Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-2

• Название: Трагедия казачества. Война и судьбы-2
• Автор: Николай Тимофеев
• Издательство: Невинномыск
• Жанр: О войне
• Год: 2003

В настоящем сборнике показаны судьбы участников Русского Освободительного Движения, существовавшего в годы Второй Мировой войны.

Читатель, увлекающийся историей, познакомится с рядом неизвестных или до сих пор замалчиваемых сведений об участии в войне на стороне национал-социалистической Германии русских и казачьих формирований, а также о причинах побудивших подсоветских людей выступить с оружием в руках на борьбу с большевизмом.

Составители: Н.С. Тимофеев, С Д. Бобров.

---

Через бинокль я увидел, что на дороге внизу никого нет, кроме нескольких коней, которые паслись на полянке. На дороге же стояли машины, грузовики, телеги, лежали брошенные винтовки, пулеметы, огнеметы, панцер-фаусты, чемоданы, рюкзаки и т. д.

На горе мы просидели часа три, за это время обсуждали нашу дальнейшую судьбу и решили живыми в руки большевиков не сдаваться.

Когда увидели, что народ стал появляться на дороге, мы решили спуститься вниз. Кругом все было разбросано. В канаве стояла машина, застрявшая одним колесом в грязи. Шофер так быстро убежал, что даже ключи оставил в машине. Машина была французская — Рено, Красного Креста. Я открыл задние двери, в ней было несколько коробок хорватских папирос лучшего сорта. Попробовал завести машину, но она не заводилась. Знакомый с механическим делом, я начал с ней возиться, и через двадцать минут она завелась. Но выйти из канавы не смогла и надо было ее выталкивать руками. В канаве лежал полуоткрытый чемодан и рядом граммофон, и разбросанные пластинки. Я взял граммофон и несколько пластинок.

С горем пополам влез в колонну, которая двигалась в полном беспорядке. Строя больше не было, шли и ехали, кто как… Мы, четверо, держались вместе. По дороге к нам в машину пристроилось еще два офицера: царский офицер, есаул Трошин (кубанец), старый эмигрант из Праги и лейтенант Василий Чеботарев (сибиряк). Шесть человек, да еще вещи, это было для такой машины тяжело, но мы как-то продвигались. Не знаю, почему, но эта группа офицеров выбрала меня за старшего. На четвертый день дядя Коля Кузьменко заметил недалеко от шоссе брошенную коробку-машину ЗИС-101, переделанную в полевую радиостанцию.

Дядя Коля много лет проработал на заводе ЗИС, поэтому легко справился с этой машиной, и теперь у нас две машины. С ним сел есаул Трошин и Вася Чеботарев. По дороге я решил подобрать оружие, на всякий случай. Оружия было очень много, выбирай что хочешь. Я погрузил в машину: 6 автоматов, 2 ящика патронов для автоматов, 4 винтовки и один ящик патронов, один ящик ручных гранат (яблочки) и 6 пистолетов с патронами.

Машина опять была хорошо нагружена, хотел положить несколько панцер-фаустов, но передумал. В скором времени это оружие пригодилось. В дороге мы имели два боя из-за дороги. Обе машины ехали вместе. Переезжая постоянно Альпийские горы, я почувствовал, что при спуске с гор, мои тормоза уже не держат, приходится тормозить, помогая мотором, что очень рискованно для муфты сцепления, т. к. ее быстро можно сжечь.

К 20-му мая мы добрались к городку Фельдкирхен, где на горе меня ждал дядя Коля на своем ЗИСе, т. к. я очень отстал. Мы сели отдохнуть и по очереди начали смотреть в бинокль вниз на Фельдкирхен. Мы заметили на дороге шлагбаум перед каким-то зданием. Его поднимает и опускает английский солдат.

Видно, как пешие и конные казаки сдают оружие, также с повозок, вытягивают винтовки и бросают на кучу.

После такой картины я начал нервничать и курить папиросу за папиросой. Ведь у нас, у каждого, пистолеты на поясе. Что делать? Сдать оружие, а потом? Посоветовались, и я всем сказал: «Господа, Вы как хотите, но я сдавать оружие не намерен. Они нас продали большевикам во время и после революции, они союзники Сталина, они могут нас опять продать! Я англичанам не доверяю!»

Есаул Трошин был полненький, маленького роста. После капитуляции он сразу снял немецкие погоны и пилотку, надел черную каракулевую кубанку и повесил царские погоны есаула. В нем еще осталось царское офицерское поведение. Он был монархистом. После моих слов он встал, покраснел и повышенным тоном, как бы приказывая, начал мне говорить: «Хорунжий, как Вы смеете так говорить о наших союзниках. Вы еще молодой, Вы ничего не знаете. Вы вместе с ними воевали в Первую Мировую войну?» «Никак нет», — отвечаю. «Вы вместе с ними воевали во время революции?» «Никак нет», — повторяю. «А Вы знаете, что английский король является родственником нашего Государя?» «Так точно, знаю». «Так вот. Вам не к лицу такие глупости говорить. Кто Вам такие глупости говорил?…». Меня взбесило. Я не привык, чтобы со мной таким тоном разговаривали. Будто меня кто облил кипятком. Я вскочил со своего места, стал перед ним «смирно» и повышенным тоном, чуть ли не криком ему ответил: «Господин есаул, мне говорила история, мне говорили отец и мать, мне говорили живые свидетели английского предательства: полковник Иван Степанович Кузуб, полковник Борис Гаврилович Неподкупной. Вот кто мне говорил, но я тоже знаю, что английский король и во время революции был родственником нашего Государя. Он помог своему родственнику?»

