Валентин Рыбин - Море согласия

• Название: Море согласия
• Автор: Валентин Рыбин
• Издательство: Магарыф
• Жанр: Историческая проза

Творчеству писателя Валентина Рыбина — автора поэтических сборников «Добрый вестник», «Синие горы», «Каджарская легенда», повести о пограничниках «Тайна лысого камня», — присуща приверженность к историческим темам.

История зарождения великой дружбы русского и туркменского народов с особой силой волнует писателя. Изучению ее В. Рыбин отдал немало творческих сил и энергии. Роман «Море согласия» — плод напряженного труда писателя. Он повествует о первых шагах сближения русских и туркмен, о тех драматических событиях, которые разыгрались у берегов Каспия полтора столетия назад.

---

Только здесь, среди множества книг в рукописей, ко ими была заполнена Никитина комната, он почувствовал себя свободнее. И чтобы совсем быть своим, как дома, снял мундир с полковничьими эполетами в остался в белой шелковой рубашке. Никита тоже разделся и достал из ящика стола красивый чубук и лакированную коробку с табаком. Николай закурил.

— Ну вот и свиделись, наконец, — заговорил Никита. — Не думай, что я на тебя не обижен за твою излишнюю скромность. Или, может, иные дела завели тебя сразу к Калошину? Он ведь и ныне все тот же Павел — душа великолепных правил: возглавляет одну из городских управ Союза Благоденствия.

— Да, я знаю. Мы говорили о его делая и о Союзе. Не должен тебе признаться, Никита, дело государствен ной важности заставило меня остановиться у него, на Мойке. Там ведь все проще: встал, оделся, ушел, пришел — все по-армейски. А у меня все минуты рассчитаны были в первые полмесяца. То к Закревскому, то в Радофиники ну, то в Нессельроде...

— Слухи носятся, что и государь-император тебя при вял. И, говорят, очень доволен тобой за твою поездку. Любопытно послушать бы о твоем путешествии в Турк мению и Хиву, Надеюсь, выберешь время — в расскажешь?

— Если захочешь послушать, то, пожалуйста... А луч ше дочитай. У меня целая книга записей. Вели-ка прянес ти мою сумку. Она, кажется, в диванной или у Екатерины Федоровны в комнате. Никита вышел и тотчас вернулся с желтой кожаной сумкой на длинном ремешке. Николая достал толстую, в бархатном переплете, тетрадь.

— У меня к тебе просьба, Никита, — сказал зя. — Прочти и, если выберешь время, подредактируй. Хочу издать эти записки. Генерал мой, Алексей Петрович, при нуждает, говорит: «Непременно надо отпечатать типографским шрифтом». Да и мне лестно увидеть свою книжку.

— Благодарю за доверие. За мною дело не станет, — признательно улыбнулся Никита и, полистав, водворил тетрадь на полку с рукописями. Николай с любопытством стал рассматривать библиотеку. Она была Енушительна: три стены от пола до потолка — в книгах. О боже, кого только тут нет! И на разных языках. Радищев, Щербатов, Голиков, Мабли, Вольтер, Монтескье, Руссо...

— Отстаю я от вас всех, — вздохнул Николай Николаевич. — Иной раз сядешь и задумаешься: на кой ляд она нужна мне эта кавказская служба? Дернул же черт тащиться с Ермоловым за три тыщи верст от столицы...

— Ну, Коленька, — упрекнул Никита — Тебе грешно жаловаться. Ты в зените славы. Ты да Лазарев. Вот два имени, кои с восторгом произносят ныне всюду. — Задумавшись на мгновение, он спросил: — Бурцев в Туль-чине? Ты поддерживаешь с ним связь?

— Разумеется. Совсем недавно я получил от него весточку: поздравляет с удачным возвращением из Хивы,

— А о деле? С Пестелем он не ладит.

— В письме об этом не скажешь.., Но а общем-то я в курсе. Воейков мне много рассказывал. Очень рад, Никита, что вы с доверием отнеслись к моему письму и приняли Воейкова в артель Он — прекрасный человек и друг мой. Но не только по этим признакам необходим он нам. Ты ведь знаешь, Воейков — адъютант Алексея Петровича.

Никита кивнул, сказал с улыбкой:

— Он получил исчерпывающие указания, как обращать героя Кульма и Березины в вольнодумца. Есть мнения в нашей управе: в случае нужды я необходимости ввести Ермолова в состав Временного правительства. Лояльность его, как тебе известно, проверена еще в начале века, в Петропавловской крепости.

Николай чуть строже взглянул на родственника, ззял с полки том Вольтера,

— Боюсь, Никита, ва своего командующего... Кажется, он более чем достаточно напуган Петропавловкой. И вольных разговоров не терпит, боится. Масонство, артели, тайные общества не дают ему спокойно общаться е нами — свитскими его превосходительства. Во всяком случае, нет в нем той, прежней, решительности.

— И все-таки со всеми «но» Ермолов более другая подходит своими мыслями и поведением к нашему Союзу, — возразил Никита. — Твое дело, Николай, обращать его в нашу веру, не выказывая подлинных намерений. Надо дать почувствовать ему, что при необходимости кавказская армия должна быть в Петербурге.

