Журнал «Если» - «Если», 2011 № 10

• Название: «Если», 2011 № 10
• Автор: Журнал «Если»
• Издательство: Издательский дом «Любимая книга»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2011
• ISBN: ISSN 1680-645X

Евгений ЛУКИН. АНДРОИДЫ СРАМУ НЕ ИМУТ

Американский писатель задавался вопросом, снятся ли андроидам электрические овцы. Ну а наши люди способны на такое, что его героям и не снилось.

Армин РОСЛЕР. ЛОВЦЫ

…не душ, но тел, при этом понять их намерения непросто.

Брэд ТОРГЕРСЕН. БРОДЯГА

Он потерял отца, мать, сестренку вместе со всем населением Земли и самой Землей, оставив себе одно — надежду.

Марианна ДАЙСОН. ОТПРАВИМСЯ НА ЛУНУ

Любимая забава ветхого старика — детский имитатор полетов. Никто и не предполагает, что это увлечение мистера Смита не случайно.

Шон МАКМАЛЛЕН. ВОСЕМЬ МИЛЬ

Мало кому известно, что воздухоплавание у самых истоков совершало открытия, шагнувшие через миры и века.

Бад СПАРХОУК. ПАПАШИНО ЛУЧШЕЕ

Или особенности национального пивоварения в окрестностях Юпитера.

Николай КАЛИНИЧЕНКО. КОГДА ВСЁ ХОРОШО…

По мнению критика, зрителю предложен НФ-фильм новой формации.

Валерий ОКУЛОВ, Аркадий ШУШПАНОВ. НАШ ВИЛЬЯМ

Самая загадочная личность в мировой литературе. Самый экранизируемый из драматургов. Поэтов много. Бард — один.

ВИДЕОРЕЦЕНЗИИ

Супергерой за годы своего существования в комиксах успел повоевать со всеми, начиная с нацистов и кончая террористами. Ну а другой, даже скончавшись, не прекращает сражений.

Сергей ШИКАРЕВ. ПОЧИТАТЬ И ПОСЧИТАТЬ

Ничего хорошего ожидать не приходится. Миром правят проекты. Так ли это на самом деле?

РЕЦЕНЗИИ

Статистика статистикой, но на нашей книжной полке есть место и «возрожденческой» НФ, и фэнтези, и фантасмагориям, и все тем же межавторским проектам.

КУРСОР

Российские критики выбрали три лучших НФ-произведения года… Названы лауреаты премии «Хьюго»… Вручен приз самому многообещающему фантасту.

Николай РОМАНЕЦКИЙ. ГЕРОЙ НА ВСЕ ВРЕМЕНА

Писатель попытался выяснить, какие герои по сердцу нынешнему поколению читателей. Результатами эксперт удовлетворен, но тревога осталась… Почему?

Вл. ГАКОВ. БЕГЛЕЦ В ПРОШЛОЕ

Однако литературными почестями одарило автора все-таки настоящее. И сейчас его творчество не оказалось в забвении.

ПЕРСОНАЛИИ

Свой среди чужих… Хотя какие же они чужие! В фантаграде все свои.

---

Жители северного Лондона как будто вознамерились превратить полет в событие. Гейнсли заявил, что собирается определить свойства атмосферы на экстремальных высотах. Он станет замерять направление ветра, температуру, атмосферное давление, влажность и даже интенсивность солнечного света. Заиграл оркестр, собравшиеся закричали ура. Когда Гейнсли заговорил о значении науки и прогресса, я услышал, как двое рабочих сказали: мол, шар полон и шланг подачи водорода надо бы перекрыть.

Гейнсли велел, чтобы шар привязали к крыше газового завода. Один из его людей стоял наготове, чтобы отпустить рычаг, и тогда мы отправимся в путь. Только вот веревка проходила через днище плетеной корзины и крепилась к главному кольцу у основания баллонета. Никто не знал, что я пронес на борт мясницкий нож.

Удар перерубил связующую нить.

Шар прямо-таки прыгнул в небо. На несколько мгновений оркестр завел победный марш, но музыку перекрыли возмущенные крики Гейнсли. Большинство в толпе как будто решило, что запуск произошел по плану, и разразилось радостными криками. Я сидел, скорчившись, чтобы меня не увидели. Ангелика была как всегда безучастна.

