Стефан Дичев - Путь к Софии

• Название: Путь к Софии
• Автор: Стефан Дичев
• Издательство: София-Пресс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1980

Пятое издание моего романа «Путь к Софии» на болгарском языке, приуроченное к столетию освобождения Болгарии в результате русско-турецкой войны, обязывает меня обратить внимание читателя на некоторые моменты исторической достоверности. Ввиду того, что роман не отражает описываемые события подобно зеркалу, с абсолютной точностью, а воссоздает их в художественной форме, отдельные образы — Леандр Леге (Ле Ге), Сен-Клер, Шакир-паша — получили свободную, собирательно-типизированную трактовку.

Что же касается драматических событий истории — ярко выраженной поляризации сил, дипломатических ходов западных государств, страданий, выпавших на долю жителей Софии, и в первую очередь беспримерного героизма братьев-освободителей, — то при их воспроизведении я с огромным чувством ответственности соблюдал историческую и художественную достоверность. 

---

— Довольно! Благодарю! Думаю, что остальное мне известно: военный советник коменданта Софии.

— Ошибаетесь, сэр!

— Что еще ты имеешь в виду?

— «Интеллидженс сервис!»... Скажу тебе прямо: их вмешательство — вот причина войны.

— Ты уверен?

— Еще бы!

— Я просто поражен, Витторио! Откуда такие подробности?

— Из надежного источника, мой милый! Между прочим, ведь и у нас такая должность, — засмеялся он.

— Наш долг, следовало тебе сказать, а не наша должность!.. Но и чем дело? Что-то случилось?

— Разве непременно нужно, чтобы что-то случилось? Разве то, что есть он, что есть они — их невозмутимость, их высокомерие, их пресловутое благополучие... О, поневоле выйдешь из себя!

— По-моему, ты преувеличиваешь, — сказал Леге, протягивая ему папиросы. — У восточного вопроса есть своя история. И потом, ты забываешь про болгар! В конце концов, существуют общественное развитие, неизменные законы логики...

— Какая там тебе логика! — воскликнул Позитано. — Ты не видишь, что это они, они подстрекают турецкое правительство! Почему турки решились на такое безумие и, не посчитавшись с недвусмысленными советами наших послов султану, отказались сделать необходимые уступки?

— Да, пожалуй, ты прав. Если бы тогда были сделаны разумные уступки...

— Гуманные уступки, мой друг!

Позитано закурил, откинулся на спинку сиденья и сказал:

— Ты замечаешь, как они распоряжаются в Турции? Генералы, адмиралы, советники, целые штабы... оружие... дипломатический нажим!.. А если бы ты сегодня вечером послушал Сен-Клера, ты бы понял, что они создают даже свою теорию на сей счет.

— До сих пор я думал, что теоретизирование — специальность французов, — засмеялся Леге. — Вернее, ты часто приписывал эту склонность мне!

Леге не был настроен вести разговор о политике. Он был полон пережитым в этот день и тревогой за Неду, но его друг явно хотел выговориться, и он не мог не отвечать ему с любезной улыбкой.

— Ты прав, — сказал Позитано. — Да, да, тысячу раз прав. Дело не в теории, беру свои слова обратно. Напротив! Они настолько в себе уверены, что действуют совершенно открыто.

— Тише! — сказал предостерегающе Леге. — Слышишь, собаки лают?

— Ищейки, наверное!..

Едва они успели произнести последние слова, как из непроглядного мрака ближней улочки прямо на них выскочили собаки и люди.

— Стой! Стой!.. Кто такие? Ваши документы! — кричали наперебой несколько голосов по-турецки под надсадный собачий лай.

— Иностранцы! — сказал кто-то из темноты. — Пошли назад.

В неверном свете бокового фонаря мелькнула ухмыляющаяся физиономия.

— Прощения просим, господа. Мы не знали, что вы за люди!..

— В другой раз лучше смотрите, — сухо сказал Леге. А когда фаэтон отъехал, продолжал: — Интересно, почему в последнее время так усилили стражу?

— Спроси у Джани-бея, — сказал Позитано. — А можешь и у Сен-Клера. В сущности, он стоит за его спиной... Но я упустил из виду, что ты не слышал, как он высказывался сегодня... Да и своего будущего родственника тоже не слышал, — добавил он насмешливо.

— Филипп? Что, опять?

— Ты извини, если я тебя задел, мой друг!

— Помилуй... Раз это правда...

— Ты знаешь, что к Неде я питаю наилучшие чувства. Она мне очень нравится!

— Благодарю, Витторио! А за то, что сказал мне это нынешним вечером, благодарю вдвойне.

— И вообще я хочу пожелать тебе счастья, дорогой. Такая девушка — редкость.

— Я рад это слышать именно от тебя!

И для Леге разговор сразу стал интересным, важным. Он оживился, повернулся к маленькому маркизу и даже бросил свою папиросу.

— Она действительно необыкновенный человек, Витторио. Должен тебе признаться, я никогда не думал, что именно здесь встречу такую девушку! Бежать из Парижа с единственным желанием — выкинуть все из головы, забыть, скрыться, — и именно тогда!..

— Ее уже полюбили все. Даже леди Эмили, такая щепетильная.

— В самом деле? Леди Эмили?

— Да, мне говорила Джузеппина...

