Валентин Рыбин - Закаспий; Каспий; Ашхабад; Фунтиков; Красноводск; 26 бакинских комиссаров

• Название: Закаспий; Каспий; Ашхабад; Фунтиков; Красноводск; 26 бакинских комиссаров
• Автор: Валентин Рыбин
• Издательство: Издательство "Туркменистан"
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1987

В романе лауреата Государственной премии Туркменистана им. Махтумкули, автора ряда исторических романов («Море согласия», «Государи и кочевники», «Перелом», «Огненная арена», «Разбег» и др.) вскрывается исторический пласт в жизни Закаспийского края 1912-1925 гг.

Основной мотив произведения - сближение туркменских дехкан и русских рабочих, их совместное участие в свержении царской власти и провозглашении Туркменской Советской Социалистической Республики.

Рецензент: доктор исторических наук А. А. Росляков.

---

- Да будя тебя! - отмахнулась та, задев старика рукавом. - Не твоя и не моя, а наша с тобой. Какие сами, такие и сани.

- Да нет уж, эту хвилософию ты брось, старая. Я тебя из батраков взял - вот батраков ты мне и нарожала!

- Хватит вам! - Павел стукнул кулаком по столу. - Нашли о чем спорить. Люди делом занимаются, Советской власти во всем помогают, с голодухой борются, а вы только языки чешете... Ладно, я пошел в роту, небось, уже ищут. - Павел надел шинель, шапку, взял винтовку и хлопнул дверью.

Игнат посмотрел в окно на сына, вновь заворчал:

- Слепы мы с тобой, мать. Покуда до нас дошло, что к чему, дак этот асмадей мозги перевернул Пашке и Ермолаю. Книжками своими обоим душу испохабил. Только и слышали по ночам в его комнате - Маркс да Энгельс. Я спросил у него, кто такие? Он говорит: «Умерли оба», ну я и успокоился. Думал - мертвые все равны, а оно, оказывается, не так!

Поздно вечером возвратились Ермолай и Макака, оба сердитые.

- Ну, что, - сказал Ермолай, - допрыгались! Отстранили ваш эсеро-меньшевистский комитет от Управления Среднеазиатской железной дороги. Самого управляющего Афанасьева арестовали. Погоди, не то еще будет!

- Замолчи, сука! - Макака бросился с кулаками на брата. - Выкормыш большевистский, я тебе вправлю мозги!

- А ну-ка, отойди! - заступился Игнат. - Поздно надумал вправлять мозги - раньше надо было, когда только к запрещенным книжкам твоих братьев потянуло.

- Не поздно и сейчас. - Макака оттолкнул отца. - Правильно ты говоришь - книжками они оба и свихнули себе головы. А ну! - Макака кинулся к этажерке, схватил несколько тоненьких зачитанных брошюр и разодрал их на части.

- Ах ты, падла! - взревел Ермолай и, сбив с ног брата, схватил его за горло. - Ты на кого руку поднял?! На марксистскую науку! Да я тебя, фунтиковского холуя-прихлебалу...

Макака захрипел, и Ермолай испуганно расслабил пальцы:

- За книги ты мне ответишь, сволочь! Погоди, придет Лесовский, мы тебя...

- Молчать! - закричал Игнат, подбирая разорванные брошюры. - Ни книжек этих, ни самого Лесовского больше в моем доме не будет. А ежели вы еще раз бучу устроите, то и вас обоих выгоню!

Братья замолчали, успокоились немного и разошлись по своим комнатам...

Несколько дней Игнат хмурился, глаз не поднимал - ждал Лесовского. Вот и он вернулся из поездки.

- Здорово, дядя Игнат, ты чего насупленный, или что-то случилось? Плюнь на все - дела поправляются... Ездили на Кавказ с Житниковым. хлеба достали - на месяц, а то и больше, на всю область хватит.

- Ты вот что, Николай, давай порешим без скандала. Ты, значит, собирай свои вещички, да отправляйся на другую квартиру. Тут у нас семейный совет был... Ермолая женить решили, а жить ему с молодухой негде,

- соврал Игнат. - Если можешь, то сейчас и съезжай. Снесу тебе чемоданишко до вокзала, а там фаэтон наймешь.

- Спасибо, дядя Игнат, я как-нибудь сам справлюсь.

- Лесовский, хмыкая, принялся собирать свое нехитрое имущество.

- Заодно не забудь уплатить, за два месяца ты задолжал.

- Вот, возьми, - Лесовский положил деньги на стол, поднял чемодан и вышел из дома.

Миновав слободскую улицу, он пересек железную дорогу и остановился на привокзальной площади, не зная куда идти. «Может, опять в «Северные номера»? Вспомнив пьяных ухажеров, кающихся проституток, скандалы беспрестанные, отказался от этой мысли. Время, однако, торопило и Лесовский прямо с чемоданом пришел в Совнарком и занялся делами. Только начал читать прошение казанджикской сельской общины о беспорядках на источнике Иджири, тут вошел Борис Тузин.

- Ты чего это с чемоданом явился?

- С хозяином не поладил. Квартиру надо искать.

- Могу помочь. Есть пустая комнатенка в конце Невтоновской, у бабки одной. Когда из Кушки приехал, я у нее квартировал. Зотов живет по соседству с ней. Он меня и пристроил. Берет недорого. Если не против, поедем к ней.

Выбора не было - Лесовский согласился. Хозяйке новый квартирант понравился. Знакомясь, назвала себя по имени.