Когда я упомянул имена двух полковников, он заморгал глазами и спросил меня: «А разве Вы их знаете?» «Так точно, я их знаю, они меня воспитывали». Успокоившись, есаул добавил: «Да, я их хорошо знаю, я с ними в Первую и во время революции служил. Вот уже 25 лет, как я о них ничего не слышал…»

Мы решили половину оружия сбросить в лесу, накрыв ветками, а половину взять с собой. Все оружие из моей машины перенесли в ЗИС, т. к. моя машина Красного Креста. Через некоторое время мы начали спускаться с гор в Фельдкирхен. Дядя Коля попросил меня ехать первым. Подъехали к шлагбауму. Между зданием и дорогой стоял стол, за которым два солдата что-то писали. Около здания с десяток солдат о чем-то весело говорили, смеялись. Около шлагбаума было два солдата и молодая девочка — местная австриячка, хорошо говорившая по-английски. Мою машину проверили и пропустили. Отъехав в сторону, я оставил машину и вернулся к ЗИС-101. Солдат сказал, чтобы оружие, которое у нас есть, мы положили на кучу у дороги, девочка нам это сказала по-немецки.

Куча была уже большая с разным оружием. Я влез в ЗИС и начал передавать оружие офицерам, а они относили и сбрасывали на кучу. Но я все оружие не сдал. Остальное я быстро накрыл чемоданами, рюкзаками и другими вещами. Я вышел из машины и сказал солдату, что это все. Девочка перевела ему, он заглянул в машину, что-то буркнул и стал дальше любезничать с девушкой. Кто-то из офицеров хотел мне сказать, что там еще… Я не дал ему договорить и перебил его: «Там ничего больше нет…»

Солдат пошел к столу, а я спросил у девочки, что будет с нашими пистолетами. Она ответила, если скажут сдать, то сдадите, а если нет, то нет. Все будет зависеть от настроения солдат. Она меня спросила, не из Вены ли я, т. к. у меня венский диалект. Я сказал, что нет, что я казак. Солдат вернулся, поднял шлагбаум и указал рукой ехать прямо по дороге.

Дядя Коля двинулся на своем ЗИСе, а я с Чубом и Володей последовали за ним. Проехав метров 400, мы остановились. Половину оружия мы перенесли в мое Рено. Наш план прошел удачно. Мы радостно начали поздравлять друг друга. Было две причины радоваться: во-первых, мы после такого длинного и мучительного похода, наконец, соединились с 15-м Казачьим Кавалерийским Корпусом, а во-вторых, англичане не отобрали у нас пистолеты. Значит, признак хороший, и нам больше переживать и бояться нечего.

После такого долгого кошмара в дороге, в Фельдкирхене мы сразу заметили полнейший военный порядок и дисциплину.

Машины, грузовики, повозки, конюшни, палатки и т. д. — все это стояло в полном строевом порядке. К вечеру вокруг палаток и в окрестностях разожгли костры. Эхо громко передавало звуки казачьей песни с горы на гору. Можно сразу было по песне узнать где донцы или кубанцы, где сибиряки или калмыки.

Ночь в Альпийских горах очень холодная, но мы как-то в машине за полночь проболтали и не заметили холода. Утром, когда солнце чуть согрело, мы все уснули.

На другой день я встретил своего сослуживца по Русскому Корпусу, калмыка Санжу Уланова. Он был коноводом у моего командира сотни, полковника Склярова. Мы обнялись и расцеловались. Прогуливаясь с ним, мы остановились около его палатки. Из палатки слышен смех и хохот мужчин и женщин. Один женский голос показался мне знакомым. Я вздрогнул. Санжа заметил и спросил меня, что случилось. «Это случайно не Таня?» — спросил я его. «Да, это Таня, а ты ее знаешь? Она приходит сюда с подругами развеселить нас…».

Чувствую, что у меня не хватает дыхания. Какими судьбами она здесь, подумал я. Татьяна Ревуцкая — моя симпатия. Дочь полковника Ревуцкого, похороненного в Белой Церкви в Югославии. Я за ней ухаживал еще с 1942 года. Уже больше года, как я ее не видел. Последняя наша встреча была, когда она приезжала ко мне в гости на место моей стоянки.

Мы вошли в палатку. В палатке три казака, два калмыка и три девушки. Одна из них в форме сестры милосердия. Это была Таня. Таня сразу встала с полевой койки, и мы вышли из палатки.

Оставшись сами, мы почти одновременно задали друг другу вопрос: «Как ты сюда попала?» — спросил я. «А как ты сюда попал?» — весело перебила она. Я спросил, где ее мама. Она сказала, что они здесь вместе. О своей маме ответил, что не знаю, где. Мы долго гуляли, говорили и вспоминали обо всем. Спрашивали, что нас в дальнейшем ждет. Я ее проводил до места стоянки. Условились, где нам на другой день встретиться. Когда мы прощались, Таня сняла со своей руки мои часы, которые я ей дал еще при нашей последней встрече, чтобы она их взяла с собой в Белград для починки, т. к. они начали отставать. Это немецкие часы летчика со светящимся циферблатом, я их получил в награду за хорошую службу.