Журнал «Если» - «Если», 2011 № 10

• Название: «Если», 2011 № 10
• Автор: Журнал «Если»
• Издательство: Издательский дом «Любимая книга»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2011
• ISBN: ISSN 1680-645X

Евгений ЛУКИН. АНДРОИДЫ СРАМУ НЕ ИМУТ

Американский писатель задавался вопросом, снятся ли андроидам электрические овцы. Ну а наши люди способны на такое, что его героям и не снилось.

Армин РОСЛЕР. ЛОВЦЫ

…не душ, но тел, при этом понять их намерения непросто.

Брэд ТОРГЕРСЕН. БРОДЯГА

Он потерял отца, мать, сестренку вместе со всем населением Земли и самой Землей, оставив себе одно — надежду.

Марианна ДАЙСОН. ОТПРАВИМСЯ НА ЛУНУ

Любимая забава ветхого старика — детский имитатор полетов. Никто и не предполагает, что это увлечение мистера Смита не случайно.

Шон МАКМАЛЛЕН. ВОСЕМЬ МИЛЬ

Мало кому известно, что воздухоплавание у самых истоков совершало открытия, шагнувшие через миры и века.

Бад СПАРХОУК. ПАПАШИНО ЛУЧШЕЕ

Или особенности национального пивоварения в окрестностях Юпитера.

Николай КАЛИНИЧЕНКО. КОГДА ВСЁ ХОРОШО…

По мнению критика, зрителю предложен НФ-фильм новой формации.

Валерий ОКУЛОВ, Аркадий ШУШПАНОВ. НАШ ВИЛЬЯМ

Самая загадочная личность в мировой литературе. Самый экранизируемый из драматургов. Поэтов много. Бард — один.

ВИДЕОРЕЦЕНЗИИ

Супергерой за годы своего существования в комиксах успел повоевать со всеми, начиная с нацистов и кончая террористами. Ну а другой, даже скончавшись, не прекращает сражений.

Сергей ШИКАРЕВ. ПОЧИТАТЬ И ПОСЧИТАТЬ

Ничего хорошего ожидать не приходится. Миром правят проекты. Так ли это на самом деле?

РЕЦЕНЗИИ

Статистика статистикой, но на нашей книжной полке есть место и «возрожденческой» НФ, и фэнтези, и фантасмагориям, и все тем же межавторским проектам.

КУРСОР

Российские критики выбрали три лучших НФ-произведения года… Названы лауреаты премии «Хьюго»… Вручен приз самому многообещающему фантасту.

Николай РОМАНЕЦКИЙ. ГЕРОЙ НА ВСЕ ВРЕМЕНА

Писатель попытался выяснить, какие герои по сердцу нынешнему поколению читателей. Результатами эксперт удовлетворен, но тревога осталась… Почему?

Вл. ГАКОВ. БЕГЛЕЦ В ПРОШЛОЕ

Однако литературными почестями одарило автора все-таки настоящее. И сейчас его творчество не оказалось в забвении.

ПЕРСОНАЛИИ

Свой среди чужих… Хотя какие же они чужие! В фантаграде все свои.

---

— Тем не менее вы здесь и живы.

— Отмычка всегда при мне. Рисковый вышел переплет: вскрывать замок в темноте, под водой, но я это сделал.

Я знал, что перечисленные им воздухоплаватели мертвы, ведь мы сообщество небольшое.

— Воздухоплаватель Эдуард Норвен был французом и ветераном наполеоновских войн. Он исчез в тридцать шестом.

— Именно так я и поступил, месье Паркс. Семнадцатого июля в час пополуночи. Такие дни не скоро забудешь. Я отрастил бороду и взял себе другое имя.

— Вы можете доказать, что тут замешан Гейнсли?

— Вы можете доказать, что у вас с Гейнсли были какие-то деловые договоренности? — спросил он в ответ.

Я поднял палец и открыл рот, собираясь ответить… но промолчал. Все суммы уплачивались наличными. Мои люди, Келли и Фелдмен, теперь жили в поместье лорда Гейнсли, и я тоже. Вероятно, краска сошла с моего лица. Норвен улыбнулся и отпил из кружки.

