Джудит Майкл - Золотой мираж

• Название: Золотой мираж
• Автор: Джудит Майкл
• Жанр: Современные любовные романы

Извечная «сказочная» мечта — внезапно разбогатеть, найдя «кубышку с золотом», — в романе Джудит Майкл осуществляется буквально: героиня выигрывает по лотерейному билету огромную сумму денег. Однако, новая, «роскошная» жизнь не удается, приносит разочарования, окружает ненужными неверными людьми. Вернуть себе чувство полноценности и нужности в жизни помогают подлинно «золотые» душевные качества героини — сила духа, верность в любви, чувство ответственности перед людьми.

---

И, знаете, когда ты занят чем-то, что тебе нравится — а я участвовала в скачках и управляла фермой, это самое любимое место в мире для меня — то дни как-то незаметно проходят и совсем не хочется говорить: «Я должна что-то изменить, потому что так жить ужасно». Ужасно не было. Но, конечно, и прекрасно тоже, черт возьми, прекрасно — с Джиной.

— Все гораздо веселей, когда мы вместе, — сказала Джина. — Все как-то имеет большее значение, когда мы вместе. — Она поглядела на Ханну, Эмму и Клер. — Мы обе привыкли к чувству, что у нас никого нет. Теперь с этим покончено. Мы больше не одиноки.

— Это так мило, сказала Эмма задумчиво.

— Существует столько разных видов любви, — сказала Ханна, — но только один из них непростителен — когда любовь фальшивая, открытая для жестокости, разных манипуляций.

Воцарилось молчание. Эмма уставилась в свою тарелку.

— Я вам завидую, — сказала Клер спокойно. Она встала и поцеловала Роз и Джину. — Я никогда не слышала лучшего описания взаимоотношений такого рода, о которых мечтают все. И я желаю вам счастья.

— Спасибо, — сказала Джина. — Спасибо тебе, спасибо. Я была уверена, что ты так скажешь, но, однако, ты понимаешь, было…

— Одно маленькое «но», — докончила Роз. — Спасибо, Клер. Спасибо, Эмма. Я знаю многих людей, которые не были бы так щедры.

— Это не важно, — сказала Джина. — Нас волнуете только вы. Я хочу сказать, конечно же, все узнают, это не тайна…

— Но мы не собираемся участвовать в парадах и во всем подобном, — вставила Роз. — Это наша частная жизнь и мы хотим, чтобы она такой и осталась.

— Просто. мы хотим, чтобы вы поняли, что мы чувствуем, — продолжала Джина, — и разделили это чувство с нами, прежде чем все остальные начнут комментировать.

. — Как Хейл, — сказала Роз. — Он будет просто в ужасе. Он воспримет это как пятно на своей репутации и (бог знает почему) на своей сексуальной репутации. За двадцать четыре часа он постарается оповестить всех, что всегда знал, что у меня что-то было не в порядке, и что он бросил бы меня давным-давно, но должен был держаться ради детей, потому что не хотел оставлять их под моим тлетворным влиянием.

— Откуда ты знаешь? — спросила Клер.

— Я слышала его разглагольствования на такую тему, — сказала она сухо, — о кое-каких наших знакомых в Нью-Йорке. Но с ними мы видеться не станем, так что это неважно. Я соскользнула с карусели очарования Квентина, так что наша социальная жизнь будет проходить в других местах, и я отослала все, что принадлежало Хейлу на ферме в Нью-Йорк. Это конец главы. Может быть, целой книги.

— Но и начало новой, — сказала Эмма. — Я и вправду за вас рада. Хотя Брикс ничего хорошего по этому поводу не скажет.

Они все удивленно воззрились на нее. Никогда раньше ничего плохого она о Бриксе не говорила.

— Это так? — спросила Ханна осторожно.

— Он не очень терпимый человек. — Эмма слушала саму себя в изумлении. Как она может — такое! — про Брикса? Но ей было приятно это делать: как будто она съезжала с горы, и все набирала скорость, и с каждым мгновением чувствовала себя все свободней. Где-то в глубине души она ощущала, что все еще принадлежит ему, но теперь ей казалось приятным мчаться вперед, все обрывая. — Он не может вынести, когда люди в чем-то серьезно отличаются от него, он думает, что они ненормальные, больные или еще что-нибудь, и не хочет с ними иметь никакого дела. И он не любит, когда люди с ним несогласны, старается заставить их замолчать, как будто они очевидно глупы.

— Значит, ты с ним всегда согласна? — спросила Ханна.

— Обычно он прав… И… это легче…. — вспыхнула Эмма. На ее лице отразилось замешательство, ей почудилось, что она плачет. Больше она не могла вспомнить это ощущение освобождения; она чувствовала себя предательницей.

— Расскажи нам, как это — сниматься? — сказала Джина поспешно. — Ты весь день работаешь?

— Большую часть, — сказала Эмма, и ее голосу вернулось оживление. Она рассказала им о Ли, которая занималась ее макияжем, и о Билле Страуде и Марти Лундин, о Тоде и о том, как забавно он носится по всей комнате со своей камерой. — Он всегда что-то говорит, все время, пока снимает. Я думаю, рот у него никогда не закрывается. Может быть, он как-то соединен с камерой.

