Шарль Монселе - Женщины-масонки

• Название: Женщины-масонки
• Автор: Шарль Монселе
• Издательство: ОГИЗ
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-88274-012-6

Возникшее в начале XVIII пека в Англии религиозно-этическое движение – масонство – получило распространение во многих странах. Эта тайная организация ставила своей целью объединение людей на основе равенства, взаимопомощи и верности. В масонские ложи женщин не принимали, и с течением времени женщины создали свои масонские ложи.

В романе «Женщины-масонки» Шарля Монселе (1825-1888), известного французского романиста, талантливого восприемник литературных принципов А. Дюма, речь идет о тайной организации женщин-масонок, незримо опутавшей своей страшной сетью всю Францию – от великосветских салонов до рабочих кварталов. В эту сеть, добровольно или волею судеб, попадают герои романа. Всевозможные приключения, любовные истории, заговоры, поединки составляют содержание книги. Весь роман пронизан мотивом женской мести, которую осуществляет эта мощная масонская организация.

На русском языке произведение Шарля Монселе печатается впервые.

---

Художник уже не слышал ее.

Она продолжала швырять картины в огонь.

Когда наступила очередь последней картины, графиня обернулась. Рене, лишившись чувств, лежал на полу…

Его отвезли домой.

В настоящее время Рене Левассер находится в частной лечебнице для умалишенных, где и умрет безумцем.

Вот мадемуазель Пикаре, она сидит одна, совсем одна. Это уже совершеннолетняя девушка, белокурая, высокая и худая; ноги ее как будто чуть касаются земли. Строфы господина Лапрада[92] не более прозрачны, античные статуи не более молчаливы, нежели она. Она говорит только тогда, когда грезит, а грезит она только тогда, когда спит, ибо это сомнамбула, и притом сомнамбула ясновидящая. Однако прорицания, которые она произносит в своем квартале, всегда продиктованы голосами и интересами ордена женщин-масонок.

Госпожа Гильерми – тучная пятидесятитрехлетняя женщина, тепло одетая или, вернее, пользуясь ее же собственными словами, «укутанная». Выражение ее лица представляет собой смесь важности и доброты, и лицо это, удлиненное высокой прической ее пышных седеющих волос,– типичное лицо почтенной коммерсантки из числа тех, кого поставляет Парижу квартал Бурдонне; эти женщины сидят за решетками своих касс, и днем, и вечером склоняясь над своими счетными книгами в переплетах с медными уголками.

Госпожа Гильерми делает честь ордену женщин-франк-масонок. Ее жизнь – образец постоянного труда, величественного и нежного материнства. Она никогда не пользуется своей властью для того, чтобы наживать состояние, устраивать чьи-то браки или помешать чьему-то разорению, и ее несколько отрывистые речи, ее чуть суровые взгляды никого не обманывают. От старинной Арш-Пепен до улицы Сент-Оноре, в местах, прилегающих к улице Сен-Дени, ее любят и уважают.

Нужно ли называть вот эту брюнетку в шуршащем платье, эту дерзкую женщину, глаза которой мечут искры? Это лишнее: ее имя и без того у вас на устах, в вашей улыбке. Это Георгина IV. Найдутся трое-четверо обывателей, которые спросят, кто такая эта Георгина IV. О невежды! Неужели необходимо объяснить им, что Георгина IV – урожденная Элоиза Пикар? Стоят ли эти невежды того, чтобы рассказать им, что колыбелью этой амазонки новейших времен была комната за лавкой молочницы на улице Эшикье? Видимо, эти обыватели отродясь не брали в руки газет? Видимо, эти обыватели отродясь не бывали в театре? Мы не станем ничего им рассказывать, у них наверняка есть дети или племянники; вот и пускай себе расспрашивают своих племянников или детей.

Ах, господа обыватели! Не пожелал бы я вам попасть в тонкие, изящные коготки Георгины IV! Вы оставили бы в этих коготках последний грош из столь любезного вашему сердцу капитала, который сами вы называете здравым смыслом! Вы считаете себя очень сильными, господа обыватели! Ваш ум разграфлен, как нотная бумага, вы считаете нужным вести себя так, как это подобает «людям, всеми уважаемым»,– так молите же небеса, чтобы они уберегли вас от встречи с Георгиной IV! Иначе она заставит вас наделать глупостей!

Для нее не существует семьи, не существует родины, для нее не существует земли, не существует морей, не существует законов, не существует обычаев; для нее существуют только она и ее жертва, она и кто-то еще, кто угодно, первый встречный, лишь бы он был богат. О вы, читающие эти строки! Не качайте головой: это вторжение накрашенных дьяволиц в дремлющую душу, в спящее воображение, спокойное существование никогда еще не было описано достаточно сильно, никогда еще не было изображено достаточно яркими красками.

Георгина IV пролетела по нашему обществу так, как пролетает по воздуху пуля,– свистя, разрывая, убивая. Начала она с приказчиков, а кончила хозяевами. Какую страшную симфонию создал бы Берлиоз из всех этих зеркал, флаконов, фарфора и бокалов, которые она разбила! Из самой добродетели она сделает преступника, господина Прюдома она превратит в Робер-Макера[93]. Это современная Цирцея[94], которую еще не изобразили на полотне и вокруг которой робко бродил один Гаварни[95].

