Владимир Киселев - Любовь и картошка

• Название: Любовь и картошка
• Автор: Владимир Киселев
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1979

Роман о старшеклассниках, об их жизни и приключениях, о современном селе с его сложными проблемами.

Владимир Киселев — автор многих романов о наших днях: «Девочка и птицелет», «Веселый роман», «Воры в доме», «Человек может».

В новом романе «Любовь и картошка» в самом деле рассказывается о любви. И о картошке. И об очень хороших людях. И о смешных приключениях.

Но главное, герои этой книги, юные и взрослые, любят жизнь, умеют ей радоваться и стремятся сделать ее лучше.

Роман «Любовь и картошка» награжден еще в рукописи почетным дипломом Всероссийского конкурса «Моя Советская Родина» на лучшее художественное произведение для детей.

Дорогие читатели! Напишите нам, проводятся ли у вас конкурсы. Похожи ли они на тот, о котором рассказывается в этой книге? Выбрали ли вы для себя на всю жизнь увлекательное и нужное дело, как герой этой книги Сережа?

Письма отправляйте по адресу: 125047, Москва, ул. Горького, 43. Дом детской книги.

---

Наташа весело рассмеялась.

— Что с тобой, Наташа? — строго спросила учительница.— Это невежливо по отношению ко мне. И по отношению к Сереже. Правила хорошего тона требуют, чтобы люди в таких случаях были сдержаннее.

Елена Петровна вела факультативные занятия «Правила хорошего тона». Послушать ее приезжали учителя из других районов, из области и даже из Киева. Там только собирались вводить в школе «хороший тон», а в селе Бульбы этому уже давно учились.

Учителя говорили, что «хороший тон» надо знать, чтобы потом было легче в жизни. Но Сережа уверял, что фактически от этого легче самим учителям: укрепилась дисциплина. Когда все по всякому поводу говорят друг другу «будь добр», «окажи мне любезность», «не затруднит ли тебя», уже невозможно сказать «будь добр, выйди за школу, я тебе морду набью», «окажи любезность, скажи, у тебя в голове мозги или опилки», «не затруднит ли тебя пойти к чертовой бабушке»...

Школьников учили, как разговаривать со старшими и младшими, членами семьи и посторонними, как здороваться и прощаться, как писать деловые письма и как поздравительные.

Сережа считал, что это странная наука. Елена Петровна на своих занятиях несколько раз повторяла, что нельзя есть рыбу с ножа. Но Сережа и его одноклассники ни разу в жизни не видели, как едят рыбу с ножа, и спросили у Елены Петровны, как это делать. Оказалось, что и она никогда этого не видела.

— Да нет, я ничего, — смеялась Наташа.— Я представила, как из Сережиной книги по всему классу расползаются черви...

Сережа не обиделся на Наташу. За этот смех и за эту шуточку. Они дружили. Это была добротная и надежная школьная дружба — Наташа при случае списывала у Сережи задачки по математике и подсказывала ему на уроках английского языка. Сережа разрешал Наташе ловить плотву на своем «приваженном» месте, а Наташа сумела так зашить Сережину рубашку, что никто б и не заметил, что еще недавно рубашка была на Сереже, а воротник победным вымпелом развевался в Васиной руке. Сережа с Васей после уроков за школой «выясняли отношения».

И все же смех Наташи его, по-видимому, задел. После уроков он сказал:

— Пойдем со мной. Я тебе покажу... одну штуку. Только ты никому не рассказывай. Это секрет.

Сережа привел Наташу к себе во двор, где в углу у забора у него была вырыта яма, заполненная слоями земли и навоза, перемешанных с отрубями. Это был «червятник». Сережа воткнул в землю палку и стал водить по верхнему концу другой палкой, как смычком по скрипке. И вдруг наружу стали выползать черви. Кирпично-красные, извивающиеся. Их было очень много — сотни, а может быть, и тысячи.

— Они — дрессированные? — изумилась Наташа.

— Ну, не совсем дрессированные. Они не любят этого звука. Это Дарвин установил. Он им играл и на рояле и на флейте... Но главное не это...

В тот день Наташа узнала очень много важного и интересного о дождевых червях. Но еще больше важного и интересного она узнала о Сереже. Она поняла, что перед ней человек замечательный и необыкновенный. Он имел ясную и благородную цель в жизни. И он поделился с ней этой своей целью.

— Ты знаешь,— спросил он,— почему таких червей называют дождевыми?

— Нет, — ответила Наташа. Ее никогда прежде это не интересовало.

— В древности считали, что они выпадают вместе с дождем. А в самом деле они во время дождя вылазят из-под земли. Наружу. И обязательно гибнут. Можно сказать, кончают самоубийством. И если даже мне придется потратить на это всю мою жизнь, я все равно узнаю, почему они это делают.

— Но для чего это нужно? — спросила Наташа и отогнала вертевшуюся под ногами курицу. Как она успела заметить, куры интересовались «червятником» не меньше, чем Сережа. Они не хотели допустить, чтоб дождевые черви кончали самоубийством. Они их живыми склевывали.

