он в чем-то виноват? Он почти не участвовал в решении военных вопросов, лишь соглашался с предложениями генералов.