Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-4

• Название: Трагедия казачества. Война и судьбы-4
• Автор: Николай Тимофеев
• Издательство: Невинномысск
• Жанр: О войне
• Год: 2003
• ISBN: 5-89571-046-8

Разгром казачества был завершен английскими и американскими «демократами» насильственной выдачей казаков в руки сталинско-бериевских палачей, которым досталась «легкая» работа по уничтожению своих противников в застенках и превращению их в «лагерную пыль» в ГУЛАГе. Составители и издатели сборников «Война и судьбы» сделали попытку хотя бы отчасти рассказать об этой казачьей трагедии, публикуя воспоминания участников тех событий.

По сути своей, эта серия сборников является как бы дополнением и продолжением исследовательской работы генерал-майора, атамана Кубанского Войска В.Г. Науменко, имеющей непреходящее значение.

Составитель: Н.С.Тимофеев.

---

Несомненно, были скептики и среди офицеров, поехавших «на конференцию». Одни из них, из кадровых военных, отправились, следуя воинской психологии безусловного подчинения приказу. Другие, может быть, считали своим долгом разделить судьбу своих боевых товарищей, подобно тому, как в духе традиции прусского генералитета, согласно которой командующий был морально обязан разделить судьбу подчиненных ему солдат, отказался отречься от своих товарищей-казаков командир 15-го Казачьего Корпуса генерал Г. фон Паннвиц и вместе с ними отправился на верную смерть в советском застенке.

Человеческая психика чрезвычайно сложна, и реконструировать в каждом индивидуальном случае психологическую мотивацию — весьма неблагодарное и сомнительное занятие. И все-таки, несомненно, были среди офицеров и люди с типично русским интеллигентски бездумным убеждением, что цивилизованный западный человек в силу своего культурного превосходства, не может нарушить данного им слова и стать предателем, особенно если этот человек офицер королевской армии. Известно ведь, что одной из основ монархии является принцип личной чести. В какой-то степени, эту иллюзию разделял и генерал П.Н. Краснов, порядочнейший и убежденный монархист.

В этой связи мне хочется привести историю моего дальнего родственника. Собственно, об этом родственнике мы раньше никогда ничего не слыхали. Но в марте 1945 года, когда мама в качестве члена медицинской комиссии, устанавливала пригодность для военной службы прибывавших в Казачий Стан казаков, она разговорилась с одним из них. Выяснилось, что он — мамин отдаленный родич по материнской линии Аракчеевых (ничего общего с линией генерала A.A. Аракчеева, министра Александра I). Затем он навестил нас. Так я познакомился с моим «троюродным дядей».

Я не знаю, чем он занимался в мирное время, но военная судьба его была действительно примечательна. Осенью 1941 года он, в то время командир-танкист Красной Армии, попал в немецкий плен. Вскоре, горя желанием включиться в борьбу против антинародной советской власти, он поступил в новосформированную добровольческую казачью сотню, в которой он был назначен командиром взвода. Сотней командовал молодой офицер-немец. Нужно отметить, что при всем своем великом уважении к боевым качествам казаков, многие немцы совершенно искренне видели в них квинтэссенцию беспредельной русской души, готовой в любое время во имя боевого товарищества бросать в Волгу-матушку персидских княжен, любящей выражаться непечатными выражениями и имеющей очень широкое представление о военной добыче.

Так вот однажды этот командир-немец решил сделать своим казакам приятное. Выразительным солдатским языком он заверил их, что будет закрывать глаза в тех случаях, когда его казаки проявят неразборчивое отношение к частной собственности местного населения или к местным женщинам.

Вопреки ожиданиям оратора, речь его не вызвала энтузиазма у его командира взвода, хотя тот был и казак. Дядя выступил из рядов и отвесил командиру-немцу звонкую пощечину. Разумеется, он был на месте арестован и без дальнейших проволочек возвращен в лагерь военнопленных в Восточной Пруссии. Люди моего поколения знают, что такое были лагеря для советских военнопленных в 1941-42 гг. При отступлении германской армии в 1943-44 гг. его лагерь тоже передвигался на запад.

Осенью 1944 года назначенный генерал-инспектором Казачьего Резерва генерал А.Г. Шкуро объявил «всеказачий сполох», призыв к казакам, где бы они ни находились, собраться под казачьи знамена.

Наш родственник откликнулся на призыв славного генерала, немцы выпустили его из лагеря, и в феврале 1945 года он прибыл в Италию, в Казачий Стан, и начал хлопотать о восстановлении его в офицерском звании и назначении в часть.

В связи с общей обстановкой, дело затянулось, и он пришел в Австрию в том же виде, в каком я встретил его три месяца тому назад в Италии. На нем была все та же затасканная и истертая солдатская шинель с большими буквами SU (Sowiet Union), написанными на спине, клеймо и опознавательный знак советских военнопленных. Ничего подобного не носили пленные «цивилизованных» стран, с которыми немцы обращались согласно правилам международных конвенций.

Теперь, придя 27-го мая к нам, этот внешним видом похожий на нищего человек объявил нам, что, исполняя долг офицера, он едет вместе со всеми на конференцию. Я попытался его переубедить, указывая ему, что он все еще официально не восстановлен в офицерских правах и, следовательно, не несет связанных с офицерским званием обязанностей.