Пока нам сопутствовала удача, и это тревожило. Я бы предпочел, чтобы неприятности случились в начале полета, а все хорошее — под конец. А вдруг разобиженный и разъяренный Гейнсли или его люди начнут по мне стрелять… но огромная толпа зрителей не оставила им такой возможности. Я следил за стрелкой часов и через тридцать минут встал на ноги. Альтиметр показывал, что мы поднялись на двенадцать тысяч футов и стремительно идем вверх. Глянув вниз, я увидел, что мы пролетаем над предместьем Лондона, но шар медленно сносит на северо-восток, к полям.

Первые четыре мили мы преодолели за пятьдесят минут. Ангелика снова начала проявлять интерес к происходящему и поглядывать за борт. Как и ожидалось, в голове у меня вспыхивали видения, но на сей раз я не обращал на них внимания. На пяти милях запустил аппарат кислорода. Его эффективность в разреженном воздухе оставалась неизвестной, и мне хотелось возможно дольше растянуть запас химикатов.

Теперь мы были на высоте пиков у северной границы Индии. Если Ангелика происходила оттуда — это наилучшая для нее высота. Однако, как я и ожидал, ее разум не прояснился. Ничего доброго подобное не сулило.

Я знал, что даже с кислородом не протяну долго. Мы находились на высоте, приспосабливаться к которой мне следовало неделями. Двигаясь как можно осторожнее, я старался беречь силы, но мое состояние определенно ухудшалось.

Возникли новые видения — явно не моего разума. Я стоял на балконе, и тысячи славили меня. Повсюду толпились лисы, украшенные золотыми галунами, клепаными ремнями, церемониальными мечами и поясами, которые сверкали крошечными огоньками. Кое-какие, очевидно, украсили свой мех зеленым, пурпурным, синим и желтым орнаментом.

Ангелика застыла возле альтиметра, все еще постукивая по отметке восемь миль.

Не с нашей планеты, теперь это очевидно. Без кислородного шланга она на большой высоте должна была потерять сознание, а такой оживленной и деловитой я ее еще не видел.

Чуждые образы все еще затопляли мой разум. Ангелика находилась в зале суда, мех заседателей был выкрашен черным. Многие лисы указывали на нее то угрожающе, то умоляюще. Не знаю как, но я понимал ход беззвучного разбирательства. Воздух Земли — тяжелый и перегруженный кислородом — стал ее темницей. Слишком много кислорода, слишком высокое давление, слишком жарко. На уровне моря она пребывала в ступоре: изощренное наказание, словно ты постоянно и безнадежно пьян.

Альтиметр указывал, что мы превысили порог в шесть миль, когда ее случайные мысли перестали захлестывать мой мозг. Явное облегчение, но теперь у меня возникли трудности с управлением аппаратом, который поддерживал мою жизнь. И опять-таки повезло, потому что устройство функционировало в точности так, как было задумано. Когда я в следующий раз проверил альтиметр, мы миновали семь миль.

Трудно передать ощущение безмятежности на семи милях над английскими полями. Здесь нет ни птиц, ни насекомых, даже верхушки облаков кажутся маленькими и далекими. Звуки, которые до меня доносились, приглушены разреженным воздухом. И очень, очень холодно. Хотя на мне подбитые мехом пальто и рукавицы, холод проникает сквозь одежду ледяными иглами.

Вот вам первый человек, увидевший небо с подобной высоты! Каждый вдох давался с трудом, хотя чистый кислород поступал мне в рот через трубку. Мысли Ангелики снова просочились в мозг. Уже не случайные обрывки воспоминаний, когда ее разум выходил из тумана на уровне моря, но отчетливые, сфокусированные образы. Она что-то пыталась мне сообщить. Струйка превратилась в поток.

Последний раз я глянул на альтиметр на восьми милях. Мы всё поднимались. Вероятно, где-то на сорок пять тысяч футов. Чужие мысли затопляли мой разум: спецификации, философия, постулаты, сопротивление материалов, законы, ограничения, битвы, почести, поражения. Ангелика теперь управляла аппаратом, а я съежился на дне корзины, прижав трубку ко рту.

