Ингеборг Фляйшхауэр - Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

• Название: Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939
• Автор: Ингеборг Фляйшхауэр
• Жанр: История

---

— Используя угрозу сближения с СССР, оказывать одновременно давление на Японию и Польшу, чтобы заставить Японию подписать до­говор о военном союзе, а Польшу — согласиться на требуемые уступки.

— Угрожая совместными германо-советскими действиями, заста­вить западные державы вопреки сопротивлению Польши и Румынии принять определенные советские требования и тем самым смешать со­юзникам все карты».

Кулондр полагал, что Гитлер еще не сделал окончательный выбор между подлинным соглашением с СССР и всего лишь дипломатиче­ским маневром в целях изменения ситуации в свою пользу, и считал вторую возможность более вероятной. При этом Кулондра успокаивала мысль о позиции СССР, ибо «для соглашения нужны двое»! Он «сильно сомневался в том, что СССР, избавившийся в результате восстановле­ния равновесия в Европе от германской угрозы, согласился бы на раздел Польши, который нарушит это равновесие и приведет к соприкоснове­нию (пограничному) СССР с Германией, оставляя СССР на милость третьего рейха». В таком случае, по словам Кулондра, от сотрудничест­ва с нацистской Германией удерживать Советский Союз станут не иде­ологические соображения, а понимание того, что СССР слишком слаб, чтобы иметь такого соседа, который возьмет его в германо-японские клещи. Если дело примет серьезный оборот, писал Кулондр Боннэ, нужно открыть Сталину глаза на истинные намерения Гитлера! Одна­ко опасность казалась Кулондру незначительной. «Единственная си­ла, — говорилось в письме, — которая в Европе может угрожать России, — это Германия. И эта угроза может усилиться, если Польша перестанет существовать или если западные державы будут разбиты. Принести Варшаву в жертву рейху — значит — в случае, если Лондон и Париж выйдут из игры, — ухудшить положение Москвы. В настоящий момент, когда этого не произошло, подлинные интересы СССР в конф­ликтной ситуации связаны с союзниками».

Поэтому Кулондр рекомендовал активизировать вместе с Лондо­ном работу в Москве, «чтобы сорвать попытки немцев расшириться в восточном направлении и включить Россию в оборонительную органи­зацию».

Между тем Гитлер впервые за шесть лет своего правления проявил желание выслушать своих экспертов по России. Риббентроп немедлен­но отреагировал и перед выездом 4 мая на несколько дней в Милан для переговоров с итальянским министром иностранных дел графом Чиано дал указания: заслушать германского посла в Москве, а эксперту МИД по торговле с Востоком Шнурре отправиться вместе с ним и советником Хильгером в Бергхоф для подробного разговора о положении Советско­го Союза[579]. Находившийся в Тегеране Шуленбург понял смысл этой поспешной акции. Он объяснил Петруччи, что его срочно вызывают в Мюнхен, «чтобы обсудить с Риббентропом новую ситуацию в Москве, возникшую после смещения Литвинова»[580].

В то время как Риббентроп, указав в процессе беседы с Чиано отно­сительно германо-итальянского договора о дружбе и сотрудничестве на якобы имевшие место изменения в советской внешней политике, зару­чился условным согласием итальянцев «освободить отношения стран «оси» с Советским Союзом от лишнего груза»[581], министерство ино­странных дел предприняло вторичный зондаж в советском полпредстве в Берлине. Советник Шнурре использовал оставшиеся до поездки в Берхтесгаден несколько дней, чтобы получить от советской стороны информацию, которую он намеревался надлежащим образом исполь­зовать. Во второй половине дня 5 мая он пригласил к себе временного поверенного в делах Астахова[582].

Как бы продолжая беседу Вайцзеккера с Мерекаловым, Шнурре встречу с Астаховым начал со следующего сообщения: «Отвечая на за­прос посла от 17 апреля, мы заявляем о своем согласии с выполнением поставок в Советский Союз в соответствии с договорами, заключен­ными с фирмой «Шкода». С советской точки зрения, то был опреде­ленный симптом, тем более что речь шла о заказах на военную технику[583].

Не случайно, как утверждал Шнурре в своем отчете, Астахов восп­ринял эту информацию «с явным удовлетворением и подчеркнул, что для Советского правительства важна не столько материальная, сколько принципиальная сторона дела». Затем, как видно, состоялся обмен мнениями о возможностях продолжения прерванных переговоров по экономическим вопросам, к чему, по словам Шнурре, Астахов проявил интерес. Отчет заканчивался следующими словами: «Затем Астахов заговорил о смещении Литвинова и, не задавая прямых вопросов, по­пытался выяснить, не побудит ли нас это событие изменить отношение к Советскому Союзу».

Все западные исследователи безоговорочно восприняли утвержде­ние Шнурре и интерпретировали приписываемые Астахову слова как проявление желания советской стороны изменить отношения, как со­ветский зондаж возможной немецкой готовности[584]. Напротив, быв­ший советский полпред в Англии Майский, а вслед за ним и советская наука считают «весьма вероятным, что на самом деле вопрос о влиянии отставки Литвинова на германо-советские отношения поставил сам Шнурре и только в своей записи разговора изобразил дело так, будто данный вопрос исходил от Астахова (подобные трюки встречаются в практике буржуазной дипломатии)»[585].

