Виктория Холт - Рожденная для славы

• Название: Рожденная для славы
• Автор: Виктория Холт
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-251-00128-2

Елизавета I Английская, одна из самых удивительных и загадочных женщин, правила своей державой почти полвека. В ее жизни были и кровавые драмы, и страстные увлечения, блеск могущества и мрачные своды Тауэра, непоколебимая преданность и коварная измена. Так какой же она была, великая королева-девственница? Какие чувства, какие тайны скрывала в своем сердце? Джин Плейди приоткрывает завесу над этими тайнами, рассказывая историю женщины и королевы.

---

За Рэли же никто не заступился, да и законного брака не было. Тут речь могла идти только о соблазнении благородной девицы.

Ничего, пусть посидит, решила я. Забуду о самом его существовании. Мало ли вокруг молодых красавцев, готовых бегать вокруг меня на задних лапках? Подумаешь, одним меньше.

Бесс Трогмортон была с позором изгнана из моей свиты, Рэли попал в Тауэр, а звезда Эссекса засияла еще ярче, чем прежде.

* * *

Пожив при французском дворе, Эссекс заметно изменился. Генрих IV, государь весьма незаурядный, произвел на моего любимца большое впечатление. Французский король — впрочем, как и я — обладал редким талантом вызывать в сердцах приближенных любовь, так что служили ему верно и в хорошие времена, и в плохие. Он был человек простой, сражался вместе со своими солдатами, не любил церемоний. Всем своим видом Генрих как бы говорил: я такой же, как вы, так же рискую жизнью, а если и являюсь вашим королем, то лишь по праву рождения.

Так и нужно. Генрих, подобно мне, понимал, что от отношения простых людей зависит, насколько прочно держится корона на голове монарха.

Но была у него и прискорбная слабость — Генрих слишком любил женщин. У него имелось бесчисленное количество любовниц, а ему все было мало. Правда, романы Наваррца длились недолго, но каждому из них он отдавался с пылом и страстью.

После возвращения Эссекс утратил первоначальную бесхитростность. В нем начала проявляться алчность, а кроме того, обнаружилось пристрастие к амурным приключениям. Несколько раз дело доходило до скандалов, в которых были замешаны почтенные придворные дамы. До меня подробности этих историй не доходили, а я предпочитала не слишком любопытствовать. За мной Эссекс теперь ухаживал более искусно, чем прежде. Думаю, он все еще испытывал ко мне искреннюю любовь, но сердце его ожесточилось, в действиях появилась расчетливость — мальчик внезапно стал честолюбивым. Одним словом, из Парижа Эссекс прибыл совсем другим человеком.

Сесилы считали его своим врагом. Я успела оценить выдающиеся достоинства горбатого Роберта и называла отца и сына «Сесилами» — ведь они всегда были вместе. Берли хорошо воспитал своего отпрыска, сделал из него точную свою копию, и это меня вполне устраивало, ведь мой дорогой Святой Протестант уже совсем состарился, и я знала, что скоро он меня покинет. Утешительно было думать, что взамен он оставит своего преемника.

Рэли сидел в Тауэре и угрозы для Эссекса не представлял, однако молодой граф все же счел нужным сколотить из своих сторонников партию, которая поддерживала бы его и противодействовала влиянию Сесилов.

Я очень дорожила Эссексом, но отлично видела его многочисленные недостатки. По части государственной мудрости его партия с Сесилами тягаться, конечно, не могла, да и держался он так неразумно, словно хотел настроить против себя всех и вся, даже саму королеву.

Он сошелся с племянниками лорда Берли, братьями Бэкон, Энтони и Фрэнсисом. Они были умны и образованны, особенно Фрэнсис, однако им не хватало такта, а Фрэнсис еще и раздражал меня тем, что без конца совал нос в политику. Братья считали себя обиженными, поскольку могущественный дядя не обеспечил им высокого положения на государственной службе.

Фрэнсиса следовало занять бы чем-нибудь полезным, но слишком уж он был самоуверен, решителен в суждениях и упрям. За это я его недолюбливала.

Вскоре произошло событие, повергнувшее меня в ужас. Генрих Наваррский, цинично заметив, что Париж стоит мессы, перешел из протестантизма в католичество.

Я столько помогала ему! Даже отправила в помощь моего драгоценного Эссекса, давала солдат, деньги, оружие, лишь бы в соседней стране не захватили власть паписты! И вот Генрих все погубил, поступился верой ради короны.

Поддавшись порыву, я написала вероотступнику гневное письмо: «Какая трагедия! Неужто мирские соблазны могли заставить Вас забыть о Божьем гневе…» — и далее в том же духе.