— У вас сны и видения, месье Паркс, — продолжал он. — Видения обрушиваются на вас, когда вы поднимаетесь с Гейнсли и Ангеликой. Они начинаются приблизительно на десяти тысячах футов, на высоте, где разум лисы чуть проясняется. Она словно выходит из пьяного ступора и бессвязно бредит.

— Но ни разу не произнесла ни слова…

— Она не такая, как мы. Она говорит мыслями; ее слова — образы мыслей. Я бы вам предложил ничего пока Гейнсли не сообщать.

— Почему?

— Вы все еще живы.

Его слова слишком походили на правду.

— Я видел ландшафты, сплошь красные и зеленые под фиолетовым небом, — продолжал Норвен. — Там раскинулись города из серебристых кристаллов, улицы которых были усеяны трупами, хотя здания уцелели. Как будто сцены чумы. Меня словно бы тащили по городу, заставляли смотреть на тела. На оставшихся в живых были шлемы и балахоны, напоминавшие костюмы для ныряния, вот только шлемы из стекла и без дыхательных трубок.

Тут я не на шутку испугался. Норвен описывал в точности то, что наблюдал я в видениях и снах. Я решился на откровенность, чтобы завоевать его доверие.

— А еще меня посещали сны, полные огромных сверкающих предметов, которые плыли в темноте на фоне незнакомых созвездий, — признался я.

Он кивнул.

— У меня были сходные видения. Расскажите о своих подробнее.

— Я не могу описать блестящие предметы, поскольку они не похожи ни на что земное. Тем не менее они двигались с величавостью огромных кораблей. Они расцветали белым огнем, который желтел, потом превращались в мерцание, затем — в блестящие облака осколков.

— Боевые корабли, возможно, сражающиеся в ночи. Я видел, как огромные толпы славят Ангелику. Произошла битва. Она была предводителем.

— Женщина-предводитель? Абсурд.

— Почему? В настоящее время молодая королева Виктория — монарх вашей огромной империи. В шестнадцатом веке вами правила королева Елизавета, и она была воительницей. У нас во Франции прославилась Жанна д'Арк.

И снова мы сидели молча. Но теперь я уже обливался холодным потом, невзирая на ревущий в очаге огонь.

— По моему мнению, Ангелика спустилась откуда-то с очень большой высоты, — рассуждал вслух Норвен. — Возможно, из Тибета, областей, которые еще не исследованы. Я изучил все карты, какие только существуют. Я читал отчеты первооткрывателей Силбрука и Уэбба. Они упоминают горы пяти миль в высоту. Думаю, наши видения — о городах в тех горах. Там территория, размером с Францию, о которой нам ничего не известно… А трупы в видениях? Что вы о них думаете?

— Эпидемия. Ангелика бежала, спасая свою жизнь. Вниз — из прохладного, чистого воздуха. В плотную, насыщенную, теплую, усыпляющую атмосферу людей. Ее мозг одурманен плотным воздухом. Возвращение в горы исцелило бы ее, ведь на моем воздушном шаре, в четырех милях над гостиницей, где мы сидим, ее разум начинает проясняться.

— Никакая это не эпидемия, — возразил Норвен. — У меня было четыре года на размышления. Ангелика не бежала от болезни, ее изгнали. Случилась война. Она была их Наполеоном и потерпела поражение.

— Чересчур уж фантастично… — начал я.

— Гейнсли надеется узнать секреты оружия народа, слушая ее бессвязный бред. Едва разум проясняется, она посылает бредовые видения в сознание всех, кто ее окружает. Вот почему он держит вас на службе. Он хочет выведать секреты, способные изменить мир. Он сделал наброски машин и оружия, которых пока не понимает, но каждый полет позволяет ему собрать все новые фрагменты ее мыслей. Его беда в том, что он всегда должен иметь при себе воздухоплавателя, поскольку в разреженном воздухе подвержен приступам дурноты. Вот почему он убил остальных. Он не хочет, чтобы кто-то другой собрал столько же видений Ангелики. А вас он презирает, поэтому не боится.

Тут я рассмеялся.

— Нелепица! Что может знать Наполеон или Веллингтон про ковку металла, литье пушек, механизм ружейного замка или даже ткань для мундиров! Такое известно ремесленникам, а не генералам.

— Правда? Как изготовить порох?