Клер улыбнулась.

— О чем говорит?

— Да просто слова произносит, чаще всего. «Хорошо, хорошо, отлично, молодец, лапочка, потрясно, вот так, Эмма, погляди вот сюда, отлично, сядь прямо, вытяни ноги, хорошо, хорошо…»

Они все смеялись, пока Эмма изображала его, и она чувствовала, как мягко проваливается в колыбель их одобрения, и любила их всех. Затем они начали рассказывать истории о том, как разные люди разговаривают за работой или играя, а Ханна бегала вокруг стола, расставляя вторые блюда. Клер, откинувшись назад, смотрела на Эмму и думала, что же с ней случилось.

Казалось, она то вспыхивала, то блекла, почти как будто все они улавливали только ее отблески сквозь плывущие по небу облака. Но даже когда она была с ними, говоря или смеясь, ее веселость и даже красота казались какими-то лихорадочными, она становилась болезненно хрупкой, будто того и гляди умрет, словно ее счастье (а она выглядит счастливой, думала Клер), было временным и она это знала, и все оно "вмещалось полностью в этот недолгий ужин в День Благодарения.

Надо попытаться еще раз вывезти ее отсюда, подумала она. Может быть, она уже созрела для путешествия по Европе. Или еще куда-нибудь. Может быть, теперь она не будет так упираться.

— Ты его видела, Клер? — спросила Роз.

— Извини, — сказала Клер. — Я не расслышала.

— Друга Ханны, Форреста; по ее словам, он говорит, как настоящий поэт. Ты его видела?

— Нет. Поэт? Мне бы хотелось это услышать. Но Ханна нам такой возможности не давала.

— Я знаю, что не давала. Я собиралась. На самом деле мне не нравится скрытничать, ты же знаешь, — покраснела Ханна.

— Ты думаешь, он нам не понравится? — спросила Джина.

— Ох, милая, ты как будто говоришь о кавалере. В этом-то вся и неловкость.

— Ладно, расскажи нам о нем, — сказала Джина.

Даже если он не твой кавалер, ты ведь проводишь с ним много времени, правда?

— Не так уж млого. О, как хорошо пошел у нас кукурузный хлеб, у меня есть еще…

— Нет, не надо, — твердо сказала Джина. — Давай, Ханна, брось это. Разве он жулик? Или грабит богатых и раздает все бедным? Или он охотится за стариками и уговаривает их… Извини. Не то сказала. Расскажи нам что-нибудь о нем. Сколько ему лет?

— Он говорит сорок восемь, но мне кажется, что, ближе к сорока. — Ханна сидела очень прямо, гордо подняв голову, как будто накапливая достоинство в качестве оплота перед тем, что они могут сказать, и даже, подумала Клер, перед своими собственными сомнениями. — Важнее всего то, что он блестящий поэт и учитель, его ученики его любят…

— А где он преподает? — спросила Роз.

— В Нью-Йоркском Университете. Он преподает американскую и английскую литературу и поэзию, но говорит, что вся эта деятельность вроде сироты современной школьной системы и надо обращать на нее больше внимания. Он говорит, что в нашу эпоху поклонения технологии, нам нужно место, где будут обучать поэзии и объяснять людям, насколько мы все не в себе. Вместо того, чтобы восхищаться факсами, говорит он, мы должны восхищаться Вордсвортом, и Элиотом, и Дереком Уолсоттом. И, должна сказать, мне это кажется справедливым — я никогда не испытывала необходимость в факсе, но красота поэзии мне всегда была в жизни нужна.

— Итак, он хочет, чтобы было место, где учат поэзии, — сказала Джина, — и что это за место?

— Вот, это-то и есть самое волнующее. Он собирается построить Центр Поэзии Икситера, убежище для поэтов, где они смогут писать, проводить семинары, чтения и конференции.

— А на что он собирается его строить? — резко спросила Роз.

— О, у него есть деньги. Или почти так. Один человек обещал ему, что даст все что нужно и он нашел здание! — старый особняк рядом с университетом, и как только он получит деньги, то начнет его перестраивать.

— А кто этот «один человек»? — спросила Роз.

— Очень богатый человек, который любит поэзию и верит во взгляды Форреста.

Джина подняла голову:

— А этот человек — женщина?. — Да.

— Женщина старше пятидесяти?

— Да.

— Шестидесяти? Семидесяти? Восьмидесяти?

— Ей восемьдесят два, — замялась Ханна. — По правде сказать, он очень славно общается со стариками.

— Да, но среди сотрудников у него есть мужчины? — поинтересовалась Джина.

— Нет. Нет, и по правде говоря, он предпочитает женщин. Но он очень честен, и миссис Мэнесхербс точно знает, что делает. У нее куча денег, но нет детей и она любит поэзию.

— И Форреста, — сказала Джина, криво усмехаясь.

— Она восхищается им и обожает его, как и я. И как только она вернется из Англии, они закончат все бумажные работы, и она даст ему денег на центр и вклад на то, чтобы его поддерживать. — Ханна поглядела на Клер. — Форресту была нужна наличность, чтобы выкупить особняк, на который еще кто-то положил глаз. Пока миссис Мэнесхербс была в Англии, я ссужала его деньгами, которые он отдаст, как только получит вклад от нее.