Кроме всего прочего, я убежден, что пресловутая конференция с британским командованием, на самом деле западня, и я не понимаю, зачем ему при таких обстоятельствах рисковать своей жизнью.

Увы, семя моих благонамеренных доводов не принесло желаемого плода. Дядя возразил мне, что он не имеет морального права отказываться от участия в совещании, на котором будет решаться судьба России.

Что же касается предполагаемого мною коварства со стороны англичан, то я — просто типичный для моего поколения циник, печальный продукт советского воспитания, не допускающий мысли, что существуют еще народы и страны, руководящиеся в своих действиях началами совести и чести. Наконец, тоном, не допускающим возражений, он поведал о своем разговоре с одним казачьим офицером. Последнему было доподлинно известно, что британский майор Дэйвис лично заверил генерала П.Н. Краснова честным словом королевского офицера, что казачьи офицеры сразу же по окончании совещания возвратятся в Лиенц.

Что я мог ему ответить? Мне был только 21 год, а моему оппоненту, пожалуй, уже за сорок. К тому же, у меня еще не было опыта и знания обычаев цивилизованных стран на запад от Рейна и еще дальше. Первые шаги в этом направлении предстояли мне только на пятый день после нашей беседы. Дядя уехал на следующее утро в грузовике с другими офицерами. Правда, они все были в форме с погонами, а он оставался в своей пошарпанной солдатской шинели с клеймом SU на спине.

Как потом стало известно, их всех сначала разместили на ночь в лагере в г. Шпиталь (до них в этом же лагере ночевала перед выдачей советам школа диверсантов, организованная в начале 1945 года в Италии), а на следующий день привезли в г. Юденбург, где их и передали советским военным властям. Вспомнил ли тогда мой родственник-идеалист наш последний разговор, когда по распоряжению цивилизованного правительства, его вместе с другими товарищами по несчастью, вольные сыны Альбиона выдавали на муки и смерть варварам-большевикам?

Конечно, утром 29-го мая об уже совершившейся развязке мы еще не знали, и день этот начался для меня беззаботно и приятно. После полудня я встретился с давнишней знакомой, которую я больше года не видел. Познакомился я с ней в 1943 году в Берлине. Она была латышкой, рожденной в России, встречался я с ней на вечеринках, на которых собирались привезенные на работу в Германию земляки… В расположении казачьих беженцев она оказалась случайно с группой власовских пропагандистов, занесенных передрягами войны в этот уголок в Австрию в километре от Терско-Ставропольской станицы. Каким-то образом мы столкнулись друг с другом и, как старые знакомые, решили провести время вместе и в описываемый день. Было около четырех часов дня, мы сидели под деревом недалеко от реки. Дав волю фантазии, я рисовал перед воображением моей подруги увлекательные картины предстоящей нам в эмиграции жизни. В этот момент из-за кустов показались два тяжело дышащих юнкера. Я спросил их, что слышно нового и куда они так спешат. Наскоро и торопясь, они сообщили, что стряслась беда. Вскоре после полудня в Амлах, к месту, где скучилась группа юнкеров, приблизилась открытая военная машина. В ней, кроме шофера, сидел английский полковник и переводчик. Шофер затормозил, полковник поднялся с сидения и через переводчика объявил: «Казаки, ваших офицеров вы больше не увидите. Я знаю, что вы — храбрые люди. Но у вас есть только один путь — путь в Россию».

После этого автомобиль круто повернул и помчался назад в Лиенц. Всполошенные юнкера, обсудив положение, решили немедленно разослать гонцов в близлежащие полки и станицы, предупредить казаков и их семьи и поднять тревогу.

Новость грянула, как гром среди ясного неба. Хотя я, как было сказано выше, не доверял англичанам, но к такому обороту дела я все-таки не был готов. И вот это самое страшное пришло: «Назад! В ненавистный сталинский застенок!»

Заманчивые картины предстоявшего в мечтаниях эмигрантского бытия развеялись, как дым. Нужно было искать пути противодействия неизбежному, выносить решения за себя и вместе с другими за всех. Как-то сразу пришло в голову: «Я должен быть теперь с моими товарищами. Там мое место. Там мой долг».

Я проводил мою опечаленную и встревоженную знакомую в расположение власовцев (увы, больше ее я никогда не встретил) и возвратился в нашу палатку в Терско-Ставропольской станице. Я разъяснил маме создавшееся положение и мотивы принятого мною решения. Конечно, в моих мотивах было много от подсознательного эгоизма, инстинкта самосохранения. Лишь мама не думала о себе. Она ничем не показала, как ей больно, что я оставляю ее и ухожу, может быть, навсегда. Она только хотела блага мне. Поэтому одобрила мои доводы. Вдруг ей пришла в голову какая-то мысль, она порылась в вещах и вытащила мой старый домашний костюм, который она возила со времени нашего ухода из Харькова в августе 1943 года. Завернула костюм в пакет и дала мне: «Возьми, он может тебе пригодиться».