— Ну, взять серу, уголь и селитру и смешать их в положенной пропорции. Шестьдесят процентов селитры…

Внезапно до меня дошел смысл его слов. Кое-какие важные секреты очень и очень просты.

— Один-единственный прорыв способен изменить мир, месье Паркс. Хватит и простых идей, чтобы их поняли даже генералы и монархи. Порох способен выиграть войну. Изобретите рынок ценных бумаг, и вам будет легче заниматься финансовыми операциями… А вы когда-нибудь задумывались, как изменило мир бухгалтерское дело? Или замена рулевого весла на рулевое колесо? Все это понятно идиоту… или политику.

— Но ведь не каждое открытие приводит к войне…

— Подумайте еще раз. Предположим, вы губернатор такой-то колонии, и до вашего сведения дошло, что кто-то обучает местное население отливать пушки и строить боевые корабли. Что бы вы предприняли?

— Ха, послал бы флотилию канонерок.

— Вот именно. Народ Ангелики не обрадуется, если мы освоим их науку. Не заблуждайтесь, они поставят нас на место, и ради этого уничтожат нашу цивилизацию… Доброго вам дня, месье Паркс.

Он встал, собираясь уходить.

— Подождите! Что вы предлагаете?

— Вам, сэр, я не предлагаю ничего.

— Тогда зачем было встречаться со мной?

— Ну как же, месье Паркс? Когда я сделаю то, что должен, я хочу, чтобы хотя бы один человек знал, что я поступал по зову чести.

* * *

Я не все рассказал Норвену. Ведь я первый воздухоплаватель на службе у лорда Гейнсли, который использовал альтиметр. Ни в одном другом полете Ангелика не могла указать на отметку восемь миль, потому что у моих предшественников такого прибора не было. Восемь миль. Большая часть Земли еще не разведана, но нам известно хотя бы то, что горы не поднимаются на сорок две тысячи футов. Если Ангелика приспособлена к подобной высоте, это означает, что некогда она жила на другом небесном теле. На Марсе, возможно. Планета маленькая, поэтому воздух там, вероятно, разреженный.

Я засел за книги. В середине семнадцатого века на Марсе были замечены полярные шапки и моря, а в 1665 году итальянский астроном Кассини произвел расчеты, показавшие, что день там не слишком отличается от земного. Как я быстро установил, эта планета похожа или была похожа на нашу. Тогда я обратился к литературе о фантастическом. «Человек на Луне» Гудвина был опубликован два века назад и познакомил нас с идеей о путешествиях между небесными телами, а великий Вольтер использовал ту же идею в «Микромегасе». Очевидно, планеты — это иные миры, возможно, обитаемые. Если можно построить подходящий корабль… а вдруг он уже построен?

Для меня вывод напрашивался сам собой: наша планета стала для Ангелики островом изгнания, ее Эльбой.

Мы поднимались на половину той высоты, которая для нее комфортна. Что же она вспомнит, когда совершенно придет в себя, когда ум ее уподобится свежезаточенной кавалерийской сабле? Восемь миль. Очень долгий путь наверх. Шар, возможно, его выдержит, а я нет. Во всяком случае, без моего нового аппарата кислорода, который прошел испытание только на уровне моря.

Нельзя было забывать и про лорда Гейнсли. Говорил ли Норвен правду? Лорд Гейнсли действительно расправился с прошлыми своими воздухоплавателями? И вообще, как быть с ним? Восемь миль — вдвое больше той высоты, на которой ему становилось дурно. Даже с чистым кислородом я опасно близко подойду к пределу моей выносливости. Гейнсли не место на воздушном шаре.

А если, как говорил Норвен, он опасен, я в следующий раз прихвачу с собой старый кремневый пистолет отца.

* * *

День начался превосходно. Воздух был тих, и шар величественно встал над газовым заводом. Предыдущие полеты совершались исключительно в уединении поместья лорда Гейнсли и проходили на разогретом воздухе. Наш первый полет на шарльере проводился без большой огласки и застал всех врасплох. На сей раз вокруг столпились зеваки, явились и газетчики. Гейнсли объявил публике, что будет подниматься один, поэтому на ночь меня и одетую мальчиком Ангелику спрятали в плетеной корзине. Мы прикорнули на дне, пока наполнялся шар и светлело небо.