— Все это так, — уклончиво отозвался Николай — И я, надеюсь, — мы обратим его в чашу веру, но покуда он несговорчив. Даже Якубовичу не мог помочь: генерал против его отставки. Государя побаивается.

Никита молчал. Николаю стало неловко за свою беспомощность. Он вдруг почувствовал это и поспешил заверить:

— Но я обещаю тебе, Никита... Все, что от меня зависит, — сделаю. Только ты не молчи и не делай сердитого лица. Во-первых, гапомни, что я вообще могу выйти из компании. Нессельроде предлагает ехать посланником в Бухару. Может быть, надолго.

— Свободолюбивые мысли нужны всюду, — даже в Хиве и Бухарин, — сказал Никита, подходя к окну.

— Ты открой оконце, Никита, надымил я тебе тут, — попросил Николай, и сам лязгнул оконным ватвором, толкнул раму.

Они стояли у окна и смотрели на ослепительно свежий, вымытый дождем, город. Прямо из-под окна уходили вдаль бордовые и купоросового цвета многоугольники крыш с коньками, деревянными кружевами и флюгерами. Дальше они сливались в замысловатое, будто лоскутное, одеяло. А ва ним виднелась Нева: мосты, лодки у берегов, а на финской стороне большие парусные корабли — гости из равных стран. За Невой массивно возвышались чертоги Зимнего и колоннада Адмиралтейства. В эту молчаливую минуту обоим — и Никите, и Николаю — подумалось: как нелегко будет низвергнуть это самодержавное величие.

— Я слышал о твоих воззрениях на Карамзинскую историю. Ты написал или так... словесно? — спросил Николай Николаевич.

— Критика ходит в списках, — отозвался Никита. — Но автору я устно высказал свои суждения ва похвали самодержавию, ва монархический дух его истории. Он частенько бывает у нас. А вообще сейчас тружусь над более серьезным. Если хочешь, покажу, — Никита снял с полки рукопись и подал Николаю. Тот раскрыл корку тетради, прочел вслух:

— «Проект Конституции...» — И, живо взглянув на Никиту, сел за стол и с интересом углубился в чтение.— «Опыт всех народов и всех времен доказал, что власть самодержавия разно гибельна для правителей и для обществ; что она не согласна ни с правилами святой веры вашей, ни с началами здравого рассудка...» Первые же строки Конституции словно обожгли сердце Муравьеву. Он еще раз взглянул на Никиту, на дверь, наконец, не окно, сказал с завистью:

— Слушай, это же здорово! Но ты будь осторожен, По крайней мере, храни сие писание где-нибудь подальше от посторонних глаз. Не показывай всем подряд.

Никита засмеялся.

— Ладно, ладно, читай. Всем я не показываю. И ты для меня — не из всех. — Никита приблизился к столу, погасил улыбку и четко выговорил: — Чока! — Это был пароль молодых вольнодумцев, существовавший лет десять назад, накануне войны с Наполеоном, когда они — юноши — создали первое тайное общество м собирались бежать на Сахалин, дабы там создать рес-публику.

— Чока! — отозвался Николай и принялся читать дальше. Чтобы не мешать ему, Никита вышел и тут же возвратился, приглашая к столу:

— Отложи пока, потом ознакомишься... Пойдем пообедаем. Маман давно ждет нас. Прошу, не огорчай ее своим невниманием,

Ночевали в одной спальне. Лежа в постели. Николая Николаевич дочитывал творения Никиты и удивлялся — до чего знакомы ему строки проекта Конституции! Фактически в него были вложены те же самые думы а домыв-ды, какие высказывались офицерами-вольнодумцами, когда гвардия возвратилась из Вильны и расселилась "арте-лями» по петербургским квартирам.

Сколько прошло с того времени! Артели давно запрещены государем-императором. Но общество вольнодумцев выросло и преобразилось. Николай узнал много новых имен и возрадовался, что Вечевой Колокол тайной артели слышен ныне по всей России.

Никита, в то время как Николай размышлял о прош лом, сидел в кабинете над его записками. В полуоткрытую дверь были видны склонившаяся над столом фигура, свеча в канделябре и портреты отца и матери...

В полночь, не дождавшись пока ляжет Никита, Николай погасил свечу. Белая петербургская ночь заполнила спальню, сделав все предметы — диван, шкаф и столик,— синевато-белыми. И опять воспоминания завладели мыслями Николая. В голове зашумел и загремел бал у Мордвиновых, закружились в глазах танцующие пары, улыбнулась и прикрыла лицо широкополой шляпой Наташа, Он вспомнил, как выходил с ней в гостиную, а оттуда — в сад, и они любовались таинством белой ночи. Перед отъездом на Кавказ он сделал ей предложение, получил согласие, но когда дело коснулось отца-адмирала, тот отказал. Клятву верности «на веки вечные вместе» и милую улыбку увез Николай в горы Кавказа. Они согревали его всюду и тешили надеждой. Приехав нынешним летом в Петербург, Николай тотчае отправился к Наташе. Увидев закрытые ставни окон, понял — их нет. Дворник, раскланявшись, сказал молодому полковнику: «Его превосходительство со всем семейством отбыли в родное поместье». Николай огорчился: рухнули его надежды на скорую встречу...