Осталась одна, последняя, банка с перекисью водорода, когда Ангелика вдруг посмотрела на меня. Ее лицо словно бы оделось ореолом вспыхнувшего света, и вокруг нас затрещали пурпурные разряды. Только я успел подумать, не воспламенят ли электрические искры водород в баллонете над нами, как взорвалась вспышка самого яркого и чистого белого света, какой только можно вообразить.

* * *

Я открыл глаза под небом глубочайшей фиолетовости, на котором маленькое бледное солнце светило среди редких полупрозрачных облаков. В отдалении сиял город хрустальных шпилей, колонн, укреплений и арок, сам по себе казавшийся произведением искусства. Передо мной по заключенному в камень каналу бежала вода пурпурного оттенка. Прямой как стрела канал тянулся до самого горизонта. Поля по обе его стороны были засажены низенькими раскидистыми деревьями, на которых росли желтые плоды.

— Это не явь, — сказал я.

Рядом со мной возникла Ангелика.

— Конечно, нет. Мы в моем разуме.

— Тогда где мое тело?

— В корзине под воздушным шаром, в восьми милях над землей. Если мы не спустимся через минуту, ты умрешь, но в пространстве разума минуты можно растянуть на часы, так что не беспокойся.

— Ты умеешь говорить…

— Я просто вообразила, будто умею. Это поможет тебе сохранить рассудок.

— Тогда… о чем бы нам поговорить?

— О людях, которых я вижу в твоей памяти. Наполеон, Веллингтон, Цезарь, Александр, Ганнибал.

— Эдуард Норвен считает, что ты — Наполеон в изгнании на Эльбе. Он говорит: нельзя позволить тебе бежать, не то развяжешь новые войны и станешь причиной невообразимых бедствий.

— Он про Ганнибала не говорил?

— Нет. А должен был?

— Ганнибал мужественно и с умом сражался за свой народ Карфагена против Римского государства. После долгой и изнурительной войны он потерпел поражение — скорее, из-за глупости собственного правительства, чем благодаря превосходству римлян на поле боя. Он стал изгнанником. Рим разрушил Карфаген, уничтожил его народ, и целая цивилизация перестала существовать. Даже поля были отравлены, чтобы в том месте никогда впредь не построили город.

— Я читал об этом.

— Тогда вернемся на два тысячелетия вспять.

Ландшафт растворился, и мы очутились где-то на земле, ночью, в городке, напоминавшем мне зарисовки, сделанные в Египте. Я сидел за столом напротив внушительного и энергичного мужчины. Вид у него был усталый, даже изнуренный, но ни в коем случае не сломленный. Улыбнувшись, он поднял бровь.

— Ангелика? — спросил я.

— Для тебя Ганнибал. Позади меня — что ты видишь?

— Человека с двумя кружками на подносе. В одну он подсыпает какой-то порошок. Яд?

— Конечно.

Наемный убийца подошел к нам, поклонился и, поставив напитки, поспешил прочь. У него было лицо Норвена.

— Помни, я Ганнибал, — сказала Ангелика. — Если протянешь руку и выплеснешь содержимое моей кружки в песок, я, возможно, выживу и подниму новую армию врагов Рима. На сей раз я сумею его разгромить. Подумай, что будет приобретено, а что утрачено.

— Но Ганнибал покончил с собой, чтобы избежать позора.

— Ты так думаешь? Историю пишут победители. Кому, как не мне, это знать.

— При твоем правлении будет лучше? — спросил я.

— Хотелось бы думать. Карфагеняне были скорее купцами, чем завоевателями.

Ганнибал поднес к губам кубок с отравленным вином. Не вполне понимая, почему так поступаю, я выбил кружку из его руки.

Сцена растворилась, сменившись современной мастерской. Мы стояли у верстака, на котором лежала разобранной странная конструкция из поршней и клапанов.

— Приводимый в действие обычной паровой машиной, этот аппарат способен понемногу откачивать воздух из камеры размером с небольшую комнату. Он может снизить атмосферное давление до одной десятой того, какое имеется на уровне моря.