Заинтересованность Майского в таком видении вещей понятна. Он старался доказать, что, хотя Советское правительство позже и приняло немецкие предложения, в тот момент оно не вело «двойной игры» и не пыталось противопоставить предложения западных держав и гитле­ровского правительства. Вместе с тем Майский обратил внимание на весьма важные обстоятельства.

— Шнурре был чрезвычайно заинтересован в возобновлении пре­рванных переговоров по экономическим вопросам, а также в том, что­бы его самого для ведения переговоров направили в Москву. Поэтому он, дескать, и приписал Астахову вопрос о возобновлении переговоров.

— Шнурре очень хотелось, чтобы Гитлер наконец взял на себя ини­циативу и не допустил втягивания Германии в мировую войну, в кото­рой она потерпела бы поражение; поэтому он устами Астахова задал вопрос о том, не изменит ли Германия своего отношения к Советскому Союзу.

— Шнурре в своих записях, также ссылаясь на предполагаемые вы­сказывания Астахова, подчеркнул большое значение личности Моло­това, который, не будучи специалистом в области внешней политики в узком смысле, «мог приобрести тем больший вес в советской внешней политике». Шнурре представил дело так, будто Астахов говорил об из­менении советского внешнеполитического курса в пользу Германии и намекал, что «будущая советская внешняя политика» по отношению к Германии еще окончательно не определена. Своим окончательно целе­направленным отчетом Шнурре привнес в предстоявшую беседу с Гит­лером вопрос о якобы имевшем место советском предложении.

На самом же деле в тот момент советская сторона чрезвычайно сдержанно отнеслась к немецкому зондажу.

Полпреда Мерекалова — как в периоды серьезнейших кризисов — держали в Москве. Поверенный в делах не имел инструкций, которые бы уполномочивали его вести политические переговоры. В беседах со Шнурре «Астахов неоднократно сожалел, что не получает никаких указаний, а потому не может ответить на поставленные нами вопро­сы»[586]. Весьма характерно, что слухи о германском сближении, цир­кулировавшие в те дни в дипломатических кругах Берлина[587], встревожили не только немецкую оппозицию[588], но и, застав врас­плох, поставили советского временного поверенного в сложное поло­жение. Как посол Кулондр сообщал 9 мая французскому министру иностранных дел[589], в последние 24 часа Берлин наводнили слухи о том, что Германия якобы передала Советскому правительству пред­ложения относительно раздела Польши. При встрече вечером 9 мая крайне удивленный Астахов попросил Кулондра объяснить происхо­дящее, ибо сам он, мол, не располагает никакой информацией о воз­можных, вызванных отставкой Литвинова переменах в советской внешней политике.

Более того, распространяемые в Берлине слухи, казалось, даже усиливали советскую подозрительность. Так, заместитель заведующе­го отделом печати МИД Германии советник Браун фон Штумм 9 мая узнал от того же Астахова, что «проявляемая в настоящее время сдер­жанность германской прессы» воспринимается в Москве «еще весьма недоверчиво». Во внезапной немецкой «сдержанности» она усматрива­ет «кратковременный тактический маневр». Было бы хорошо, если бы «подобные опасения оказались напрасными». В конце отчета о беседе Браун сказал, что спросил Астахова «о значении перемен во внешнепо­литическом руководстве в Москве». По словам Брауна, Астахов под­черкнул, что внешнюю политику Москвы определяет не одно лицо, а осуществляется она в соответствии с принципиальными установками, и что о переориентации советской политики не может быть и речи. Во всяком случае, ей должно предшествовать изменение политики других государств[590]. Письменный отчет Астахова об этом разговоре подтвер­ждает, что он вел себя сдержанно[591]. На его позицию не повлияли и приведенные Брауном многочисленные свидетельства нового подхода средств массовой информации к Советскому Союзу, и стремления им­перского правительства к улучшению взаимоотношений. В их числе были названы пакты о ненападении с Латвией и Эстонией, которые, по словам Брауна, доказывали, что Германия не имеет «активных аспираций в данном направлении», и отказ от Закарпатской Украины. Затем, писал Астахов, Браун не удержался оттого, чтобы не заметить, «что, мол, уход Литвинова, пользующегося репутацией главного вдохнови­теля международных комбинаций, направленных против Германии, также может благоприятно отразиться на советско-германских отно­шениях». Браун далее подробно коснулся истории заключения догово­ра в Брест-Литовске и напомнил о связанных с ним для Советского государства выгодах: никаких контрибуций и разоружения, никаких дискриминационных мер против Советского правительства. Поэтому, дескать, нет ничего удивительного в том, что Англия лицемерно не­истовствует против Брестского мира и взяла курс на развязывание вой­ны, при котором даже «самое маленькое «изменение» в статусе Данцига уже может привести к войне... В заключение беседы Браун фон Штумм еще раз указал на желательность улучшения наших отно­шений хотя бы по линии прессы. Он согласен, что надо воздерживаться отличных выпадов и оскорблений». В конце отчета Астахов утверждал, что на все доводы Брауна дал соответствующие ответы и при этом особо указал на то, что поскольку ухудшение германо-советских отношений произошло, безусловно, по инициативе немецкой стороны, то только от нее зависит их улучшение. Советская сторона, мол, никогда не отказы­валась улучшить отношения, если к этому были основания. Названные Брауном симптомы улучшения связей Астахов или отверг, или же по­ставил под сомнение и заявил, что «мы не имеем пока никаких оснований придавать им серьезное значение, выходящее за пределы кратковременного тактического маневра».