Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-4

• Название: Трагедия казачества. Война и судьбы-4
• Автор: Николай Тимофеев
• Издательство: Невинномысск
• Жанр: О войне
• Год: 2003
• ISBN: 5-89571-046-8

Разгром казачества был завершен английскими и американскими «демократами» насильственной выдачей казаков в руки сталинско-бериевских палачей, которым досталась «легкая» работа по уничтожению своих противников в застенках и превращению их в «лагерную пыль» в ГУЛАГе. Составители и издатели сборников «Война и судьбы» сделали попытку хотя бы отчасти рассказать об этой казачьей трагедии, публикуя воспоминания участников тех событий.

По сути своей, эта серия сборников является как бы дополнением и продолжением исследовательской работы генерал-майора, атамана Кубанского Войска В.Г. Науменко, имеющей непреходящее значение.

Составитель: Н.С.Тимофеев.

---

Тут до меня донесся возбужденный и одновременно приятный голос. Я обернулся. Во дворе, за моей спиной, синьорина объясняла братишкам и вышедшим из дома взрослым, что я стрелял в tedesco, т. е. немца. Но теперь, не в пример раннему происшествию, она смотрела на меня с нескрываемым уважением. Я понял, что мой прежний «проступок» мне был прощен. Обрисовывались перспективы углубления нашего знакомства. Действительно, как только синьорина осталась одна, у нас завязалось подобие разговора. Схватывая отдельные знакомые мне слова, я уловил ее главную мысль, что итальянцы ничуть не ниже и не хуже немцев и ни в чем им не уступают. Желая в свою очередь сказать синьорине приятное и тем возвысить себя в ее глазах, я решил развить ее мысль, что если немцы — народ солдат, то итальянцы — люди искусства с исключительно развитым чувством красоты. Разумеется, я все это мог легко произнести по-русски. Мне же надо было изъясниться по-итальянски. Я мобилизовал все десять слов моего скудного итальянского словаря, и вместо приготовленной хвалы творческому гению итальянского народа произнес нечто вроде — «немцы хорошие солдаты (boni soldati), а итальянцы хорошо поют (bene cantare)». Результаты не заставили себя ожидать. Синьорина истолковала мои слова в том смысле, что немцы хорошо сражаются, а итальянцы умеют только хорошо петь. В те времена военного поражения и политического унижения Италии — весьма сомнительный комплимент.

Восприняв мои слова, как оскорбление, она демонстративно повернулась ко мне спиной, ушла в дом и больше не появлялась. Вот до чего доходит отсутствие общего языка в международных отношениях! Больше я ее не видел.

В следующий раз меня назначили охранять мост через Тальяменто в стороне от главных проездных дорог. Возможности задерживать в исполнении долга часового приезжающих с поездом местных «беспаспортных бродяг» и проезжающих в итальянских автомобилях немецких союзников меня лишили.

Возвращаясь к истории артиллерийской полубатареи нашего училища, я должен раскрыть военную тайну. Дело в том, что в практическом аспекте нашей учебной программы был очень значительный пробел. В распоряжении полубатареи находились два трофейных противотанковых орудия, отбитых казаками у партизан в Белоруссии. Беда, однако, заключалась в том, что, оставляя поле боя, партизаны успели снять с них прицельные приспособления. Это обстоятельство не смутило казачьих умельцев в полку. Они приладили к пушкам оптические прицелы с тяжелых пулеметов и с успехом били из них прямой наводкой. Но для стрельбы по закрытым и отдаленным целям они не годились и исполняли в жизни нашей полубатареи роль устрашения врагов. Поэтому наши занятия артиллерийским делом оставались в основном в области теории. В остальном мы были включены в общую программу военно-теоретических курсов, полевых и строевых занятий наравне с юнкерами сотен и инженерного взвода.

Сложись обстоятельства иначе, из нас могли бы выйти компетентные полевые командиры в полках Казачьего Стана и иных казачьих частях. Освоив основы артиллерийской науки, нам было бы сравнительно легко под руководством опытных командиров-артиллеристов переключиться на свой род оружия и на практике овладеть искусством артиллерийского боя.

Курсы, как общеобразовательные, так и военно-теоретические были интересны и информативны. Так из лекций по русской истории я познакомился с неизвестной мне дотоле гипотезой, что фраза в рассказе «Повести временных лет» о призвании варягов — «Рюрик, Синеус и Трувор» — по всей вероятности, означала не братьев, а неправильно понятую древне-русским летописцем нормандскую формулу — «Рюрик и его верная дружина» — отзвук которой внятен в немецком произношении этой формулы: «Rurik, sein Haus und treu Wehr».

Конечно, получаемые нами в курсе по истории военного искусства сведения о тактическом преимуществе македонской фаланги над спартанской были бесполезны при решении сегодняшней боевой задачи ликвидации долговременных огневых точек противника. Но ведь и основатели 1-го Казачьего Юнкерского Училища (среди них в первом ряду генерал П.Н. Краснов) руководствовались более широкими целями, чем желанием выпуска узких военных специалистов, пользуясь современными понятиями, квалифицированных и эффективных техников по уничтожению живой силы врага.