Георгина, она же Элоиза Пикар, была актрисой – так, по крайней мере, говорят или, вернее, так говорит она сама. Как бы то ни было, она явилась перед публикой, говорила, пела, сердилась, ей бросали букеты, она была в числе ню, директор театра подал на нее в суд, весь Париж только о ней и говорил, а ее квартиру осаждали все мужчины, которые не знали, что им делать с их пятьюдесятью или ста тысячами ренты. Вот и все. Ах, что за женщина! Головокружительные безумства, ум, страсть – все у нее есть! Ее каприз, быстрый, как рыбий хвост, толкает ее на любые причуды, заставляет ее отправиться в любое путешествие. Она вышла замуж в первый раз, потом вышла замуж вторично. Она взволновала всю нацию. Она заставила говорить о себе Шантильи и Эпсом, она относила свою шаль в ломбард, и кое-кто видел, как она просит позвать к себе сержанта Пумару из казармы Аве-Мария.

И, однако, повторяю, не верьте этому; не верьте и не иронизируйте. Стоит этой женщине засмеяться или заплакать, и вы отдадите ей свою душу. И это не потому, что она красива,– о, нет! Но она завладевает вами, как солнце, даже не взглянув на вас. От одного ее слова у вас бьется сердце и спирает дыхание. А между тем что такого она сказала? Да она и сама этого не знает.

А почему же она Георгина IV? Э-э, будем скромны! Чтобы поведать миру об этой женщине, нужен писатель, наделенный громадным талантом. Подождем же, когда он появится.

Вот еще одна эксцентрическая особа, дама лет сорока, которую все как будто избегают, хотя она переходит от одной скамьи к другой с проникновенным видом просительницы. Это госпожа Флаша; родилась она в Аржансоле. Первым мужем ее был господин Гюльпен де Жуэн; овдовев, она вторично вышла замуж за барона Ланфана, экс-интенданта двора. Через год после смерти барона она вышла замуж в третий раз; избранником ее на сей раз оказался один из ее лакеев, уроженец главного города кантона Аннеси в Верхней Савойе по имени Жан Флаша. Столь позорные браки совершаются в Париже реже, чем в глухой провинции и в деревнях, но тем не менее они все же совершаются и вызывают тягостное удивление.

История госпожи Флаша представляет собой повторение навыворот истории маркизы Эбены де Шан-Лагард. Там рабыня вышла замуж за своего господина, здесь знатная дама не погнушалась поднять до себя своего прекрасного охотника. Но как только Жан Флаша поднялся на верхнюю ступеньку общественной лестницы, голова у него закружилась. Насколько он был почтителен и послушен, когда в своем зеленом костюме влезал на запятки кареты ее милости баронессы, настолько же неуступчивым и грубым стал он теперь, когда у него роскошно убранные апартаменты и когда он кладет на подушки ноги в сапогах. Прежде он прятался, чтобы выпить стаканчик аликанте, украденного из хозяйского шкафа; теперь он старается появляться главным образом в пьяном виде, а если жена осмеливается сделать ему малейшее замечание, он ее бьет. Скверный подражатель герцогу Кларенсу[96], он, узнав, что баронесса принимает молочные ванны, решил (у каждого свой вкус!) принимать ванны из тростниковой водки. Он утверждает, что это укрепляет его силы, хотя всякий раз его вытаскивают из ванны мертвецки пьяным. Несчастная женщина, которая сковала свою жизнь этой позорной цепью, теперь пытается разорвать ее; орден женщин-масонок, уставший читать ее ходатайства, которые она адресует ему с целью, чересчур личной, абсолютно личной, обещал ей вынести свой приговор как о раздельном жительстве супругов, так и о раздельном владении имуществом. Но пока этого еще не произошло, Жан Флаша находится под неусыпным наблюдением, и его неумолимо сопровождают, когда он, пошатываясь и воспламеняясь то ли от бешенства, то ли от пьянства, осмеливается бродить вокруг особняка баронессы Ланфан.

На этом мы остановимся.

Мы уже сказали, что число собравшихся здесь женщин приближалось к восьмидесяти.

К одиннадцати часам их была уже сотня.

Это был час, назначенный для посвящения Амелии Бейль в члены Ордена.

Торжественное заседание сейчас начнется.

XXVII КЛЯТВА

Глубокая тишина настала вслед за болтовней на темы, к делу не относящиеся; каждая из женщин заняла свое место.

Маркиза де Пресиньи, которую мы теперь будем именовать не иначе, как Великим Магистром, восседала на престоле с витыми колонками. На ней был крест-накрест повязан голубой переливающийся шнур, на котором висела золотая лопатка каменщика – знак ее титула.

Обряды, при соблюдении которых мы разрешили присутствовать нашим читателям, не считая некоторых незначительных изменений, все те же, что были в стародавние времена. Мы уже говорили, что Орден женщин-франкмасонок позаимствовал большую часть своих обрядов и испытаний у Ордена франкмасонов-мужчин. Это совершенно верно, в доказательство чему скажем, что около семидесяти семи лет назад, на рубеже двух веков, была предпринята попытка слияния обоих орденов под двойным председательством вице-королевы Неаполитанской и его высочества герцога Шартрского, Верховного Великого Магистра всех лож.