Максуд Кариев - Спитамен

• Название: Спитамен
• Автор: Максуд Кариев
• Издательство: Совеменный писатель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1993
• ISBN: 5—265—02458—1

В историческом романе видного узбекского писателя Максуда Кариева «Спитамен» повествуется о событиях многовековой давности, происходивших на земле Согдианы (территории, расположенной между реками Амударьей и Сырдарьей) в IV–III вв. до н. э. С первого дня вторжения войск Александра Македонского в среднюю Азию поднимается широкая волна народного сопротивления захватчикам. Читатель станет соучастником давних событий и узнает о сложной и полной драматизма судьбе талантливого полководца Спитамена, возглавившего народное восстание и в сражении при реке Политимете (Зеравшане) сумевшего нанести первое серьезное поражение Александру Македонскому, считавшемуся до этого непобедимым.

---

Сказав воинам, чтобы держали ухо востро, Спитамен решил объехать холмы, на которых были выставлены караулы. Только поздней ночью он смог отправиться в кишлак. Ему было известно, в чьем доме заночевала Одатида с детьми, и без труда разыскал их. Одатида, уложив детей, сама не спала, ждала его. Он молча поел то, что она ему подала. Выглядела Одатида утомленной, похудела, глаза запали и лихорадочно блестели. Ее брови, похожие на крылья ласточки, давно не взлетали игриво вверх, и он даже забыл, как звучит ее веселый звонкий смех. Он торопливо жевал, опасаясь, что сейчас жена опять начнет сетовать на нечеловеческую жизнь, попрекать, что ощущает себя не женщиной вовсе, а каким-то перекати-поле, что не на это рассчитывала, выходя за него замуж; а он, если бы захотел, мог бы жить не хуже любого сатрапа или гипарха, как и живут ныне многие умные персы, бактрийцы и согдийцы. Сославшись, что очень устал, Спитамен поднялся и, пожелав ей доброй ночи, удалился в другую комнату, где ему была приготовлена постель.

Однако уснуть ему не удалось. Около полуночи, тихонько отворив дверь, в комнату заглянула Одатида и сказала, что его зовут.

Во дворе его ждали гонцы от караульных. Они доложили: к Сараму по трем дорогам, с разных сторон, приближаются конные отряды юнонов, гетайры и гипотоксоты, призванные Кратером из нескольких крепостей. «Значит, царскому хилиарху доподлинно известно, где мы находимся!.. — мелькнула у Спитамена догадка. — Неужели в моем войске есть его лазутчики?..»

К Спитамену подошел один из телохранителей с кувшином воды и переброшенным через плечо полотенцем, полил ему на руки. Раньше это делала Одатида. Спитамен плеснул себе в лицо холодной воды, разгоняя сон, утерся и, возвращая полотенце, повелел:

— Поднимайте всех!..

Через несколько минут кишлак пришел в движение. Воины выскакивали из домов, на ходу надевая доспехи, седлали коней, впрягали лошадей в арбы, на которых молча, без суеты рассаживались их семьи, давно привыкшие ко всякого рода неожиданностям и живущие с мыслью: «Чему быть, того не миновать». На верблюдов грузили тяжелые тюки с продовольствием. За околицей быстро, но без излишней торопливости сворачивали шатры, гасили костры.

В таких случаях старейшины и предводители сотен спешили к Спитамену, не дожидаясь зова. Собрались они и на этот раз, стояли у ворот и ждали, пока он при свете факела, который держал в руках хозяин дома, помогал Одатиде взобраться на арбу, устланную соломой, а затем одного за другим подсаживал рядом с ней сыновей. По улице уже катились, поскрипывая, арбы, неспешно шествовали верблюды. Хозяин отворил ворота пошире, арбакеш тронул лошадь. Спитамен кивнул Одатиде, обнявшей прижавшихся к ней детей, желая ее подбодрить, она отвела глаза, полные слез, в которых погасли, промелькнув, блики от факела. Арба выкатилась со двора и исчезла в темноте. По улице нескончаемой вереницей двигался обоз, в носу щекотало от пыли…

— Спитамен! Юноны оставили нам одну дорогу — в пустыню! — сказал Датафарн.

— Это для них пустыня — ад, а для нас она — дом родной, — сказал Спитамен. — Запаслись ли впрок водой?

— Запаслись.

— Успели ли наши женщины напечь хлеба?

— Успели.

— Нет ли больных в обозе?

— Троих мучает лихорадка, один мается животом. В кишлаке нашлись добрые люди, оставили их у себя…

— Хорошо… Теперь скажите, далеко ли юноны?

— Если залезть на крышу балаханы[100], то можно увидеть факелы в руках их проводников, — сказал Хориён. — Они движутся гораздо быстрее, чем наши стада и обоз. Когда рассветет, они нас увидят, и тогда нам ничего не останется, кроме как принять бой…

— Нет, сейчас нам нельзя ввязываться в бой, мы ничего не знаем — ни какое это войско, ни численности его, — сказал Спитамен обступившим его полукругом предводителям. — Еще до того, как рассветет, мне все о них нужно разузнать. Кто возьмется?

— Позволь мне, Спитамен! — сказал стоящий рядом с ним Тарик.

