Евлампий Поникаровский - С шашкой против Вермахта. «Едут, едут по Берлину наши казаки…»

• Название: С шашкой против Вермахта. «Едут, едут по Берлину наши казаки…»
• Автор: Евлампий Поникаровский
• Издательство: ООО «Издательство «Яуза», ООО «Издательство «Эксмо»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-45821-9

После катастрофических потерь 1941 года, когда Красная Армия утратила прежнее превосходство в бронетехнике, командованию РККА пришлось сделать ставку на кавалерию, увеличив количество кавдивизий в семь раз. Но, что бы там ни врала антисоветская пропаганда, красная конница никогда не ходила с шашками наголо в самоубийственные атаки на танки — кавалерийские корпуса Великой Отечественной имели тяжелое вооружение и огневую мощь, несравнимую с конармиями Гражданской войны. Так, автор этой книги был командиром минометной батареи 37-го гвардейского Донского казачьего полка, который с боями прошел тысячи километров от Кавказа до Австрийских Альп. Эти мемуары полностью опровергают расхожее мнение, что кавалерия якобы «безнадежно устарела» еще до начала Второй Мировой, воздавая должное советским казакам, поившим коней из Одера, Дуная, Шпрее и Эльбы.

---

— Угадай, что у меня в этом кармане? — спрашивал он, показывая на левый карман гимнастерки или френча, к которому каким-то значком крепился бант.

— Бумаги, — решительно говорил я.

— Правильно. В левом кармане всегда носят бумаги, документы. А в этом кармане? — Дядя Ваня показывал на правую сторону.

— Тоже документы!

— А ну-ка лезь.

Я расстегивал сияющую пуговицу и залезал ручонкой в карман. К моей радости, в нем всегда оказывалось что-нибудь сладкое: конфетка, кусок сахара или пряник.

А иногда — маленькая книжечка под названием «Переменка». Забыв сказать «спасибо», я убегал в свой закуток и с наслаждением сосал «лампасейки» или сахар.

— Сладко? — посмеивался дядя Ваня.

— Шибко сладко.

Вскоре дядя Ваня куда-то уехал. Брат сказал: на войну…

Позднее я узнал: мой брат внимательно следил за военной судьбой своего тезки Ивана Степановича, и время от времени они обменивались письмами, а к праздникам и юбилейным дням — поздравительными открытками. В моей же памяти Иван Степанович Конев всегда оставался душевным, любящим детей, отзывчивым человеком.

Все шло как обычно. Ночью мы двинулись по шоссейной дороге, связывающей Кировоград с Корсунь-Шевченковским. Ближайшая задача — овладеть Вербовкой, стоящей на шоссе. Вперед выслана группа разведчиков из пяти казаков. Они должны пробраться в Вербовку и разведать силы врага, а если удастся, захватить «языка».

Вернулись двое. Три разведчика в схватке в селе убиты. Двух убитых разведчиков удалось вынести, третий остался там. Зато задачу выполнили — захватили и привели с собой «языка». По какой-то надобности я оказался в штабе полка и слышал допрос пленного. Он не запирался, был словоохотлив. Мне даже показалось, что пленный тайно радовался, что война для него окончилась. Село и примыкающий к нему сахарный завод, рассказывал пленный, обороняют более полка пехоты. На территории завода, кроме того, стоит артиллерийская батарея и батарея шестиствольных минометов. Обороняющимся приказано любыми средствами удерживать село и завод и ждать, когда на выручку к ним придут свои войска. А что выручка придет — никто не должен сомневаться. Сам фюрер заверил. Слово фюрера свято…

…Шоссейная дорога к Вербовке спускается с небольшой возвышенности. Параллельно дороге, по обе ее стороны, к селу идут неглубокие балки. Километрах в двух от села они перерезаны линией окопов. Правее Вербовки — высота. На ней вторая линия обороны. Между этими линиями стоит сахарный завод, обнесенный толстой кирпичной стеной. В стене пробиты амбразуры для пушек и пулеметов. Окна второго этажа и крыша заводского корпуса возвышаются над стеной и наверняка тоже начинены огневыми средствами. Чердак удобен для пулеметчиков, снайперов, наблюдательного и командного пунктов. Без оглядки сюда не сунешься, а сунешься — голову потеряешь. Ко всему прочему, местность открытая. Единственным нашим укрытием служила жидкая лесная полоса, кюветы шоссе и придорожные деревья.

Огневую позицию для своей минометной батареи мы расположили на дороге в лесопосадках, выдвинув ее на возможно близкое расстояние к противнику. В районе огневой позиции разместились командный пункт и узел связи полка. Соседство не очень приятное и для командования, и для нас, но иного выхода нет. Лучшим местом для огневой позиции могла быть балка слева. Но проехать туда не позволило раскисшее поле.

Полк в течение двух суток предпринимал не одну попытку наступать и даже по придорожным канавам, но все попытки оканчивались неудачей. Однако эти попытки принесли нам пользу: мы разведали и засекли большинство огневых средств противника, их артиллерийские и пулеметные точки. Теперь мы могли действовать не вслепую. Но сил для подавления артиллерийско-пулеметных точек у полка явно не хватало. Нужна была помощь. И она пришла.

