Брижитт Бро - Во имя любви к воину

• Название: Во имя любви к воину
• Автор: Брижитт Бро
• Издательство: РИПОЛ классик
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-386-01215-1

«Во имя любви к воину» — роман, основанный на реальных событиях, удивительная история любви французской тележурналистки и главы одного из афганских племен. Против них — неумолимое общественное мнение, разница в возрасте, друзья и родственники… Эта книга — о долгом пути к счастью двух людей из разных миров, которых объединяет только чувство любви, живущее в их сердцах.

Эта книга — история столкновения двух культур, история войны и мира, история невероятной любви.

Брижитт Бро, французская тележурналистка, руководитель женской школы телеоператоров в Афганистане, просит покровительства у главы пуштунского племени Шахзады Мохмад Хана. Он — воин, отец семерых детей, истинный патриот, депутат кабульского парламента. Она — эмансипированная европейская женщина. Но любовь, неожиданная и невозможная, стирает все границы и предрассудки…

Брижитт Бро живет в Кабуле, в Афганистане, с 2002 года. Она журналист и создатель документальных фильмов.

Доминик де Сэн Перн — писательница, автор книги «Любовники Черного Солнца».

---

Что касается вора, я не осмеливалась спрашивать о ждущей его участи. Он будет избит, повешен, обезглавлен? «Он будет изгнан из деревни», — пояснил Шахзада. Это действительно ужасное наказание для афганца, всегда очень привязанного к семье. Шахзада добавлял: «Он должен будет возместить стоимость того, что украл». Но в других пуштунских племенах этим дело не ограничивалось. «Когда вор возместит украденное, он должен собрать десять уважаемых стариков из своей деревни и просить их сопровождать его до дома жертвы. В зависимости от размеров украденного, он приносит к дверям одного или двух зарезанных баранов. Потерпевший должен приготовить мясо и угостить им не только старцев, но и самого вора в знак примирения с ним».

Что же касается убийств и увечий, все происходит иначе. Право на месть может растянуться на пару столетий.

Пуштуны знают только один способ достижения справедливости и поддержания хрупкого равновесия между человеком и кланом — Задрех. Это традиционный закон, уходящий в глубь веков. Он возник тогда, когда у человека появилась речь, чтобы передавать его из уст в уста, и слух, чтобы внять ему. Согласно ему, когда дело доходит до трибунала, каждая из сторон должна представить равное количество свидетелей. Трибунал располагается на равном расстоянии от домов спорщиков. Судью и свидетелей кормят обе семьи по очереди в течение всего процесса. В Афганистане все проблемы решаются на публике, поэтому процесс происходит посреди дня в присутствии деревенских жителей.

Это скрупулезное уважение справедливости и открытости восхищало меня, так же как и способ выявления будущих судей. Когда ребенок демонстрирует ясность мышления, искусство слушать, хорошую память, родители ждут достижения им возраста семи лет, чтобы позволить ему присутствовать на проходящих в окрестностях процессах. Мало-помалу он запоминает кодекс и новые правила, которые привносятся временем. В конце этого длительного обучения молодой человек становится судьей.

Я наклонилась к сиденью Шахзады и прошептала ему: «Как случилось так, что ты не стал судьей?» Не поворачивая головы, он ответил: «Но я судья всех судей — тот, кого зовут в тех случаях, когда их решения отклоняются одной из сторон».

Его могущество подтвердилось, когда мы с ним сопровождали из Кабула в одно из племен французскую семейную пару, сотрудников гуманитарной организации. Благодаря их присутствию я могла выходить из машины и говорить с мужчинами. Я снова обрела свой статус журналиста и иностранки. В начале нашей истории я много раз использовала эту уловку, что позволяло мне ужинать вместе с мужчинами и Шахзадой на свежем воздухе под навесом, а не в маленькой тесной комнатке с другими женщинами. Я могла заходить в дома. Мне случалось видеть на стенах гигантские постеры Эйфелевой башни или Триумфальной арки, которые можно было купить в кабульских магазинах.

Однажды я открыла рот от удивления, увидев на стене большой портрет Гитлера. Я спросила: «Почему фюрер?» Наша хозяйка покачала головой и сказала тоном знатока: «Он был великим воином». Вопрос сходства. Пуштуны очень озабочены чистотой крови, они считают себя «чистыми афганцами», в отличие от таджиков, хазарейцев или узбеков… Но я никогда не слышала ничего подобного от Шахзады.

С теми французами мы с трудом взобрались высоко в горы — около пакистанской границы, — чтобы встретиться с видными представителями пуштунской военной аристократии — кухихейлами. Мы оставили машину на плоскогорье, а сами пошли пешком по почти отвесной дороге; из-под наших подошв то и дело скользили камни. Был полдень, солнце испепеляло нас. Поднимая глаза, мы могли видеть большое скопление кухихейльских мужчин. Они молча следили за нашим восхождением. Стояли как статуи. Было даже немного жутко, учитывая репутацию пуштунов.

Шахзада обернулся. Он подождал, пока все не поравнялись с ним. Увидев наши лица, он улыбнулся:

— Обычно, когда приезжает их глава, моманды спускаются с горы, выкрикивая приветствия и стреляя из автоматов. Сегодня я попросил их не утруждать себя этим. Иначе вам могло показаться, что сюда вернулась Аль-Каида.

