Шарль Монселе - Женщины-масонки

• Название: Женщины-масонки
• Автор: Шарль Монселе
• Издательство: ОГИЗ
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-88274-012-6

Возникшее в начале XVIII пека в Англии религиозно-этическое движение – масонство – получило распространение во многих странах. Эта тайная организация ставила своей целью объединение людей на основе равенства, взаимопомощи и верности. В масонские ложи женщин не принимали, и с течением времени женщины создали свои масонские ложи.

В романе «Женщины-масонки» Шарля Монселе (1825-1888), известного французского романиста, талантливого восприемник литературных принципов А. Дюма, речь идет о тайной организации женщин-масонок, незримо опутавшей своей страшной сетью всю Францию – от великосветских салонов до рабочих кварталов. В эту сеть, добровольно или волею судеб, попадают герои романа. Всевозможные приключения, любовные истории, заговоры, поединки составляют содержание книги. Весь роман пронизан мотивом женской мести, которую осуществляет эта мощная масонская организация.

На русском языке произведение Шарля Монселе печатается впервые.

---

Эти слова были произнесены твердо, но спокойно.

Маркиза де Пресиньи почувствовала, что она вступает в борьбу с натурой неумолимой.

– Но чего же вы хотите?– спросила она.

– Я хочу восстановить мои права на господина Филиппа Бейля,– отвечала Марианна.

– Несмотря на брак, который сделал его членом моей семьи?

– Несмотря ни на что!

Маркиза опустила голову.

– Орден женщин-франкмасонок вынес ему приговор по моей справедливой жалобе,– продолжала Марианна.

– Я помню это; я помню также и то, что моего голоса оказалось недостаточно, чтобы опротестовать этот приговор. На этой генеральной ассамблее вы победили меня. Было ли то предчувствие, возникшее у меня в ту пору,– предчувствие, заставившее меня воспротивиться тому, что я сочла чересчур явным деспотизмом?… Не знаю. Но я думала тогда то же самое, что думаю и сегодня: цель нашей ассоциации – не столько наказывать, сколько защищать.

– Наказывать угнетателей как раз и значит защищать угнетенных!

– Но господин Бейль заставлял вас страдать вовсе не как угнетатель, а как любовник!

При этих словах глаза Марианны засверкали.

– Как любовник или не как любовник, сударыня, какое это имеет значение?– иронически спросила она.– Да ровно никакого! Он терзал меня, он грубо ворвался в мою жизнь, чтобы сломать ее!… Мне ли напоминать вам, что наше общество охраняет не только чувства, но и интересы? Чем живем мы, мы, женщины, если не сердцем? И скажите мне, сударыня, какое преступление, по-вашему, страшнее, чем разбить это сердце?

– Сударыня…

– Мои жалобы, которые и тогда были справедливы, с тех пор еще умножились. Повторяю вам, сударыня: этот человек принадлежит мне!

После длительного единоборства маркиза де Пресиньи решила, что нужно изменить тактику.

– Пусть так,– заговорила она,– но, нанося удар ему, не сразите ли вы тем же самым ударом и Амелию – дитя, которое вы не можете ненавидеть?

Марианна вздрогнула.

– Вы хотите напомнить мне, что она спасла мне жизнь, не так ли? О, я не забыла об этом! Однажды я тонула в Аркашонском заливе, и это дитя оказалось более мужественным, нежели Филипп, который сопровождал меня, более мужественным, чем эти подлые гребцы! Она вырвала меня из лап смерти, это верно; но оказала ли она мне тем самым истинную услугу? Не знаю. Но, конечно, я была бы чудовищем, если бы воспоминание о том, что она для меня сделала, изгладилось из моей памяти.

– И что же?– спросила маркиза.