К селу подтянули 182-й артиллерийско-минометный полк, артиллерийские и минометные батареи двух полков дивизии. Создался крепкий ударный кулак. Мой наблюдательный пункт стал командным пунктом командующего артиллерией дивизии. Заняв КП, он не терял времени. Командирам артминометных подразделений сразу последовало распоряжение: минометные батареи 37-го и 39-го полков обрабатывают окопы на первой линии обороны противника, пушечные батареи полков — окопы второй линии, идущие по гребню высоты, пушечные батареи 182-го полка бьют по селу, а минометчики этого полка обрушивают огонь на сахарный завод. «Сорокапятки» огнем и колесами сопровождают эскадроны. Готовность к открытию огня через 30 минут. Все четко, ясно. Все цели одновременно накрываются огнем. Удар наносится не растопыренной пятерней, не вразнобой, а именно туго сжатым кулаком.

Через тридцать минут шквал огня и металла обрушивается на головы противника. На оборонительных линиях, в селе, на территории завода заплясали султаны огня и дыма, столбами в небо взметнулись земля, снег, пыль. Противник оглушен и ослеплен. Пользуясь этим, эскадроны по балкам идут на сближение с ним, накапливаются для броска и, когда огонь переносится дальше, врываются в его окопы.

Первый рывок удачен. Казаки нашего полка прочно обосновались в окопах противника перед сахарным заводом. Плотный огонь оживших вражеских точек со второго этажа и чердака завода приостановил дальнейшее движение. Но завод теперь блокирован. Его падение предрешено. Однако препятствием служит толстый кирпичный забор. Его не брали не только мины, но и снаряды 45-миллиметровых пушек — так, колупали лишь. Тогда командующий артиллерией выводит одну батарею 182-го артминполка на прямую наводку. Тяжелые снаряды сразу в двух местах забора делают большие проломы и сносят железные ворота и заводскую ограду. Путь наступающим открыт. И этим не мешкают воспользоваться эскадроны.

В бою за завод особо отличился четвертый эскадрон с его командиром старшим лейтенантом Прокопцом и парторгом эскадрона сержантом Алексеем Поповым.

Это была пятая и последняя атака за день. Первые четыре большого результата не дали. Никто из наступающих не мог приблизиться к стене. Но когда появились проломы, раздалась не команда, а зов, четкий и поднимающий:

— Коммунисты, вперед!

И на бруствере появился парторг Алексей Попов. С гранатой в одной руке, с автоматом в другой, стреляя на ходу, Попов бросился к одному из проломов. Не все казаки в четвертом эскадроне были коммунистами и комсомольцами, но зов парторга поднял всех. Атака была стремительной и дерзкой.

Алексей Попов упал в проломе стены, сраженный пулеметной очередью в упор.

— За смерть Лешки — бей гадов, круши их!

Кто это крикнул — может, командир эскадрона Прокопец, может, кто другой — неважно. Важно другое — вскрик этот, как и сама смерть парторга, подхлестнули, подстегнули казаков к новому, еще более решительному рывку. Казаки ворвались в заводской двор. И сражались с небывалой яростью. В ход было пущено все: автоматы и пулеметы, гранаты, штыки, ножи.

Пулеметчик Быкодоров, укрывшись за выступом административного здания, израсходовал десять пулеметных дисков. Пулеметчик Федоров бил по окнам второго этажа и по чердаку заводского здания и не давал высунуть носа засевшим там автоматчикам.

Гитлеровцы попытались выйти из боя и оставить территорию завода. На уцелевших автомашинах и бронетранспортерах они кинулись было к воротам, но там напоролись на кинжальный пушечный огонь. Расчет сержанта Никитина из «сорокапятки» в самих воротах расстрелял бронетранспортер, а казак Раковский из противотанкового ружья поджег автомашину. В воротах оказалась пробка, которая заперла путь гитлеровцам к отходу.

В эскадроне, кроме парторга Алексея Попова, было еще двое Поповых, двое братьев — Григорий и Георгий.

Светловолосые, одного роста, очень, похожие обличьем один на другого. Для различия старшего из них эскадронцы звали Поповым, а младшего Попенком. В бою, на марше, в цепи наступающих, в окопе братья были неразлучны и, как могли, помогали друг другу. Однажды в Северной Таврии они ходили за «языком», привели же не одного, а целый взвод. С теми «языками» немало насмешили полк. Встречные дивились: почему все пленные, которых вели братья Поповы, руки держат в брючных карманах? И когда остановились у штаба, пленные не вынимали руки из карманов. Оказалось, Поповы, пленив румын, сняли с них брючные ремни и обрезали на штанах крючки и пуговицы. Пленные вынуждены были всю дорогу поддерживать штаны руками.

— С упавшими на коленки штанами далеко не убежишь, — коротко объяснили Поповы свои действия.

В заводском дворе Попенок вступил в единоборство со здоровенным верзилой — шофером, пытавшимся угнать машину. Схватка, происходившая в машине, для Попенка могла кончиться плохо. Верзила вцепился ему в горло и железной хваткой стал сдавливать его. Попенок уже задыхался. Но на помощь пришел старший, Григорий. Он прикладом автомата размозжил гитлеровцу голову.