Валентин Рыбин - Море согласия

• Название: Море согласия
• Автор: Валентин Рыбин
• Издательство: Магарыф
• Жанр: Историческая проза

Творчеству писателя Валентина Рыбина — автора поэтических сборников «Добрый вестник», «Синие горы», «Каджарская легенда», повести о пограничниках «Тайна лысого камня», — присуща приверженность к историческим темам.

История зарождения великой дружбы русского и туркменского народов с особой силой волнует писателя. Изучению ее В. Рыбин отдал немало творческих сил и энергии. Роман «Море согласия» — плод напряженного труда писателя. Он повествует о первых шагах сближения русских и туркмен, о тех драматических событиях, которые разыгрались у берегов Каспия полтора столетия назад.

---

Хан накануне возвратился в Хиву. Вернулись домой и запыленные воины Джадукяра. Мухамед-Рахим-хан тотчас захотел видеть тысяцкого. Джадукяр предстал перед повелителем.

— Ну, говори, рассказывай... — Хан привстал с ковра, когда Джадукяр опустился перед ним на колени.

Султан-хан начал рассказывать о своей поездке. Ничего не утаил. Повелитель усмехнулся: выходит, зря он боялся, что за урусом идет войско. Зря боялся и того, что посол приехал получить откуп за давнее злодеяние Ширгази-хана над Бековичем. Напрасно беспокоился и о том, что русский посол будет требовать своих пленных, попавших в разное время в Хивинское ханство. Единственная цель посла — договориться с Мухаммед-Рахнм-ханом о новом торговом пути. Генерал Ермолов — командующий Кавказом — предлагает закрыть караванный путь через кайсакские степи и Мангышлак, а воспользоваться караванной дорогой, что идет от Красной косы до Западных ворот священного города Хивы...

Хан немного подумал, сказал с язвительной усмешкой:

— Не много ли захотел наместник Кавказа? Достаточно и того, что мы его посла оставим в живых...

Бросив Джадукяру небольшой кожаный мешочек с золотом, он еще раз поблагодарил его и отпустил. Затем сказал, чтобы привели Еш-Назара.

— Ну, юзбаши, что скажешь ты? — спросил хан, ощупывая вошедшего холодным взглядом.

— Урус прислал подарки и письмо своего ак-паши, повелитель...

— То-то же! — воскликнул хан и сухо засмеялся. — Пусть несут!

Слуги хана и вельможи, собравшись в большой зале, вспарывали тюки и все, как один, восхищались: то отрезом зеленого сукна, то посудой, то сафьяновыми сапогами, сделанными на узбекский лад. Были в тюках китайский фарфор, европейские и азиатские одежды, платки, халаты, шали. Мухаммед-Рахим-хан внимательно осмотрел письмо Ермолова и велел зачитать. Послание содержало точно такие мысли, какие поведал хану Джадукяр. Владыка окончательно успокоился и назначил день встречи с русским послом.

А тем временем русские были под опекой визиря и Еш-Назара, за ними неусыпно следили «глаза и уши» хана: подслушивали о чем говорят, подсматривали, что делают.

Наконец, и это последнее испытание было выдержано. Муравьев сбросил с себя мусульманскую одежду, тельпек, надел панталоны, мундир с эполетами, сапоги и фуражку. В довершение натянул на руки перчатки и приготовился к вызову. Был он сосредоточен до крайности.

Тревогой горели глаза у переводчика и денщига. Участь их целиком зависела от Муравьева. Прикажут казнить его — значит и с них шкуру снимут. Оба следили за каждым движением посла, советовали, как вести себя с ханом: не хмуриться, не возражать ни в чем. Муравьев, слушая их, усмехался и глаза его говорили: «Тут уж как ни притворяйся овечкой, а если хан порешил убить, то убьет, порешил в живых оставить — волоска с головы не тронет».

Спустя некоторое время, в комнату вошли первый визирь, юзбаши Еш-Назар, шейх-уль-ислам Кутбэддин и пригласили русского посла следовать за ними.

Перейдя дворцовую площадь, вымощенную жженым кирпичом, свита с послом вошла в большой квадратный двор. У стен его, в ожидании приема, сидели кайсакские баи, прибывшие по разным делам к хивинскому хану. Мухаммед-Рахим-хан не спешил встретиться с ними. Свита прошествовала мимо кайсаков, не удостоив их внимания. А они все как один поднялись на ноги, склонили головы перед ханскими вельможами. Стражники спешно распахнули ворота. Внутренний двор представлял собой огромный квадрат. Здесь в несколько рядов стояли медные пушки разных калибров. Это был оружейный двор...

Пройдя второй двор, свита оказалась у красочных резных ворот. И опять стражники мгновенно распахнули ворота и склонились в поклоне.

Третий двор был богаче двух предыдущих. Он утопал в зелени. Тут и там били фонтаны. Всюду стояли, сидели, ходили, бегали приближенные, родственники, дети и внуки хана. Миновав и этот двор, свита вошла в длинный, крытый зеленым камышом тоннель, прошествовала между двух рядов стражников и вышла в четвертый двор. Был он шире всех других и не отличался никаким убранством. Это была огороженная глиняными стенами степь. Всюду росли дикие травы и цветы, а посреди стояла войлочная кибитка.