Когда мы взобрались на эту Голгофу и приблизились к ожидающим нас мужчинам, они оказались очень гостеприимными — брали нас за руки и, глядя в глаза, торжественно произносили: «Салам алейкум». По случаю нашего приезда пожилой глава племени водрузил на голову свой самый красивый тюрбан. Он повел нас в комнату под открытым небом, где под соломенным навесом были приготовлены места. Неожиданная свежесть была очень кстати. Плетеные соломенные кровати стояли полукругом, огромные подушки-валики располагали к отдыху под ласковыми дуновениями ветерка из внутреннего дворика. Через маленькие узкие окна, расположенные у самого пола, можно было видеть горный хребет. Я нагнулась, чтобы лучше рассмотреть пейзаж, и увидела мир таким, каким он был еще до прихода человека, который дал этим горам и долинам названия. Было невозможно оторвать глаза от такой красоты.

Нас окружало примерно двадцать мужчин, все они были почтенными жителями деревни. Как и всегда, я снова была впечатлена молодостью Шахзады: он выделялся своей свежестью на фоне измученных лиц других мужчин. Он мог бы быть их внуком, однако они его уважали и советовались, как когда-то с его отцом и дедом.

Рядом со мной сел мужчина в пилотке, чуть моложе остальных, с маленькой дочкой на коленях. Он говорил немного по-английски, выучив язык в Кабуле, когда был студентом-медиком. Деревня, объяснял он мне, многим обязана Моманд-Хану. Это он просил у правительства, чтобы здесь построили четыре школы для окрестных детей, две — для мальчиков, две — для девочек.

Жизнь на этой горной вершине не всегда была спокойной. В прошлом году племени пришлось взяться за оружие и воевать с пакистанцами, которые пытались захватить земли выше в горах и отодвинуть границу, разделяющую Пакистан и Афганистан. Пакистанцы, раздосадованные неожиданным отпором, сообщили американцам ложную информацию о том, что якобы в деревне получили убежище члены Аль-Каиды и талибы. Конечно, они надеялись, что американцы разбомбят кухихейлов. Один из старейшин рассказал мне, что этого удалось избежать только благодаря репутации Шахзады, который боролся с Аль-Каидой и фундаменталистами в течение шести долгих лет.

На этой земле ничего не росло без воды. Я знала, что у них ничего нет, все их богатство — лишь несколько лошадей. Однако они зарезали барана в нашу честь.

Когда мы собирались уезжать, тот врач, что говорил со мной, «от лица жителей деревни» вручил мне большой пакет. Я осторожно открыла его. В нем было тяжелое вискозное полотно, имитирующее велюр, которое могло служить отличной накидкой от ветра. Не сомневаюсь, что кто-то из жителей пожертвовал им ради меня. Я, растроганная, закрыла глаза. Я не представляла, каким образом эти гостеприимные, добрые люди могли превращаться в бездушных бойцов, но знала, что это возможно.

В машине Шахзада подвел итоги нашего визита в своей язвительной манере: «Вам повезло. Их прадеды резали горло неверным».

Но у нас остались самые лучшие воспоминания.

Глава 12 Бастионы

Шахзада владел участком на скалистом плато в Гуште, стране момандов. Невысокая горная гряда, меняющая цвет, охраняла плато от ветров. К востоку была видна глинобитная деревня, которая, казалось, родилась вместе с холмом, к которому приникла, — настолько она растворялась в нем. Будто оазис посреди пустыни. У подножия — тоненькие деревья. Пастух гнал небольшое стадо бычков и коз; виднелись силуэты женщин в ярких одеждах, с тюками на головах. Из-за оптического обмана они, казалось, плыли над нежно-зеленоватым озером. Но это были всего лишь посевы пшеницы, мимо которых они двигались своей королевской походкой. Пейзаж искажался и дрожал от зноя. Мы наблюдали его с участка, который Шахзада недавно приобрел.

Он решил построить здесь дом для всей своей семьи. Под семьей он подразумевал Кути, их общих детей, племянников и — меня. «Когда дом будет закончен, ты приедешь ко мне», — пообещал он. Закончится бесконечное снование между Джелалабадом, Кабулом и его деревней. Он страдал от этого так же, как и я. Мы будем вместе. «Все праздники ты будешь проводить с нами и везде будешь ездить со мной». В деревне родные регулярно справлялись обо мне. «Почему она больше к нам не приезжает?» — спрашивали они. В этом я усматривала признак того, что они готовы принять меня в семью. Увы, несколько месяцев назад пакистанцы аннексировали эти зоны у афганских племен, запретив иностранцам оставаться там на ночь. Так что въезд в деревню мне был запрещен.

Шахзада не терял времени. За эти несколько месяцев он возвел стену длиной в несколько сотен метров, положив начало укрепленному замку. «Кала» у пуштунов означает крепость в средневековом стиле, способную разместить до сотни людей — от главы клана до слуг. Эта же крепость будет в два раза больше обычной. Презрев всякие экологические нормы, Шахзада взорвал горную скалу, и теперь ее блоки, распиленные и обработанные, сложились во впечатляющую стену, высотой минимум три метра. А оставшиеся три метра, объявил он, будут построены из бетона. Что? Бетон на этой восхитительной скале?! Я яростно запротестовала. Бог с ней, с природой, ее охраной и экосистемой — я добилась, чтобы стена была целиком из камня.