По замыслу основателей Училища и наших воспитателей, мы — будущие офицеры — обязаны были знать историю нашей страны, чтобы сознательно служить ей в безусловном следовании воинскому долгу и ответственно вести за собой вверенных нам бойцов. Мы не должны были быть «Иванами, не помнящими родства». Но ведь и краткое введение в «технику» ратного труда в разные эпохи военной истории человечества и, пусть беглый и поверхностный, разбор некоторых вошедших в историю сражений знакомили нас с основными вехами военной и общей истории человечества, повышая общий уровень нашей культуры.

Между тем, нас было около трехсот молодых людей. Одной науки, занятий и добрых намерений наших командиров и воспитателей нам было недостаточно. Партизаны не трогали нас, и мы не трогали их. Вообще, январь и февраль были месяцами затишья на всем итальянском фронте. Нам же хотелось действия.

Не знаю, в чьей голове родилась эта идея. По собственному почину и с благословения начальства мы совершили два похода, своеобразные разведки вглубь потенциально враждебной территории, в села, расположенные на плато над Виллой Сантиной. Участие в походах было строго добровольным.

В конце января и в феврале состоялись два похода. В первом походе вместе с товарищами из полубатареи принял участие и я. Было нас примерно 25–30 человек. По довольно широкой тропе, вооруженные карабинами и гранатами, мы поднимались вверх вдоль отвесной стены. Я нес на себе также легкий пулемет и замыкал колонну. Со стены открывался великолепный вид на Виллу Сантину и долину Тальяменто.

Не помню уже, сколько времени мы так взбирались на гору. Наконец, вышли на плато, и перед нами открылась каменистая с редкими перелесками равнина. С безоблачно голубого неба светит не жгучее январское солнце. Свернув налево, мы скоро увидели горное село. Растянувшись цепью, мы двинулись вдоль по улице, к которой прижимались аккуратные дома. На улице ни души. Возможно, местные жители проведали о нашем приходе и заперлись в домах. Мы прошли через деревню, вышли на равнину, покружили по окрестностям, не обнаружив ничего, достойного внимания. Отдохнули, присев под деревьями на камни и просто на землю, и, вполне удовлетворенные нашей прогулкой, отправились назад. Вот та же деревенская улица. По-прежнему она пуста. Идем к спуску. И вот здесь, в памяти моей навсегда запечатлелась забавнейшая картина. Юнкер нашей полубатареи Женя Химич с его феноменальным чутьем и не знающей сомнений решимостью (до своего прихода к казакам он служил в украинской полиции в Ровно), очевидно, обнаружил случайно не замкнутую сыроварню. Широко улыбаясь, он быстро шагал вдоль обочины дороги и катил перед собой огромное колесо желтоватого сыра.

Я не помню, как мы спустили колесо с горы. Знаю, что сыр пошел на обогащение нашего рациона. Товарищество прежде всего!

Во втором походе я не принимал участия. В основном он был делом юнкеров 1-й и 2-й сотен. Предприятие наших товарищей не обошлось без приключений. Правда, они не прикатили с собой колеса сыра. Зато некоторые из них полакомились им в доме партизана. На плато они поднялись по той же тропе, что и мы, но, выйдя из него, пошли в другом направлении и вскоре набрели на село. Несколько юнкеров отделились от отряда и вошли в дом. Их встретили хозяева — муж и жена. При этом хозяин держал себя решительно недружелюбно. Юнкера столпились в комнате, вероятно, гостиной. В углу на столике стоял радиоприемник. Кому-то из непрошеных гостей пришла в голову мысль закусить, и он спросил хозяина — «есть fromaggio (сыр)?» «Сыра нет!» — резко ответил хозяин. На нет и суда нет!

Юнкера стали передвигаться по комнате, разглядывая ее обстановку и еще раз констатируя невероятную, по сравнению с нищетой колхозников, зажиточность итальянских крестьян. Один из них приблизился к столу с приемником, подумал, было, его включить, и в этот момент заметил за приемником коробочку. Протянул руку, открыл ее. В коробочке лежали аккуратно упакованные взрывные капсюли.

Юнкер подошел к хозяину, поднял коробочку к его носу и, многозначительно улыбаясь, спросил: «Так что? Нет fromaggio?» Хозяин оказался не из робкого десятка и не побоялся принять вызов: «Сыра нет!» Жена была умнее мужа, призвала его к порядку и принесла блюдо с сыром и нарезанными ломтями белого хлеба. Юнкера закусили, сказали «grazie», т. е. спасибо, вышли на улицу, не доставив упрямому хозяину никаких других неприятностей. Без дальнейших происшествий юнкера возвратились в Виллу Сантину.

Конечно, приведенные эпизоды недостаточно драматичны, чтобы войти в анналы истории. Тем не менее, они показательны в другом, очень существенном для понимания тогдашней психологической ситуации, смысле.