— В Японии,— сказал Сережа,— ученые недавно вывели новых дождевых червей. Тайхей они у них называются. Для этого им пришлось скрещивать червей из Америки, из Африки и других стран. Больше двух тысяч скрещиваний. И японцы не дураки, они этих червей в два счета раскупают.

— Зачем? — с отвращением спросила Наташа,— Неужели они их едят?

Сережа посмотрел на нее, как на полоумную.

— Ты скажешь... Для сельского хозяйства...

Наташа никак не могла представить себе, что всю существующую плодородную почву несколько раз пропустили через себя дождевые черви. Она решила, что это преувеличение.

— Факт,— горячился Сережа.— Без дождевых червей земля была бы просто бесплодным грунтом.

Сережа рассказал, что здоровая почва содержит на одном гектаре до тонны дождевых червей. Что они перелопачивают и удобряют грунт. Что когда в один засушливый год в Венгрии на лугах И пашнях погибло более половины червей, то это стало ощутимым ударом для сельского хозяйства, а значит, бедой для всего государства.

Едят дождевые черви землю, опавшие, полусгнившие листья. Эту землю они пропускают через себя, и она обогащается, становится настоящим высококачественным удобрением. А сквозь ходы, которые оставляют черви, в почву попадает дождевая вода, воздух. Корни растений не всегда могут пробиться в твердой, слежавшейся земле, и они углубляются в землю по ходам, прорытым червями.

Живут черви довольно долго — до десяти лет. И за год они дают до ста коконов. А черви, выведенные в Японии, дают потомства в десять раз больше, чем обычные.

— Червей нужно беречь, нужно их сохранять,— проникновенно говорил Сережа Наташе.— Но с ними не все понятно. И ни один человек, ни один ученый до сих пор не знает, что же с ними происходит. Почему они после дождя вылазят на поверхность и гибнут. Думали ученые, может, их затопляет вода. Не подтвердилось. У меня у самого черви прожили в банке с водой сто семьдесят два дня. Думали, может, им не хватает кислорода. Проверили. Черви несколько часов могут жить и без кислорода. В чем же тут штука? Почему их убивает дождевая вода?

Пока Сережа рассказывал, все появившиеся на поверхности «червятника» дождевые черви уползли в почву. Белая курица безуспешно разгребала землю.

— А тебе не жалко, что их едят куры? — спросила Наташа с сомнением.

— Нет,— ответил Сережа.— Курам черви — хороший корм. И полностью бесплатный. Но главное — червь такая насадка, что ее берет любая рыба.

— Ты ведь говорил, что это такие животные... Что они играют большую роль в истории мира,— возмутилась Наташа. Странно улыбнулась и добавила: — Виктор Матвеевич рассказывал, что прочел где-то каннибальскую шуточку...

— Какую?

— Чем лучше мы относимся к животным, тем они вкуснее.

Глава шестая КУЛЬТУРА БОЕВЫХ ТОПОРОВ

Не все школьники знают, что такое любимый учитель. И тому, кто не встречался с этой особой категорией людей, с любимыми учителями, кажется: ну что в этом особенного? Это учитель, который мне нравится потому, что он справедлив, что интересно рассказывает о достижениях современной электроники, что он молод, что у него красивые глаза и от него всегда едва уловимо пахнет каким-то очень приятным одеколоном.

Ничего подобного! Любимый учитель может чем-то и не нравиться. Он может в чем-то быть и несправедливым.

Он ошибается, кается, стремится исправить ошибку, он бывает и смешным, и неловким, но школьники этому только радуются, они восхищаются и смотрят еще более влюбленно на своего учителя.

Полноценной, прекрасной жизнью любимый учитель живет только в школе, только на уроках. Он никогда поэтому не устает, и те, кто его слушают, тоже никогда не устают. И другие учителя такому учителю, как правило, не завидуют, а только чуть виновато и очень хорошо улыбаются: «Ну знаете... Это человек особый».

В школьной иерархии, где «табель о рангах» соблюдается почище, чем в армии,— самые высшие места всегда занимали не министры, не руководители отделов народного образования, не инспектора и директора школ, а любимые учителя. Но и министры, и директора принимали это всегда, как неизбежное. На должность директора или инспектора назначают. А любимого учителя нельзя назначить. Нельзя его и избрать.

Таким любимым учителем в школе имени Гены Воронова была преподавательница биологии Клавдия Захаровна. Невысокая, худощавая, на первый взгляд ничем не примечательная старушка, с коротко, по-мальчишески подстриженными седыми волосами. Одета она всегда была в длинный жакет из темной шерсти. Она его называла по-старинному «труакар» — три четверти.

В школе Клавдия Захаровна проработала полвека. В самом деле — пятьдесят лет. В прошлом году, в январе, торжественно отмечалось ее семидесятилетие и пятидесятилетие работы в школе. В газетах был напечатан ее портрет и сообщалось о том, что она награждена орденом Ленина.

Высокая награда, казалось, ничего не изменила в отношении школьников к Клавдии Захаровне. И все же ребятам приятно было сознавать, что не только им, а всем теперь известно, что в их школе есть любимая учительница. А орден она надевала только по праздникам. В обычные дни на лацкане ее труакара был такой же значок, как у Сережи.