Мартин Мозебах - Князь тумана

• Название: Князь тумана
• Автор: Мартин Мозебах
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-352-01167-4

Мартин Мозебах — известный немецкий писатель, автор романов, рассказов, стихов, оперных либретто, сценариев, статей о литературе и искусстве. В 2004 году Мозебах избран членом Германской академии языка и литературы.

«Князь тумана» — что это? Авантюрный роман в лучших традициях жанра или философская притча о том, как делается «большая политика», когда балом правят игра случая и ничтожные личные амбиции?

Герой романа журналист Теодор Лернер имеет «легкость в мыслях необыкновенную» и поэтому, вероятно, становится добычей авантюристки со стажем госпожи Ганхауз, эдакого Остапа Бендера в юбке… Весь сыр-бор разгорается вокруг маленького островка в Ледовитом океане, где якобы обнаружены залежи каменного угля.

Лернер, направляемый твердой рукой госпожи Ганхауз, собирается «приватизировать» часть этой «ничейной» земли, однако на месте он обнаруживает русских…

---

В конце концов, уголь — это не что иное, как спрессованная громадным давлением тысячелетняя древесина. Остров Медвежий не просто скала, стоящая на ничейной территории. У него была история, причем даже более внушительная, чем история какой-нибудь сомнительной династии; в далеком прошлом его сотрясали катастрофы, превосходившие по своему масштабу извержения вулканов, голодный мор и вооруженные мятежи. Когда-то здесь высился тропический лес, под дуновением теплого ветра качались гигантские пальмы. Здесь росли манговые деревья с широко раскинутыми кронами. Переплетение лиан связывало каждое из этих дивных древес со всеми другими в единое нерасторжимое целое. Нынешняя оголенность острова была актом безграничного мужества. То, что тяжелым катком проехалось по жарко дышащей, окутанной влажными парами лесной плоти, не смогло до конца раздавить всякую жизнь. Перейдя в высшую форму кристаллического существования, погрузившись в глубокие недра острова, лес, несмотря ни на что, сохранился, и над ним в изменившемся мире под хладным небом соткался плотный ковер новой поросли из ползучих мелколиственных растений. Нагнувшись пониже, можно было обнаружить, что у листиков есть даже краски. Жесткий, кожистый лиственный покров, казавшийся издали таким же серым, как камни острова, на самом деле состоял из угольно-черных, пурпурных, шафранно-желтых и сизых листочков. Кое-где проглядывали даже звездочки крохотных цветков, и в масштабе природы различие между новой растительностью и древним тропическим лесом носило лишь количественный характер. Прожорливая роскошь доисторического цветения и крохотные белые звездочки в равной мере украшали остров. Надо только уметь разглядеть! Если присмотреться к очертаниям гор, они оживали, начинали колыхаться и вибрировать. Вот сейчас, например, с одного края у Медвежьего вздыбилась серая каменная шкура, на ней выпятился какой-то бугор. Остров словно зевал и потягивался.

Что-то серое и впрямь выдвинулось на краю острова. Но остров не потягивался, как почудилось в первый миг Лернеру, — из-за него показался стальной корпус какого-то судна. Темное стальное судно с полощущимся на мачте двуглавым орлом отделилось от кулисы архипелага. На открытой корме стояла пушка, сверкавшая начищенными до блеска медными частями. На палубе царило деловитое оживление. Бегали туда-сюда матросы в белых робах. Окончательно отделившись от окружающих скалистых масс, судно величественно проплыло рядом с "Гельголандом". Под многоголосые выкрики и гулкий грохот цепи оно спустило якорь, который с громким всплеском погрузился в ледяную воду. Мужские голоса звучали на отдалении, словно птичий крик, сипло и пронзительно.

К Лернеру подошел Рюдигер, как следует одетый, с расчесанной бородой и капитанской фуражкой на лысине. Он посмотрел в бинокль и нахмурился.

— Крейсер "Светлана", — сказал он, — Из Мурманска. Что говорится, сабли наголо, ребята!

Не удостоив вниманием маленький рыболовный катер "Гельголанд", военный корабль спустил на воду шлюпку. Двенадцать человек, как подсчитал Рюдигер, собрались высадиться на берег, среди них были и офицеры. Матросы становились перед ними навытяжку, руки по швам.

— Подите побрейтесь, — сказал Рюдигер. — Пора отправляться на берег, настал решительный момент.

Когда надо произвести внушительное впечатление, например при отстаивании территориальных требований и тому подобных серьезных действиях, военные, похоже, обладают неоспоримым преимуществом, сказал себе Лернер. Начать хотя бы с платья! Лернер должен предстать перед русскими в коричневом спортивном костюме в клеточку, с брюками гольф, и хотя его двубортная меховая куртка немного напоминала своим покроем военное обмундирование, но вот котелок, с которым он не расстался даже в северной экспедиции, бесповоротно ставил на весь его облик печать цивильности. Одно слово — штафирка! Русские же были одеты в белые приталенные кители, начищенные до глянца сапоги и фуражки, которые светлым нимбом увенчивали подтянутые офицерские фигуры. В мгновение ока по приказу господ офицеров на острове воздвиглась палатка. Встреча с захватчиками будет проходить под кровлей противной стороны. На Рюдигера это не произвело особенного впечатления. Раздвоенная борода а-ля Тирпиц помогала ему сохранять твердость духа, а кроме того, капитану были знакомы механика военных переговоров с беготней ординарцев, символизирующей послушание и боевую готовность, и все таинства военной иерархии, придающие надлежащий вес выступлению главного предводителя, вдобавок Рюдигер по-прежнему чувствовал за собой силу военно-морского флота, из которого он не по своей воле вынужден был уйти в тот самый момент, когда вот-вот началось бы самое настоящее. Разве не было бы правильнее принять в отношении отставных офицеров закон, действующий в каноническом праве, согласно которому к отлученному священнослужителю, как сказано в этом уложении, "in articulo mortis"[5] возвращаются прежние полномочия? Так и Рюдигер перед лицом врага чувствовал себя прежде всего офицером, которого долг обязывает защищать интересы отечества от любой угрозы, даже находясь далеко от ее пределов.