Муравьев удивился столь невзыскательному вкусу хивинского хана. И только потом понял, что высшая изысканность владыки — невзыскательность. Телохранители Мухаммед-Рахим-хана распахнули шелковые занавески. Визирь, а за ним Муравьев вошли в кибитку. Хан сидел на ковре. При виде русского он сощурился, капризно выпятил губу — видимо, его тронуло величие мундира.

— Хош, гелюбсен! (Хош гелюбсен — добро пожаловать) — хан поднял приветственно руку. Муравьев склонил голову.

— Говори, зачем приехал и какую просьбу привез? — строго спросил Мухаммед-Рахим хан. — Какими словами тебя облек твой генерал, говори. Письмо его я прочитал.

Разговор он повел на тюркском языке, и Муравьев также на тюркском рассказал о цели своего приезда. Мухаммед-Рахим-хан недобро усмехнулся, обнажив пожелтевшие зубы:

— Значит, боится твой генерал кайсаков, коли не хочет водить караваны через Мангышлак? А мои купцы кайсаков не боятся. Видел, сколько их сидит во дворе, кайсаков-то? Все до одного мне подчиняются. А иомуды не слушают меня, посол. Они с каджарами больше знаются...

— Позвольте слово, светлейший хан, — выговорил Муравьев.— Если вас беспокоют иомуды, мы готовы помочь вам...

— Я помощи ни у кого не прошу! — гордо ответил хан. — Порох у меня есть, пушки есть...

— Что же прикажете ответить моему главнокомандующему? — спросил Муравьев. — Он велел сказать вам, что хотел бы заполучить ваших послов. Возвратившись от нас, они могли бы рассказать об истинной дружбе русского народа к народам Хорезма.

— Я уважу его просьбу, посол, — ответил Мухаммед-Рахим-хан. — Я пошлю с тобой своих людей. Пусть будет между нашими государствами крепкая дружба. Аминь...

Хан отвернулся. Муравьев понял, что разговор окончен, поклонился и вышел из юрты...

Прием, однако, на этом не кончился. Слуги хана повели Муравьева во дворец, облачили его в расшитый золотом халат, подвязали его кушаком и дали кинжал в серебряных ножнах. После вновь ввели к хану и посоветовали поблагодарить владыку за прием и подарки...

А еще через день хан разрешил Муравьеву покинуть Хиву. С ним отправились два посланника Махаммед Рахим-хана — Еш-Назар и Якуб-бай со своими слугами.

К ЖЕЛЕЗНЫМ ВОРОТАМ

Боевая армейская труба зазвучала над крепостью «Внезапной», заглушая петушиные крики в Андрей-ауле. Во двор из казарм высыпали казаки, бросились к конюшне седлать лошадей.

В штаб-квартире командующего засветились окна. Свитские поднялись на ноги, загремели рукомойниками. Вскочили с кроватей и вышли на крыльцо трое оренбургских чиновников. Неделю назад они прибыли во «Внезапную» к Ермолову и предъявили мандат на право проверки бакинской таможни. Приняв их, командующий пообещал при первой же возможности отправить их в Дербент, а оттуда — в Баку. Но намедни объявил, что тоже собирается на побережье, и просил следователей повременить с отъездом. Вчера принял решение — ехать поутру.

Гости топтались на крыльце, ежились от утренней свежести.

Старший следственной группы Алексей Федорович Каминский покуривал натощак, кашлял, словно лаял, и сплевывал харкоту за перила веранды. Был он длинным и нескладным. Сюртук сидел на нем неуклюже, а высокая дворянская фуражка, изрядно помятая в дороге, походила на супницу.

— Дальше еще страшнее, — говорил он натужно своим помощникам. — Там горцы, как хотят хозяйничают. Надо было плыть из Астрахани прямо в Баку...

— Не скажи, Алексей Федорович, не скажи... — отозвался один из чиновников. — Ермолов, пожалуй, покруче нашего Эссена. Распек бы за самовольство...

Вскоре к гостям подошли свитские, завели речь о дороге: о перевалах, об ущельях... Незаметно всплыло солнце, осветило желтую степь. Заголубело утреннее небо...

Завтракали на открытой веранде у командующего. Слуги составили столы, накрыли скатерками. Выпивку генерал запретил. Разговлялись чаем и коровьим маслом с калачом. Алексей Петрович много острил и шутил за столом. Тешили генерала последние сводки из Дагестана. Русские солдаты стали гарнизонами во всех крупных селениях: в Темир-Хан-Шуре, в ауле Гкмры, в Дербенте. С юга войска генерала Мадатова подступили вплотную к реке Самур и вот-вот должны были соединиться с Куринским полком.

— Подлый Суркай прячется в горах, — с насмешкой говорил Ермолов. — Ну, так поглядим, сумеет ли он укрыться от моего Валерьяна! К наступлению холодов — к черту! Надо все закончить!..

В то время, как за столом шла оживленная беседа, часовой с вышки увидел приближающийся к «Внезапной» конный отряд и повозку. Солдат тотчас доложил караульному начальнику. Тот — штабисту. И штабной дежурный, подойдя к веранде, лихо отрапортовал, что в поле замечена коляска с конными...