– А вот что, сударыня: мне жаль вашу племянницу, но упомянутое воспоминание не помешает мне расправиться с Филиппом. Именно потому, что я питаю величайшую признательность к ней, я буду безжалостна к нему! Заявляю вам, что этот союз – союз ангела с демоном – чудовищен! Я знаю этого господина: он осквернит все чистое и прекрасное в ее душе, он одну за другой разрушит все иллюзии юной девушки и юной супруги. Этот человек не верит в любовь, он верит самое большее женщинам, которые льстят его самолюбию или служат его честолюбию. Сударыня, услуга за услугу: я избавлю Амелию от этого человека!

– Что вы говорите?– вне себя вскричала маркиза.

– Я говорю правду!

– Но это же невозможно! Вы этого не сделаете!

– Почему же не сделаю?

– Я воспротивлюсь этому! Я призову на помощь мою власть, мои привилегии!

– В статуте нашего ордена сказано,– медленно заговорила Марианна,– что ненависть должна остановиться перед мужем или ребенком франкмасонки; но Амелия вам не дочь!

– Вы правы, не спорю,– отвечала сраженная маркиза.

– Наконец-то!

– Но сжальтесь! Простите!

– Сжалиться? Простить?– прошептала Марианна, как будто впервые услышавшая эти слова, произнесенные к тому же на иностранном языке.

– О, да, умоляю вас!

– Последние остатки моей жалости погребены под могильной плитой Иренея.

Марианна собралась уходить.

– Еще одно слово!– воскликнула маркиза де Пресиньи.

– Я сказала все, сударыня. Вы предупреждены.

– Так, значит, вы хотите преследовать Филиппа Бейля до могилы?

Марианна не ответила, но по губам ее скользнула улыбка.

– Прощайте, маркиза! – низко поклонившись, сказала она.

Маркиза упала в кресло.

Волнение, вызванное этим разговором, сменилось длительными размышлениями.

И вот каков был итог этих размышлений.

«Есть только один способ спасти Филиппа,– подумала маркиза,– и для этого необходимо, чтобы Амелия стала франкмасонкой. Но как же это сделать?»

В это самое мгновение взгляд ее упал на письмо, подписанное некоей Каролиной Баливо.

– Есть надежда!– сказала маркиза.

XVI ГЛАВА ИСТОРИЧЕСКАЯ

Наступил момент, когда мы должны раскрыть источники происхождения франкмасонства женщин и определить эпоху, когда оно сформировалось во Франции.

Периоды борьбы и опасностей во все времена у натур героических вызывали стремление объединиться с тем, чтобы противостоять грубой силе или же духовному порабощению. Это стремление к протесту, естественно, должно было сделаться постоянным у женщин, которых законодательство любой страны ставит в положение зависимое и подчиненное.

Таким образом, мы видим, что в любую историческую эпоху энергическое сопротивление женщин проявляется то в хитрости, то в изяществе, а порой даже и в жестокости; сопротивление это более упорно, более настойчиво, нежели сопротивление рабов в древности и крепостных в средние пека. В самом деле: рабы обрели своего Христа в лице Спартака; Жаки и Майотены[53] получили 1789 год; но борьба женщин, борьба отчаянная, борьба, которая не видит своего спасителя, не может не быть постоянной борьбой. Стоическая заговорщица Аррия, Гальсвинта – эта трогательная жертва эпохи Меровингов, Германгарда – супруга короля Людовика, Женевьева Парижская, Элоиза, Жанна д'Арк, женщина из Бове и Шарлотта Корде являют собою олицетворение непрерывного протеста, коренящегося в их преданности кому-либо или чему-либо, так же как Туллия, Фредегунда, Анна Английская, Олимпиада, Кристина Шведская, Теруань являют собою открытое соперничество, протест мстительный и свирепый, так же, наконец, как Сафо, Сивиллы, Гипатия, Святая Тереза,

Кристина де Пизан и г-жа де Сталь являют собой блестящий протест гения и интеллекта[54].