Почти сразу же я пожалела о своем опрометчивом поступке. Ведь мне тоже приходилось менять веру, когда моей жизни угрожала опасность. Что, собственно, сделал Генрих? Понял, что французский народ более склонен к католицизму и ни за что не примет короля-гугенота. Точно так же англичане ни за что не признали бы монарха-католика. Очень хорошо, пожал плечами здравомыслящий Наваррец. Если вам нужен государь-папист, я стану папистом.

Так он и сделал.

Мы с ним были очень похожи. Сколько раз я говорила себе, что религиозный обряд не имеет никакого значения. Важны лишь принципы христианства. Генрих не изменил Богу, он всего лишь принял католический обряд богослужения. С его стороны было бы глупостью поступить иначе. Представляю, как развеселило Наваррца мое письмо — он-то отлично понимал, что я бы без колебаний перешла в католичество, пожелай этого мои подданные.

На самом деле столь бурное возмущение объяснялось чисто политическими причинами — я была встревожена. Хорошо хоть, французский король не фанатик вроде Филиппа Испанского и слишком умен, чтобы ввязываться в войну с моей страной.

Между тем Эссекс нашел себе новое занятие — его заинтересовала разведывательная служба, созданная Уолсингэмом. Не исключено, что Фрэнсис заразила мужа идеей последовать по стопам ее отца, но Эссексу, увы, было далеко до великого Мавра. Тем не менее он не преминул воспользоваться новыми возможностями и явился ко мне с доносом на моего лейб-медика Родериго Лопеса. Этот врач поселился в Англии еще в год моего воцарения и завоевал себе репутацию опытнейшего эскулапа. Сначала он служил лекарем в больнице Святого Варфоломея, где не только делал клистиры и пускал кровь, как прочие его коллеги, но еще и разработал новое лекарство, помогавшее от разных недугов. Называлось оно «апозема арцея». Я всегда интересовалась подобными вещами, и доктор Лопес нашел во мне прилежную слушательницу и ученицу. Я приблизила к себе этого человека, привязалась к нему и, признаться, не поверила, когда Эссекс принялся убеждать меня, будто Лопес — испанский шпион.

Я знала, что мой фаворит, увлеченный игрой в шпионов, пытался завербовать Лопеса в свою разведывательную сеть, чтобы доктор вернулся в Испанию и доносил нам оттуда о намерениях мадридского двора. Затея не такая уж глупая, поскольку Лопес был прославленным врачом и без труда попал бы на службу в Эскуриал.

Доктор отказался и пожаловался на Эссекса мне. Я рассердилась, недовольная самоуправством юного графа, вызвала его к себе и устроила хорошую взбучку. Сказала, чтобы он оставил моего лучшего медика в покое и искал себе шпионов в другом месте. С тех пор Эссекс и возненавидел Лопеса.

В скором времени в Англию, спасаясь от немилости Филиппа, прибыл испанский дворянин Антонио Перес, и Лопес стал его переводчиком.

Эссекс был уверен, что среди слуг Переса есть испанские шпионы, прибывшие в Англию с тем, чтобы отравить королеву.

— Лекарь получил в подарок бесценный алмаз, — сообщил мне он. — Говорят, это подарок от испанского короля.

— У Лопеса много благодарных пациентов, — ответила я. — Взять хотя бы меня.

— Я докажу вам! — сердито буркнул Эссекс, и я в очередной раз подивилась на саму себя — с какой стати терплю его бесцеремонность.

Вызвав лейб-медика, я была с ним подчеркнуто любезна и всячески дала понять, что не дам его в обиду — ведь он не виноват, что родился на свет в Португалии и к тому же евреем.

Но Эссекс не отступился. Превышение полномочий его не пугало, и он самочинно приказал задержать некоего де Гаму, человека, служившего у дона Антонио, причем арест был произведен в момент, когда де Гама находился в гостях у Лопеса.

Теперь Эссекс окончательно уверился в виновности медика и добился санкции Тайного Совета на обыск в доме лекаря королевы. Ничего уличающего обнаружить не удалось, и Эссекс сник.

Я же торжествовала. Вызвав к себе мальчишку, я строго отчитала его, назвала сумасбродом и запретила впредь возводить на достойных людей напраслину, а также подвергать их преследованиям без веских на то оснований.

— О, как вы ошибаетесь! — воскликнул он.

Наглец, никто не смеет говорить королеве, что она ошибается!

— Вы себе слишком много позволяете, — одернула его я.

— Я позволю себе все, что угодно, только бы уберечь вашу священную особу от злого умысла!

И, отвесив поклон, фаворит удалился.

Конечно, он был несносен, но, признаться, последняя его фраза несколько умерила мое раздражение. Мальчик и в самом деле меня любил, а его прямота так выгодно отличалась от льстивости прочих придворных…

Эссекс задался целью во что бы то ни стало уличить Лопеса в измене. Он арестовал еще одного из людей Переса, подверг его допросу с пристрастием, и под пыткой несчастный сознался, что Лопес и в самом деле участвует в заговоре, цель коего — отравить королеву.