- Степанидой меня зовут-то, если захочешь обратиться.

- А меня Николаем. - Лесовский подал руку, оглядел комнату и опять уехал в Совнарком.

Только к вечеру вернулся. Перед сном сидел во дворе, привыкал к новой обстановке. Совсем рядом были горы и веяло с них сырым ветерком. Снег в горах таял, приближалась весна.

На другой вечер в гости к Лесовскому заглянул Зотов. Засыпал самокрутку махоркой, задымил на весь двор.

- Ну вот теперь и познакомимся поближе, - вымолвил довольно. - А то я только и вижу тебя на собраниях, да заметки твои о землепользовании читаю, когда верстаю газету. Читаю и думаю: до чего ж будет трудно повернуть сознание дехкан к общественному землепользованию. Ведь всю жизнь хоть русский, хоть туркменский мужик мечтал о своем клочке земли. И вот, на тебе, зовут его обрабатывать землю сообща! Боюсь, заартачатся дехкане, ей-богу!

- А ты не бойся, Иван Романыч. Дехкане они издавна привыкли к общественному труду - каждый год на хошарные работы выходят. Беда лишь в том. что выгода от хошарных работ в карман баев да ханов сыплется. А если дехкане начнут сообща обрабатывать землю, а полученную выгоду делить между собой поровну?!

- Ну, разве что так, - согласился Зотов и, притушив самокрутку, позвал: - Пойдем-ка к нам, на хошарный ужин. У меня десятеро хошарников, один одного меньше. Пойдем, познакомишься с моей семейкой, а то неловко - живем рядом.

- Да неудобно...

- Эка, нашел неудобства! - засмеялся Зотов и потянул соседа за руку...

Недели через две Колесов объявил войну эмиру Бухарскому, бросив клич только что созданным красногвардейским отрядам - «Всем на Бухарский фронт!» Вновь пошли военные эшелоны - из Кушки, Мерва, Чарджуя, Красноводска. Но асхабадскую Красную гвардию придержал новый председатель Совнаркома, левый эсер Печатников. Слух прошел, будто бы денег в казне мало, хлеб не на что закупать, а тут иди защищать каких-то джадидов. Пашка Макаров, в ожидании пока решится вопрос об отправке отряда, несколько ночей спал дома.

- Джадиды подняли восстание против эмира и помощь у нас запросили. Джадиды эти тоже за свободную жизнь борются, - пояснил он отцу.

- Вон оно что, - усек Игнат. - Стало быть, и этим захотелось жить свободно. Да разве всем волю дашь?! Ваша Советская власть и сама на волоске. Сдал бы ты, Павлуша, ружьецо да не срамился. А то ваш Житников хорохорился, казачков гонял, а в новый состав Совнаркома не выбрали. Народу он не понравился, а за народом последнее слово. Выбрали нашенского, эсера, а от большевиков какого-то бывшего унтера... Тузина. Фамилия и то - срам, картежная.

Пашка жалел и понять не мог - почему Житникова не избрали в Совнарком. Он же бедняк, и за бедноту всей душой! А сколько пользы для революции принес!

Пришел Ермолай, начал растолковывать:

- Тут арифметика, Паша. Без нее ни влево, ни вправо. Ты думаешь, почему Асхабад больше всего беспокоит большевиков? А потому, что преобладающее большинство населения нашего города - мелкая буржуазия. А мелкая буржуазия - сплошь меньшевики и эсеры. Как выборы, так у них голосов больше - вот и прокатили Житникова... Но ничего, скоро эсеровскую лавочку прикроем. Скоро Управление железной дороги со всеми служащими переведем в Ташкент, тогда полегче будет рабочему классу.

- Ишь, до чего додумались, ядрена вошь! - испугался Игнат. - Да как же без служащих-то. Все служащие, считай, наши хитровские!..

Рано утром прогремел орудийный залп, и где-то за городом затрещал пулемет. Хитровцы повыскакивали из домов.

- Что такое? Никак война?!

- Опять, небось, с казаками?!

Вскоре выяснилось: ночью приехали на броневой летучке Колесов с Полторацким, разогнали текинский эскадрон в Кеши, прямо с железной дороги пальнули по Ораз Сердару. Вроде бы текинцы готовили переворот, а Печатников заодно с ними.

Так оно и было. Колесов разогнал остатки старого текинского полка, отдал военные казармы в Кеши красногвардейскому туркменскому отряду, а Печатникову пригрозил: Если в недельный срок не обеспечишь явку на Бухарский фронт, судить буду военным трибуналом».

Ровно через неделю помощник Печатникова по делам в Совнаркоме комиссар Борис Тузин подался с красногвардейцами под Бухару. Подался опять на войну и Паша Макаров, облитый в дорогу слезами матери и матерщиной Игната.

Как только отбыли красногвардейцы, Фунтиков, Гаудиц, Герман, Макака и другие боевики-эсеры пожаловали на квартиру предсовнаркома Печатникова. Пришли чуть ли не в полночь.

- Ты что же, жидовская морда, воду мутишь?! - злорадно улыбаясь, сказал Фунтиков. - Для чего мы тебя в Совнарком втолкнули и председателем сделали! Ты думаешь, для того, чтобы ты, как кащей, на совнаркомовском мешке с деньгами сидел, и никому ни копейки не давал? Ты знаешь, что на твоей совести лежит разгром текинского эскадрона?!