Елена Грушковская - Багровая заря

• Название: Багровая заря
• Автор: Елена Грушковская
• Жанр: Фэнтези

Вы спрашиваете, кто я?

Всё началось с того, что я увидела существо на дереве. Её звали Эйне. Она была хищником.

Я почувствовала вкус крови и больше не могла есть человеческую пищу.

Меня сочли наркоманкой.

Меня арестовали за убийство, которого я не совершала.

Мне было некуда идти. Дорогу обратно к людям мне закрыла моя собственная могила и свидетельство о смерти.

Моя природа необратимо изменилась.

Я не боюсь солнца, распятия, чеснока, святой воды, серебра. Мне доводилось убивать себе подобных. И они тоже пытались убить меня. Война, предательство, насилие, боль. Ярость, одиночество, отчаяние.

Единственное существо на свете, которое я люблю — моя младшая сестрёнка, которая называет меня мамой. Она человек, а я хищник.

Когда на старом каирском кладбище меня пригвоздили к телу Эйне, по железной пуповине от неё ко мне перешло что-то.

Она заразила своим вечным поиском. Она сказала: «Может, тебе это удастся». Что? Я не знаю.

Здесь нет гламура и глянца. Я далека от этого. Драконов, ведьм, единорогов, эльфов тоже нет. Я ничего не приукрасила, но и не скрыла. Если местами получилось жёстко — значит, так оно и было. А если местами ком в горле — значит, так было тоже.

Я — Аврора Магнус, и вы, скорее всего, побоялись бы сблизиться со мной и стать мне другом. Вы спрашиваете, кто я?

Я — хищник, а вы — человек.

А к тем, кто, прочитав это, скажет: «Так не бывает», хочу обратиться словами моего наставника Оскара: «Человеческие знания несовершенны и неполны, и люди являются заложниками той картины мира, которую они себе создали. Мир — одна большая иллюзия. Реальность такова, какой мы её представляем. Сейчас у вас есть шанс познать иную реальность… Увидеть мир так, как видят его хищники, и немного — на время чтения — пожить в нём так, как живут они».

---

— Мы с тобой её должницы, куколка, — сказала я, обнимая Карину за талию и подводя её поближе, чтобы она хорошо могла разглядеть это лицо. — Запомни её, родная. Её звали Эйне, и с неё всё началось. Для неё уже всё закончилось, а для нас… Не знаю.

Карина посмотрела на меня и вдруг сказала:

— Мам, у тебя вот тут… — Она дотронулась до моих волос над лбом. — Седина. Прямо целая прядь. Её раньше не было, я точно помню.

9.24. Десять суток

Я встретилась с Великим Магистром, когда мы уже ничего не могли сказать друг другу. Странная это была встреча. Тот, а точнее, та, чьё имя и лицо были покрыты такой таинственностью, предстала передо мной в самом неприглядном виде — в виде останков.

В последние три века она никуда не выходила из своего комфортного подземелья, управляя Орденом оттуда, пока не впала в анабиоз от старости. Её титулом прикрывался Октавиан, совершая все свои бесчинства, хотя она не имела к ним никакого отношения, так как не выходила из анабиоза. Её похитили из усыпальницы, чтобы устрашить членов Ордена, и этот трюк неплохо сработал. В последнее время ей, завзятой домоседке, довелось изрядно попутешествовать вместе с Октавианом, но её захватили на каирском кладбище, хотя вполне могли бы там оставить: там ей было самое место. Её роскошный чёрный полированный гроб был поцарапан и измазан грязью, а её дорогое, старинного фасона чёрно-золотое платье пропиталось кровью — её собственной. Кто-то из наших бойцов отрубил ей голову, чтобы её уж наверняка можно было считать мёртвой.

— Теперь её имя может быть названо. Её звали Оттилия Персиваль.

Это сказал Оскар. А ещё он сказал:

— Лет триста назад она была ещё красавицей.