В некоторые периоды, когда распространялось эгалитарное влияние некоторых религий, некоторых цивилизаций в Греции, в Египте, позднее – в Галлии, нетрудно обнаружить следы общей деятельности женщин. В самом деле: чем, например, было царство Амазонок, как не женским франкмасонством, великолепно и гордо организованным? Чем были вакханки Фракии, разрывавшие на части всякого смертного за попытку проникнуть в их тайны? И не говорят ли нам комедии Аристофана о вмешательстве афинских женщин в общественную жизнь? «Мы сделаем все блага общими,– говорит Праксагора в аристофановских «Женщинах в народном собрании»,– все будет принадлежать всем: хлеб, соленая рыба, земли, движимое имущество, пироги, туники, вино, венцы и нут».

И разве не видим мы, как в более поздние времена, в неволе гаремов, в тиши монастырей, в одиночестве феодальных замков вспыхивали неожиданные бунты, неопровержимо свидетельствующие о некоем сговоре, о некоем соглашении? И, стало быть, поднимаясь вверх по течению веков, нетрудно уловить эту традицию – традицию тщательно оберегаемой тайны, передаваемой из поколения в поколение, порой переносимой с одного континента на другой, преемственность порой дремлющего заговора, впоследствии пробуждающегося в благоприятных условиях или, напротив, под гнетом полного порабощения.

Во Франции женское франкмасонство возникало постепенно и окончательно сложилось в эпоху, относительно близкую к нашему времени; родившись, как мы сейчас увидим, в фантазии знатной дамы, оно дошло и до наших дней.

Эпоха малолетства Людовика XIV более, чем какая-либо другая эпоха, была эпохой одиночества и индивидуализма. Каждый тянул в свою сторону и при отсутствии законной и твердой власти старался приобрести большую, чем он мог, силу, которая распылялась у него на глазах. С другой стороны, общество, ослабленное войнами Лиги[55], испытывало острую потребность в возрождении. Семьи, разъединенные политическим и религиозным антагонизмом, стремились сблизиться снова; заметно было, как во всех уголках Франции и особенно в Париже образуются более или менее влиятельные группы, круги; влияние их зависело от того, более или менее высокую ступеньку социальной лестницы они занимали.

Быть может, никогда влияние женщин не было столь значительным, сколь именно в ту эпоху; именно они направляли два противоположных движения – движение издыхающего феодального строя и движение утверждающейся монархии. Из упомянутых групп не было ни единой, во главе которой не стояла бы одна из таких женщин, доблестных или блестящих, женщин, имена которых стали историческими, порой благодаря их горячности, порой благодаря их красоте, порой – их явным промахам, порой – их неустрашимости и добродетелям. Состояние духа, или, вернее, состояние умов, способствовало в то время укреплению этого владычества женщин; вошедшая в моду испанская литература принесла нам героизм во имя любви, рыцарскую обходительность с женщиной. Эти качества у нас нашли отражение в пьесах Корнеля и романах госпожи де Лафайет. Неслыханный успех «Астреи»[56], успех, достигший такой степени, что серьезнейшие законоведы, прелаты, все эти Юэ[57] и Патрю[58], наслаждались ею открыто, способствовал превращению женщины в некое непорочное создание, склониться перед которым не стыдно никому. В ту пору ни один человек не краснел, употребляя такие пышные слова, как «обожание», «муки любви», «раб любви», «божественная красота», «прекрасные глаза», «владычица души моей». «Смерть от любви» представлялась не только вполне естественной, но именно такой, какой и должна быть смерть. Тюренн «вздыхал» по госпоже де Лонгвиль, Конде – по прекрасной мадемуазель де Вижан, Немур – по госпоже де Монбазон, Ретц – по госпоже де Шеврез, и все мужчины – по мадемуазель де Рамбулье; Карл II, король Английский, упал к ногам мадемуазель де Монпансье и получил от нее следующий, истинно римский приказ: