Роберт Скотт - Экспедиция к Южному полюсу. 1910–1912 гг. Прощальные письма.

• Название: Экспедиция к Южному полюсу. 1910–1912 гг. Прощальные письма.
• Автор: Роберт Скотт
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-358-02109-9

В историю познания, открытия человеком Земли трагические страницы в 1910-1912 годов вписала английская экспедиция к Южному полюсу под руководством капитана Роберта Скотта. Дневники полярного путешественника, его прощальные письма, обращенные к родным, друзьям, к английскому обществу, найденные на груди замерзшего исследователя, рассказывают не только о драматических событиях, но и о величии человеческого духа, о том, как люди открывали и покоряли Южный полюс, познавали Южный континент - Антарктиду.

Иллюстрации и карты, воспроизведенные в издании, взяты из английского двухтомника, посвященного второй, последней экспедиции Роберта Скотта и его товарищей.

---

Ночью ветер начал усиливаться. Утром смотрим — свирепая пурга! Было очень страшно за лед, на котором мы стояли. Боуэрс и Тэйлор взобрались на островок. Возвратившись, они сообщили, что на вершине ветер ужасный, но внизу, по обеим сторонам, сравнительно тихо. В надежде на временное затишье прождали весь день.

В 3 ч мы с Боуэрсом обошли островок и на его наветренной стороне открыли небольшую ледяную платформу. Решил перенести лагерь сюда. На это потребовалось два часа работы при жестоком холоде, зато скалы, поднимавшиеся почти от самых палаток, служили нам хорошей защитой. Только временами бешеный порыв ветра налетал на прочно укрепленные палатки, но шум над нашими головами от бушующей наверху бури был оглушительный — мы едва могли слышать собственные голоса. Улеглись еще на такую же безотрадную ночь, как и первая, утешая себя только уверенностью, что нас не снесет в море. Только вот провизии у нас осталось всего на один раз.

Ночью ветер немного утих, и мы смогли смутно различить очертания земли.

Я разбудил товарищей в 7 ч утра. Долго не медля, мы, отчаянно прозябшие, в промерзлой одежде, отправились против крепкого ветра. Шли через силу, но оставалось всего две мили. Поравнявшись с нашим мысом, мы убедились, что морской лед плотно окружал его. И только тогда вздохнули с невыразимым облегчением, когда увидели дом и, добравшись до него, узнали, что там все благополучно.

Оказалось, что в наше отсутствие пропали собака и лошадь Хаккеншмит. Это еще ничего, могло бы быть хуже. Остальные животные все вполне здоровы.

Я в восторге от всего, что нашел в доме. Метеоролог Симпсон натворил чудес; впрочем, и все другие тоже. Описание отложу до другого раза.

Пятница, 14 апреля. Страстная пятница. Спокойный день. Ветер продолжается со скоростью от 20 до 30 миль в час.

Читал молитвы для всех.

Суббота, 15 апреля. Погода по‑прежнему отвратительная. Ветер весь день дует со скоростью 30–40 миль в час; снег сильно несет, и теперь, вечером, идет снег. Жду, когда можно будет отправиться на мыс Хижины с добавочными припасами. Сейчас сигнализировал им огнем о нашем благополучном прибытии. Получили такой же ответный сигнал.

Воскресенье, 16 апреля. Вчерашний ветер продолжался до 6 ч, потом вдруг затихло, и лишь редко налетали порывы с севера.

Сегодня объезжал лошадей и в первый раз основательно осматривал их. Не хотелось бы говорить, какое у меня получилось впечатление при виде этих жалких одров!

Глава VIII. Домашние впечатления и экскурсия

Впечатления при возвращении на главную станцию Четверг, 13 апреля. Выбирая место для нашего дома, я считался с возможностью, что северные ветры нагонят прибой, но рассудил: во‑первых, сильного северного прибоя в проливе никогда не замечалось; во‑вторых, сильный северный ветер непременно должен принести плавучий лед, который задержит прибой; в‑третьих, эта местность превосходно защищена глетчером Барни. И наконец, нет и признаков, показывающих, чтобы плоское взморье размывалось морем, так как составляющие ее осколки скал совершенно остроугольны.

Когда стали строить дом и я увидел, что его фундамент всего на 11 футов выше уровня морского льда, это меня слегка встревожило, но потом я снова успокоился, взвесив все условия, допускающие постройку дома на берегу.

Тот факт, что подобный вопрос приходилось обдумывать, дает понятие о моем состоянии, когда вследствие необычных условий невольно во всем сомневаешься.

События подтвердили мои первоначальные предположения, но должен сознаться, что я испытал такое чувство, будто принял на себя ответственность в деле, где ошибка в расчете могла бы иметь роковые последствия.

Только застав дома всех в целости, я понял, как до того беспокоился. При нормальных условиях мне и в голову не пришла мысль, будто станции может угрожать какая‑нибудь опасность. После же того как пропали лошади и лед вскрылся у Ледникового языка, я не мог отделаться от опасения, что в воздухе носится беда, что, например, сильный прибой может смыть все со взморья. Мрачные мысли о такой возможности и о последствиях ее неотвязно преследовали меня вопреки основательным доводам, заставившим избрать это место как самое безопасное.