То, что от неё осталось, было уродливо. Она представляла собой отталкивающую, жуткую мумию в роскошном платье из чёрного бархата и золотого шёлка, с кружевом, вышивкой и подвесками из бриллиантов и рубинов, но никакая роскошь не могла скрыть её уродливой старости. На её почти голом высохшем черепе кое-где виднелся редкий седой пушок, кожа приобрела вид и цвет пергамента, а в щели приоткрытого рта торчали длинные, изогнутые жёлтые зубы — гораздо длиннее, чем у любого из хищников. Мне подумалось: неужели и я превращусь в такое же чудовище, если мне доведётся дожить до шестисот лет?

Я спросила:

— Кто отсёк ей голову?

Выяснить это удалось не сразу. Среди «волков» его не оказалось: это был один из бойцов Каспара. Каспар лично привёл его ко мне; оба, видно, ожидали от меня приказа о награждении, но я сказала:

— Десять суток ареста.

— За что? — одновременно воскликнули оба.

— Не тебе, Каспар, а твоему бойцу, — усмехнулась я.

— Но почему, Аврора? — спросил Каспар в крайнем недоумении. — По моему понятию, за это следовало бы наградить!

— За какой подвиг? — хмыкнула я. — Может за то, что он вступил с Великим Магистром в бой и победил её? Такого не было. Госпожа Великий Магистр находилась в анабиозе и не могла оказать никакого сопротивления. Кроме того, разве мы находимся с Орденом в состоянии войны? Кажется, мы заключили мирное соглашение, не так ли? А теперь из-за действий этого бойца наши отношения с Орденом снова могут обостриться. Вряд ли они будут благодарны нам за то, что мы подняли руку на Великого Магистра, пусть и находящегося в необратимом анабиозе. Не исключаю, что это приведёт к продолжению нашего конфликта.

— Я не думаю, что они пожелают продолжения войны, — сказал Каспар. — Они не в состоянии её вести, потому что слишком измотаны. Кроме того, ещё не все последователи Октавиана найдены и уничтожены. Мы обезглавили его шайку, но её члены будут нам мстить, а это значит, что в ближайшее время Ордену будет не до войны с «Авророй».

— В ближайшее время, может быть, им будет и не до войны с нами, — сказала я. — А потом? Кто знает! Нет, наградить твоего бойца за этот поступок я не могу. Десять суток ареста — это минимум, что я могу дать ему за это. Возможно, Орден, узнав, что он сделал, может потребовать для него ещё более сурового наказания. Во всяком случае, из-за его чрезмерного рвения у нас появилась новая головная боль — как утрясти эту ситуацию с Орденом? Итак, дружок, десять суток. — Я похлопала бойца по плечу. — Разве был приказ уничтожать Великого Магистра? Нет, не было. Это значит, что тебе не следовало поднимать на неё руку. Не обижайся.

9.25. Молчаливый разговор

Что получили участники операции «Египетская мумия», за исключением бойца, отрубившего голову Великому Магистру? Благодарность и трёхдневный отпуск. У всех было ощущение, что война кончилась, но предстояло ещё выследить и обезвредить остатки «Истинного Ордена».

Гриша лежал, как пришпиленная коллекционная бабочка, с раскинутыми крыльями. Спицы и пластины ортопедического аппарата поблёскивали в голубоватом свете ночника. Он лежал с закрытыми глазами, но Карину почуял, вероятно, ещё издалека. Не открывая глаз, он улыбнулся и сказал:

— Привет, пуговка.

У Карины тряслись губы, а в глазах стояли слёзы. Гриша поднял веки и долго в молчании смотрел на неё, потом проговорил тихо и огорчённо:

— Я же говорил тебе, что не надо целоваться. Что, на гематогене сидишь?..

— Ага, — вздохнула Карина, вытирая слёзы. — Но это ничего, ты не переживай… Всё уже почти нормально.

Рука Гриши поползла по одеялу к Карине, приподнялась. Карина подсела к нему и сжала её. Сколько она ни вытирала слёзы, они всё равно набегали ей на глаза.

— Доктор сказала, что всё будет хорошо, ты поправишься.

Он улыбнулся.

— Обязательно, пуговка.

— Я буду к тебе приходить каждый день, — пообещала Карина.

При этом она совершенно не думала о том, разрешу ли я ей это, а Гриша, конечно, подумал. Наши с ним взгляды встретились. Он понял всё, что я хотела сказать, и я тоже поняла всё, что хотел ответить он. Карина не заметила нашего молчаливого разговора: она поглаживала руку Гриши.

9.26. Последний рассвет Эйне

Идея о том, какими должны быть похороны Эйне, окончательно оформилась. Я сделала все необходимые распоряжения.

Юля высказала предложение, чтобы посмертно принять Эйне в наши ряды, но я отклонила его. Зачем это делать против её воли, если при жизни она не состояла в «Авроре» и не подавала прошения о принятии туда? У меня была другая мысль.

На холодный и суровый фьорд мы с Кариной прибыли ещё до рассвета. В небе ещё мерцали, угасая, звёзды, а его восточный край только начинал желтеть. На скалистой круче была выдолблена могила, гора камней возвышалась рядом. Дул холодный бриз, бухта фьорда была погружена во мрак и представляла собой неуклюжую кучу тёмных холмов, сгрудившихся у воды. Старая одинокая сосна неподалёку казалась нарисованной чёрной краской на фоне тёмно-синего неба.

— Тут как-то жутковато, мамуля, — пробормотала Карина, поёживаясь от предрассветного холода. В руках у неё был букетик цветов.

— Это пока темно, — сказала я. — А когда рассветёт, будет очень красиво. Это любимое место Эйне.

Рядом с кучей камней стояла каменная скульптура, изображавшая сидящую чёрную кошку. Карина подошла к ней и потрогала её изящное ухо.

— А это что?

— Вместо памятника, — сказала я. — Будет охранять её покой.

— А почему кошка?

— Эйне как-то сказала, что она — кошка, гуляющая сама по себе. Вот пусть на её могиле и будет кошка. Она даже чем-то её напоминает.

Карина, погладив изогнутую, длинную спину изваяния, проговорила задумчиво:

— Красивая…

Вскоре после нашего прибытия четыре «волка» доставили гроб: их тёмные крылатые фигуры, несущие на верёвках продолговатый ящик, вырисовались на фоне неба. Гроб был осторожно опущен у могилы и повёрнут ножным концом на восток, крышку сняли и положили рядом. Карина боязливо пряталась за моим плечом.

— Что ты, куколка? — спросила я.

— Жутко…

Я обняла её за плечи.

— Бояться нечего, родная.

Рассвет набирал силу, небо светлело, звёзды блекли. В голубых сумерках стал виден мраморный овал лица Эйне и её сложенные на груди руки, а полуседые волосы серебрились. Её лицо было обращено к востоку — так, чтобы первые лучи зари осветили его. Кошка, навострив уши, вслушивалась в тишину.

Когда небо на востоке окрасилось в розовый цвет, я отдала «волкам» команду «смирно». Свет солнца должен был вот-вот брызнуть из-за горизонта, в посветлевшем воздухе была разлита резкая свежесть, а старая сосна начала приобретать свои обычные краски. Карина, переступая озябшими ногами и сжимая свой букетик, смотрела на рассвет.

И вот заря взорвалась. Густо-розовый свет озарил вытянутые фигуры «волков» и кучу камней, загорелся янтарём на стволе сосны, а шлифованная поверхность кошачьего изваяния заблестела, чем-то похожая на настоящую гладкую шёрстку. Спокойное лицо Эйне засияло, его мертвенная белизна проступила чётче, и казалось, что её глаза вот-вот откроются навстречу рассвету, но они были закрыты навек. Эйне была одета в её излюбленном стиле — в новый чёрный кожаный костюм, а обута в самые высокие ботфорты, которые только удалось найти. Правда, костюм ей надели не на голое тело: под жакетом была белая блузка с жёстким воротничком мужского фасона, а шов на шее скрывался под чёрным шёлковым платком.