Спитамен посмотрел ему в глаза:

— Да будет так. Дело трудное, береги себя.

Они обнялись, Тарик вскочил в седло и растаял в темноте.

Вслед за обозом двинулось войско. Верховые коней не торопили, чтобы от них не отставали пешие. Во главе обоза ехали на верблюдах проводники. Успеть бы до рассвета достигнуть гор, которые по мере приближения к ним выглядят все более неприступными. За ними начинается пустыня. Туда никто не рискнет сунуться без проводника, разве что самоубийца или меджнун, помешавшийся от любви. Если до восхода солнца они благополучно минуют горы, то до полудня, самой жары, они доберутся до первого колодца… Тому, кто не знает дороги, не увидеть колодца ни сегодня, ни завтра, никогда. Он отыщет в пустыне лишь тот клочок земли, которому суждено будет стать его могилой…

А Тарик тем временем пересел на рослого черного коня, набросил на себя тигровую шкуру, и теперь в темноте даже свои могли принять его за Спитамена. С десятью отважными джигитами он помчался навстречу юнонам. Когда дорога взбегала на возвышенность, они видели вдали оранжевые светляки факелов, которыми проводники юнонов освещали себе путь, чтобы не сбиться с него. Но чаще дорога вела по низине, огибая холм, и Тарику приходилось время от времени взбираться на взгорки, чтобы прикинуть расстояние, отделяющее их от врагов.

Постепенно начало светать, и проводники погасили факелы. Теперь лишь благодаря острому зрению степняка, привыкшего обозревать плоскую землю от горизонта до горизонта, Тарик мог разглядеть в едва разбавленной молочным рассветом мгле приближающихся юнонов. И тогда он решил их ждать, заодно дав коням отдохнуть. Джигиты стреножили коней и пустили их попастись. А сами расположились у подножья холма и постелили дастархан, решив подкрепить силы. По их расчетам юноны подойдут не ранее, чем через час-полтора. Перед встречей с ними не мешает немного расслабиться, отвлечься. Они успели перекусить, выпить кумысу, обменяться шутками, затем наступила пауза, ибо каждый почувствовал: настала минута, ради которой они сейчас здесь. И, мысленно произнеся: «Благослови, Всевышний!..» — все поднялись с места.

Юноны ехали попарно рысью, растянувшись вдоль дороги версты на две. Вот головная ила втянулась в лощину, по обе стороны которой возвышались глинистые откосы холма, разрубленного дорогой пополам. И вдруг гетайрам почудился гром, они завертели головами, привстав на стременах. Небо было ясное, но шум, подобный громовому раскату, все приближался, и высоко над откосом вдруг возникли, высвеченные солнцем, дерзкие степные наездники. Словно молнии, сверкнули их стрелы, и упали с коней, закричав, все четверо проводников, пронзенные кто в шею, кто в живот, и испустили дух, произнеся деревенеющими устами последнее слово по-согдийски: «Ма — ма — а!..» Юноны не успели опомниться, как снова засверкали молнии стрел. Гетайры ответили тем же, но ветер относил их стрелы в сторону. Только мечом и копьем можно было проучить этих коварных варваров, воюющих не по правилам благородных рыцарей. Однако чтобы приблизиться к ним, нужно обогнуть холм, проделав немалый крюк. И Кратер, прикрывшись на всякий случай щитом, надрывая глотку, отдал приказание.

Когда же кони вынесли юнонов на равнину, они лишь издали увидели уносящихся в степь всадников, их оказалось не более десятка. Зато один был облачен в тигровую шкуру и мчался на вороном коне. «Разрази меня гром, если это не Спитамен!..» — подумал Кратер и огрел коня плеткой. Им пришлось подниматься на взгорок, а варвары мчались под уклон, по полого спускающемуся склону холма, что тянулся едва ли не до середины степи, они летели так, словно у их коней были крылья…

Тарик, чтобы юноны не потеряли его из виду, слегка придерживал коня. То и дело оборачиваясь назад, он держал в поле зрения преследующих его маленький отряд врагов и злорадствовал в душе, что хитрость удалась. Вскоре он заметил, что тяжеловооруженные гетайры отстали, а за ними несется около полусотни гипотоксотов, вооруженных луками и стрелами. Видно, это и есть самые жаждущие изловить Спитамена и получить награду из рук самого царя.

Кони у воинов Тарика были выносливые, привычные к жаре и жажде, способные мчаться подолгу, если даже горячий воздух пополам с пылью обжигал им ноздри. Но всадники не торопили их, словно дразня юнонов, увлекая их за собой в гиблые места, куда не рисковали забегать даже куланы, не залетали птицы. А гипотоксоты Кратера, охваченные азартом погони, рассуждали, как им казалось, здраво: если согдийцам ничто там не грозит, почему должны опасаться за свою жизнь они?.. И настегивали коней, стараясь сократить разделяющее их расстояние, и уже пробовали достать удирающих стрелами. Стрелы падали в сыпучий песок и исчезали, словно в воде. Кони увязали все глубже, шумно дышали, выбиваясь из сил, и все выше становились барханы вокруг; ветер, скользя понизу, срывал с их гребней песок, бросал навстречу и больно сек лицо. Судя по солнцу, близился полдень. Устали и люди, и кони, донимала жара.