Русский капитан встретил немецких гостей со всей возможной любезностью. За брезентовой стенкой, несколько защищавшей от пронизывающего ветра, были расставлены складные стулья. На столе стояла наготове и бутылка коньяка. По всему острову бродили русские солдаты, но капитан обратился к гостям со спокойной улыбкой. Звали его Борис Карлович Абака; он произнес это по-немецки с раскатистым "р", и это "р", хоть и очень раскатистое, было тоже немецкое, а не русское, потому что матушка капитана была родом из Дерпта.

— Корветтен-капитан Рюдигер, Теодор Лернер, — представились в ответ немцы.

— Рюдигер? — переспросил русский капитан. — А ведь моя матушка жила когда-то в пансионе у семейства Рюдигер в Штеттине.

— Они мои дед и бабка, — сказал капитан Рюдигер.

— За это надо выпить! — воскликнул капитан Абака и раскупорил коньяк.

Рюдигер был настроен на объявление войны и хотел ответить ледяным отказом, но Лернер опередил его, взявшись за рюмку. Ввиду сложившегося соотношения сил благоразумнее было начать с переговоров.

Капитан Рюдигер волей-неволей принужден был рассказать о своих деде и бабке. Русский капитан, плотный мужчина с воспаленными выпуклыми глазами и, несмотря на мороз, влажными от испарины волосами, внимал его рассказу с задушевным интересом. Даже известие о том, что старых Рюдигеров уже нет в живых, он выслушал так, словно для него это имело огромное значение. Вот и его матушка тоже давно уже покинула сей мир, сказал он через некоторое время, глядя в пространство. В первую секунду Лернер испугался, как бы капитан Абака не впал в ярость по поводу кончины своей матушки.

Но русский капитан только махнул тяжелой короткопалой рукой в сторону холма и громко вздохнул: трудно представить, какие только напасти не приходится переживать людям! Двести лет назад сюда пришел русский корабль из Мурманска. Медвежий остров был заселен русскими.

— Это исключено, — заметил капитан Рюдигер. — Медвежий остров испокон веков был бесхозной землей.

Абака посмотрел на капитана. В грубых его чертах проглянуло озорство.

— Где же ваш корвет, господин капитан? — спросил он, окинув Рюдигера насмешливым взглядом.

Рюдигер с достоинством ответил, что выступает в настоящий момент не в качестве немецкого офицера и его звание не имеет к данному случаю никакого касательства. Вчера он совместно с Лернером взял во владение семьдесят гектаров островной территории и оградил эту собственность, принадлежащую гражданам Германского государства, столбами с цветами государственного флага Германии.

— Один из них, господин капитан Абака, находится у вас перед глазами.

— Да, я вижу этот столб, — задумчиво кивнул Абака. — И что же делать с этими столбами, когда я подниму здесь российский флаг? Пустить на дрова?

В последнем вопросе прозвучала настоящая лирическая грусть. Затем Абака, как бы отбросив личные сантименты, очень складно начал излагать свое понимание юридической стороны дела.

— Видите ли, уважаемые господин капитан и вы, ваше высокоблагородие (последнее относилось к Лернеру), всюду, где похоронен русский человек, — российская земля. Это старинный закон. Предвидя ваши возражения, сразу замечу, что он не относится к Дрездену или Парижу, но испокон веков действовал в сфере нашего непосредственного влияния.

— Здесь нет никаких могил, — дерзко вставил Лернер, хорошо зная, что это не так.

А Рюдигер добавил:

— Кроме того, мы решительно не согласны с таким подходом.

— Как это — нет могил, если в тысяча шестьсот восемьдесят седьмом году сюда пришел целый корабль со староверами? — терпеливо спросил капитан Абака. — Из бухты Староверов — сюда. Корабль мучеников. Ведь вы знаете, кто такие староверы? Эти люди отказались принять реформу богослужения, желая по-прежнему креститься двумя перстами, как их отцы, — для пущей наглядности Абака даже сложил вместе два пальца, — а не тремя, как предписывали своей пастве все православные епископы. За это они пожертвовали всем: покинули свои деревни, дома и храмы, не допускали к себе ни одного священника нового обряда, терпели кары, шли в ссылку — все ради того, чтобы креститься не тремя, а двумя перстами! В церкви обходятся без священников, молятся и ждут, когда из-за иконостаса выйдет к ним ангел и будет молиться по старому обряду, кладя крест двумя перстами. Такое вот растреклятое благочестивое упрямство!