— Благодарю! Благодарю тебя! Но, чтобы понять Неду, нужно ее узнать так, как знаю ее я... Если бы ты только мог представить, чем она уже для меня стала!..

— Представляю, — засмеялся маркиз. — Представляю, чем может быть прелестная двадцатилетняя девушка для мужчины моего возраста...

— Ты опять шутишь!

— Какие шутки! — воскликнул Позитано. — Разве подобными вещами шутят?.. Любовь, любовь! — Позитано нашел его руку и сочувственно пожал ее. — Ты спрашиваешь, понимаю ли я? Да, дорогой, понимаю, хотя и смотрю на это божественное чувство несколько иначе, больше по-земному, что ли... И черт меня подери, если я не прав! Музыка, поэзия, книги, бесконечные разговоры... О, мой милый, спустись за землю! А ты знаешь, почему она симпатична мне? Почему она мне нравится?

— Очень хотел бы услышать!— улыбнувшись, сказал Леге в предвкушении чего-то приятного.

— Как бы тебе объяснить после твоих заоблачных высот?.. Так вот. В ней что-то есть... жизнь, вот что! Это глубокая натура, верно. Но книги книгами и разные там мечтания тоже. А ты замечал, как она держит подбородок? Вот эдак, чуточку вздернув! Как заливается смехом?.. Думаешь, она не сознает, что молода и красива? И ей это не льстит? О, в этом нет ничего дурного. Сердечко у ней так и выстукивает: как я счастлива, как я счастлива, что все меня любят! Это не порок, дорогой друг. Это естественно. И потом, молодость! Ты не пойми меня ложно. Напротив, я нахожу ее серьезной, глубокой, умной... Но в ней есть еще и какой-то внутренний огонь. Нет, не в дурном смысле, но увидишь ее и...

Маленький маркиз с воодушевлением прищелкнул пальцами, но этот выразительный жест, вместо того чтобы обрадовать и рассмешить Леге, смутил его. Ему стало не по себе, показалось, что его друг пустился в слишком глубокие исследования, что он обнаруживает у Неды такие качества, каких он не хотел бы в ней видеть, они ему чужды, и он их боится.

— Ты что-то сказал о ее брате? — спросил он как бы невзначай.

Маркиз понял, что Леге хочет переменить тему разговора, и губы его растянулись в сочувственной улыбке.

— Этот Филипп мне определенно не нравится! Не люблю я его! Ты уж извини, если я затрону твои родственные чувства к будущему деверю, но мне противно слушать, как порабощенный хулит своих освободителей.

— Что делать, Витторио! Убеждения! Справедливость требует, чтобы мы уважали любые убеждения, не правда ли?

— Справедливость?.. Удивительный вы, французы, народ! О какой справедливости тут может идти речь! Этот болван, наверное, воображает, что, если Россия потерпит поражение, османы дадут им права и конституцию. Разглагольствует о каком-то уравнении в правах, о рынках, о промышленности и, конечно, ловит каждый взгляд Сен-Клера! Мне не приходилось разговаривать со старшим Задгорским на эти темы, может, и он так же рассуждает? Бедняжка Неда!

— Да, — задумчиво, покачал головой Леге. — Она страдает, страдает, дорогой Витторио! Подумай, каково ей? Столько лет прожить за границей, вернуться сюда и видеть все это. Рабство везде, во всем...

Он с волнением вспомнил, как Неда слушала его рассказ о прошлогоднем восстании... Она не плакала. Но от ужаса глаза у нее стали огромными, сухими. А почему он почувствовал себя тогда задетым и обиженным? Верно, потому, что, вместо того чтобы раскрыться пред ним, как всегда, она вдруг замкнулась, ушла в себя... А на другой день (тот день он никогда не забудет!) была нежна и ласкова как никогда. Почему? Потому что откуда-то узнала, что именно он, Леге, когда турки жгли жилища болгар, обращался с ходатайством к мютесарифу и тем спас от фанатичной толпы не один болгарский дом. А может, и еще что-то. «Я всегда думал, что хорошо разбираюсь в людях, а вот понять ее до конца не могу. Наверное, потому я ее так и люблю!..» — сделал неожиданный вывод Леге.

— Э! — прервал его размышления голос друга.

— Что?

— Мне показалось, что ты задремал. Я уже дома. Спасибо и спокойной ночи!

— Спокойной ночи, Витторио!

— Не забудь, что завтра мы встречаемся с бароном Гиршем!

— Завтра? Хорошо, что ты мне напомнил! Я очень прошу извиниться за меня, Витторио!

— Как, ты не будешь!

— Никак не могу. Я уже обещал Неде представить ее своей матери.

— Но тогда давай изменим время встречи. Ты знаешь, что дело срочное. Касается и моих и твоих людей.

— Нет, нет. Завтрашний день у меня занят весь. Послезавтра, если можно.

— Хорошо, послезавтра, — согласился маркиз, пожал ему руку и сошел на тротуар. — Передай привет своей матушке и Сесиль, разумеется!

— Они, наверное, уже спят. А ты поклонись от меня Джузеппине!

— Она-то ждет, я в этом уверен! Иметь молодую жену, мой милый, опасно, но стареющую — куда опасней! Чао!..

Цилиндр маркиза блеснул под высоким фонарем, где развевался итальянский флаг, потом весело хлопнула калитка и раздался его добродушный голос: