Михаил Юхма - Кунгош — птица бессмертия

• Название: Кунгош — птица бессмертия
• Автор: Михаил Юхма
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1984

Чувашский писатель Михаил Юхма известен своими историческими романами «Дорога на Москву», «Голубая стрела», а также повестями, рассказами, очерками о современниках.

Новая его повесть посвящена жизни и деятельности видного татарского революционера Мулланура Вахитова. Автор рассказывает о юности Вахитова, о его подпольной работе, о деятельности на посту комиссара Центрального комиссариата по делам мусульман. В годы гражданской войны он руководил формированием мусульманских частей Красной Армии. Погиб от рук белогвардейцев, защищая Казань.

---

При Центральном комиссариате по делам мусульман создали Центральную мусульманскую военную коллегию.

Председателем ее стал Мулланур Вахитов.

Рано утром Мулланур, как обычно, торопился в свой рабочий кабинет; его ждали неотложные дела. В коридоре ему внезапно преградил дорогу Абдулла.

— За что, комиссар? — жалобно спросил он. — За что обижаешь Ахметова?

— Я? — удивился Мулланур. — Я тебя обижаю? Бог с тобою, Абдулла, милый! Что это тебе померещилось?

— Ты, комиссар. Ты меня обидел. Прямо всю душу разбередил.

— Ну, говори скорее! Чем же я тебя обидел?

— Зачем не велел записывать меня в батальон? В наш, татаро-башкирский красный батальон? Чем плох стал тебе Абдулла? Не веришь мне больше?

Только тут Мулланур догадался, в чем дело.

Когда в Москве формировали Первый татаро-башкирский батальон, он дал указание записывать в него добровольцев не старше пятидесяти лет. А Абдулле за пятьдесят уже перевалило. Вот его и не записали. Да еще сослались при этом на личное указание комиссара Вахитова.

Мулланур утешил старика:

— Не горюй, Абдулла! Ты свое уж отвоевал. Пока что с тебя хватит. И потом, ты мне нужен здесь, в комиссариате. К тому же тебе и отдохнуть не мешает после ранения.

— Вот те на! — всплеснул руками Абдулла. — Да как же я могу отдыхать, когда враги со всех сторон на нас лезут, за горло хватают! Там война идет, а я буду здесь, в тылу, прохлаждаться?

— Здесь тоже фронт. Прохлаждаться нам с тобой и здесь не придется, это я тебе обещаю.

— Пойду на фронт! Пока в руках еще есть сила, хоту воевать по-настоящему. Аллахом клянусь, комиссар, там от меня больше пользы будет.

— Ладно, будь по-твоему, — уступил Мулланур. — Начнем формировать Второй батальон, туда и запишешься. Я прикажу, чтобы для тебя сделали исключение.

2

День был солнечный, ясный. Легкий ветерок обдувал прохладой разгоряченные лица.

Бойцы Первого татаро-башкирского социалистического батальона были выстроены поротно на Красной площади; вот-вот прозвучит команда, и они двинутся, чеканя шаг, по старой брусчатке.

Абдулла стоял рядом с Галией и любовался воинами — их ловко пригнанным обмундированием, выправкой, всей их сильной и решительной статью. Даже сейчас, когда они просто стояли, замерев в ожидании очередной команды, в их ровных и стройных рядах ощущалась неодолимая, грозная сила.

— Да, голубка моя, — говорил Абдулла, обращаясь к Галии, — это тебе не «железные дружины»! Там все об одном: как бы сбежать, уклониться от службы, сказаться больным. А эти… Ты только глянь, Галия. Ты только глянь! Настоящие батыры! Львы!

— Вон наш комиссар! — крикнула Галия.

Абдулла оглянулся и увидал своего комиссара, стоявшего на сколоченной наспех деревянной трибуне.

— Товарищи! — сказал Вахитов. Вроде негромко сказал. Но вся площадь услышала этот спокойный, уверенный голос. — Октябрьская революция, разрушив устои капитализма, создала арену, на которой революционные массы должны проявить свою творческую энергию. Советская власть обращается к вам, красные мусульманские орлы, и нризывает вас встать в ряды борющегося пролетариата.

Голос комиссара окреп, зазвучал громче, сильнее.

— Я верю, что мусульманский пролетариат не пощадит своей жизни, чтобы защитить завоевания Октября!

Мулланур оглядел ряды бойцов.

— Международный империализм сжимает нас железным кольцом. Империалисты всех стран хотят своим ядовитым дыханием погасить тот светильник, который зажжен могучей рукой российского пролетариата в октябрьские дни. Но мы верим: это уже никому не удастся. Слишком силен теперь пролетариат, чтобы его можно было победить…

Раскатистое «ура» загремело на площади. Казалось, его подхватили не сотни, а тысячи, десятки тысяч человеческих глоток.

Закончив речь, Мулланур сошел с трибуны, приблизился к первой шеренге бойцов и вручил командиру батальона знамя.

— На вашем боевом знамени, — сказал он, — написано: «Смерть врагам революции. Первый татаро-башкирский добровольческий батальон». Мы верим, что вы будете высоко нести это знамя, не уроните его в бою, не отдадите на поругание врагам. Добрый вам путь, братья!..

3

Абдулла спешил поделиться радостью с комиссаром: только что его наконец зачислили бойцом Второго мусульманского социалистического батальона. На радостях он распахнул дверь Мулланурова кабинета, не постучавшись. И сразу отпрянул: комиссар был не один. Против заваленного бумагами стола сидел тоненький темноволосый человек с огромными печальными глазами. Лицо его показалось Абдулле знакомым. Приглядевшись, он вспомнил, что несколько раз встречал его в комиссариате, но кто он такой, так и не знал.

Не желая мешать деловой беседе, Абдулла хотел было тихонько прикрыть дверь и незаметно удалиться. Но Мулланур весело окликнул его:

— А-а, Абдулла! Легок на помине. А мы как раз о тебе говорили. Заходи, дорогой! Познакомься с нашим турецким другом Мустафой Субхи.

Гость Мулланура пошел Абдулле навстречу:

— Рад… Очень рад познакомиться с вами.

— Спасибо, — виновато улыбнулся Абдулла. — Я тоже рад, хотя и не знаю, кто вы. Как видно, вы друг комиссара Вахитова. А друг моего друга — мой друг.

— Товарищ Мустафа Субхи — наш гость. Он родом из Турции, — пояснил Мулланур.

— Турок, значит? — удивился Абдулла.

— Да.

— Про турков я слышал. Они ведь тоже мусульмане, верно?

— Да, Абдулла, верно.

— Я слыхал, что многие татары, когда их хотели обратить в христианство, бежали в Турцию.

— Вы правы, Абдулла, — подтвердил гость. — Я знаю у себя на родине много татар, родители которых были выходцами из Казани.

— Как же вы у нас тут в Москве-то очутились? — не удержался от вопроса Абдулла.

— В эту войну Турция воевала с Россией на стороне Германии. Как только я стал соображать, что к чему, мне сразу расхотелось проливать свою кровь за турецкую буржуазию. И вот мы с группой друзей надумали сдаться в плен. А когда началась в России революция, мы сразу поняли, на чьей стороне надо бороться. Так судьба привела меня в Москву, к твоему другу комиссару Вахитову.

— Товарищ Субхи сейчас работает у нас в отделе международной пропаганды, — сказал Мулланур. — Мы ним обсуждали некоторые вопросы, касающиеся наших мусульманских войсковых соединений. И вот тут-то как раз речь и зашла о тебе… У каждого бойца должен быть отличительный знак, показывающий его принадлежность к данной армии. Верно?

Абдулла все еще не догадывался, куда клонит комиссар. Какая связь может быть между серьезными разговорами, которые ведут меж собой эти умные, образованные люди, и им, малограмотным старым татарином, бывшим дворником?

И вдруг он увидел, что на столе комиссара лежит деревянная красная звезда, окаймленная сверху зеленым полумесяцем. Та самая звезда, которую он вырезал собственными руками и подарил комиссару перед тем как уйти на фронт, на защиту Петрограда.

— Вот, дорогой, — сказал Мулланур, взяв в руки давний подарок Абдуллы. — Товарищ Субхи предлагает сделать эту звезду отличительным воинским знаком красных мусульманских бойцов. Узнаёшь ее?

— Как не узнать, — улыбнулся растерянно Абдулла. Он был счастлив, что его бесхитростный подарок пригодился комиссару, что и он тоже будет на свой лад служить революции.

4

Дулдулович с каждым днем все острее чувствовал, что комиссар Вахитов перестал доверять ему. Впрямую об этом он, конечно, не говорит. Но зачем слова? Это ведь ясно и без слов. Вот, например, раньше его приглашали на все заседания комиссариата. А сейчас про него то и дело забывают. Случайность? Какое там! В таких делах у большевиков случайностей не бывает… Да что там заседания! Даже прямую его обязанность — устройство делегатов, приехавших обсудить и принять Положение о Татаро-Башкирской республике, — на этот раз взял на себя Ибрагимов. Как будто у него, у Ибрагимова, других дел мало. Нет, тут, к сожалению, не может быть сомнений. Он, Эгдем Дулдулович, вышел у комиссара из доверия…

Одно утешение осталось теперь у Эгдема — красавица Галия, с которой он познакомился еще в Петрограде и которая замолвила тогда за него слово перед этим волком в образе человека — перед комиссаром Вахтовым.

Галия, судя по всему, влюблена в него. Это льстило самолюбию. Впрочем, не только самолюбию: девчонка очаровательна, Эгдем искренно любовался ею. Да и в будущем она могла еще оказаться полезной. Влюблен ли он в нее? Трудно сказать. У нее легкий, покладистый характер. Она верный товарищ, на которого можно положиться. Все так… Но Эгдем, конечно, не помышлял о том, чтобы всерьез связать с нею свою жизнь. Она была для него просто-напросто очередной возлюбленной, каких у него в прошлом было немало…