Позднее замерзание моря, ужасающая продолжительность бурь и описанные мною различные ненормальности постепенно утвердили во мне глубокое недоверие к таинственному антарктическому климату. Немудрено, что и воображение мое рисовало всевозможные бедствия, могущие обрушиться на тех, с кем и так я был разлучен.

Наш путь к мысу Эванса был проделан в тех тяжелых условиях, которыми сопровождается поход в сильный ветер и пургу. При сером свете раннего утра все имело неприветливый вид. Платье на нас замерзло. Пальцы, мокрые и холодные, пока мы были в палатке, при упаковке саней обмерзали.

По мере приближения к мысу стали появляться отрадные признаки жизни — то старые следы в снегу, то длинная шелковая нить от метеорологического шара. Когда же мы подошли к скалам мыса и разбросанным близ него многочисленным айсбергам, севшим на мель, то уже больше ничего не видели.

К удивлению моему, крепкий лед простирался и дальше мыса. Мы обогнули мыс и зашли в Северную бухту. Тут мы увидели построенный на Флюгерном холме забор для защиты дома от ветра, а минуту спустя — и весь дом. Он был цел и невредим; море, очевидно, его не тронуло. Я с облегчением вздохнул.

Русский участник экспедиции Дмитрий Геров Русский участник экспедиции Антон Омельченко

Мы наблюдали за двумя работавшими поблизости конюшни фигурами — увидят ли нас? Минуты через две они увидели и побежали в дом сообщить о нашем прибытии. Три минуты спустя все девять обитателей (Симпсон, Нельсон, Дэй, Понтинг, Лэшли, Клиссолд, Хупер, Антон и Дмитрий) с радостными криками выбежали к нам на лед. Они нас закидали вопросами, а мы их. Потребовалось не больше одной минуты для того, чтобы узнать важнейшие события из мирной жизни на станции со дня нашего ухода. Такими событиями можно, пожалуй, назвать гибель собаки и лошади. Лошадь эта, прозванная Хаккеншмитом, имела подлую привычку лягать подходивших к ней и передними и задними ногами. Она была явно другой породы, чем остальные, — красивее и стройнее, с признаком арабской крови. Причину смерти Нельсон не смог установить ни при жизни по симптомам болезни, ни при вскрытии после смерти. Несмотря на лучший корм и на заботливейший уход, она стала постепенно хиреть и слабеть и, наконец, не могла стоять от слабости. Ничего не оставалось, как прикончить ее. Антон уверяет, что она умерла просто из подлости, чтобы нам «насолить». Хотя это и серьезная потеря, но, как я теперь припоминаю, у меня и раньше имелись сомнения в том, что эта лошадь будет нам полезна. Я уже тогда предполагал, что она окажется источником неприятностей для нас. С ней все время было очень трудно справляться из‑за ее скверного нрава и норовистости. Я предвидел, что нам с ней трудно придется, особенно в начале похода, в который ее бы взяли. Эти соображения несколько смягчили неприятное известие о ее гибели. Собаку я оставил очень больной, поэтому известие о ее смерти не было для меня неожиданностью.

Других печальных происшествий не было в маленьком запасе ожидавших меня новостей. Внутреннее устройство дома оказалось в высшей степени удовлетворительным, научные наблюдения шли своим неизменным чередом. После нашего примитивного житья на мысе Армитедж жизнь в этом теплом, сухом доме казалась верхом роскоши. Сам дом внутри был для нас дворцом: простор, чудное освещение, всякие удобства! Приятно было есть, как едят цивилизованные люди, взять ванну в первый раз после трех месяцев, приятно чувствовать на себе чистое, сухое белье и платье. Такие мимолетные часы полного физического благополучия (мимолетные потому, что привычка скоро притупляет чувство удовольствия) навсегда остаются в памяти каждого полярного путешественника по резкому контрасту с перенесенными лишениями.

Немного часов или даже минут пробыл я в доме, как меня уже потащили подробно осматривать все происшедшие в нем за мое отсутствие перемены, которыми вполне законно гордились их инициаторы.

Первым посетил я «метеорологический уголок» Симпсона. Тут взор блуждал по множеству полок, уставленных большим количеством самозаписывающих инструментов, электрических батарей и выключателей. В то же время ухо улавливало тиканье многих часов, тихое жужжание мотора, а иногда трепетную нотку электрического звонка. Все виденное и слышанное давало лишь смутное впечатление той крайней методичности, с которой наблюдаются и записываются ежедневные и ежечасные колебания климатических явлений, но вместе с тем позволяло заглянуть в сложную организацию образцовой метеорологической станции — единственной, с таким совершенством устроенной у полюса. Для того же чтобы вполне уяснить себе цели, поставленные нашим метеорологом, и научную точность, которой он добивался, мне потребовались бы дни, даже месяцы. Постигнувши до некоторой степени эту работу, я написал краткий очерк о ней, который найдет себе место на следующих страницах (см. главу X).