Сергей Кольцов - Тихая разведка

• Название: Тихая разведка
• Автор: Сергей Кольцов
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1995
• ISBN: 5-7509-0180-7

Трагическими, полными опасностей и риска оказываются рейды группы советских войсковых разведчиков по тылам врага. В живых остаются только двое в финальном эпизоде второй части романа. Но события на этом не кончаются… Добытые разведчиками сведения меняют положение на участках фронтов Великой Отечественной войны.

---

— Ну, что ж, мудрость — дело накопительное, придет со временем. А за стойкость и мужество солдат — спасибо. Не забуду. Список подготовить для наградных… Образование-то какое?

— Незаконченное высшее, товарищ командующий. Филологический факультет.

— Запомню. Красотища вокруг!.. — И внезапно смолк. А через какие-то секунды как бы отрешенно спросил: — Да, вот еще о чем прошу, лейтенант: кто из них классный водитель? Хороший человек требуется.

Не успел удалиться лейтенант Ладушкин, как ту же поляну, усеянную зеленью и морем лесных цветов, пересек рослый и ладный парашютист в униформе, оправляя на ходу охапкой собранный в укладку голубого шелка парашют. Окинув упрямым взглядом светло-коричневых глаз обоих генералов, он поднес к кожаному летному шлему с очками правую руку:

— Товарищ генерал-лейтенант! Командир парашютного отряда особого назначения гвардии капитан Солнцев. Приступил к операции по прочесыванию местности в квадратах «шестьдесят четыре — шестьдесят восемь». Одновременно в тактической полосе действий авиадесанта начали встречное движение от населенных пунктов Грушево — Микулин Яр — Долино аналогичные отряды. Наше же подразделение зажимает отходящих в клещи, выходит к деревне Оленья Падь. Каждого в засаде ждет смерть.

— Нам с генералом, гвардии капитан, нужны пленные. Есть необходимость побеседовать с ними лично. Это нужно для дела. — Переверзев крепко пожал руку капитану Солнцеву. — Ни пуха ни пера!

В сопровождении уцелевших солдат усиленного взвода охраны командарма в пути командующий и начальник штаба армии направились к месту засады, а точнее побоища, организованного бандитами из «Вервольфа» и его сателлитами. Бронетранспортер представлял собой жалкие остатки горелого железа с еще чадившими огнем побежалости скатами из гусматики.

Рядом с лесной дорогой, местом трагических событий, вырыли котлован — братскую могилу.

— Что прикажете делать с ними? — лейтенант Ладушкин показал на груду трупов вражеских солдат.

Переверзев посмотрел вначале на Валентинова, затем на Ладушкина. Он увидел десятки пар пытливо устремленных на него глаз, помолчал, решая и впрямь очень сложную задачу, и неожиданно, возможно для немногих, сказал:

— У всех нас есть матери, давшие нам жизнь, и каждая из них ждет, надеется на лучшую долю своих сыновей. Не будем делить мертвых на своих и врагов. Все павшие, те и другие, были солдатами. Пусть не разделяя, земля им будет лебяжьим пухом…

В прежнем порядке бронетранспортер ушел вперед. За ним последовал автомобиль, управляемый начальником штаба армии генералом Валентиновым. Каждый думал о своем, сокровенном.

— Георгий Севастьянович, — первым нарушил общее молчание генерал-майор Валентинов. — Не опасаетесь ли вы конфликта с политуправлением фронта за нарушение вами положения о захоронении павших немецких солдат? Найдется же человек из состава взвода охраны, который сочтет прошедший ритуал при лесной дороге кощунством над русским воинством и стукнет куда следует.

Командарм чуть склонил голову к начальнику штаба и усмехнулся:

— Надеюсь, Иван Данилович, в вашем лице обрести единомышленника. Не так ли? Или вы мыслите похожими стукачам категориями?

— Полно вам, Георгий Севастьянович. Все сделано правильно. С политической точки зрения нашего общества — несколько иначе. Но я вполне разделяю ваши действия. Не нужно забывать людям, что мы — дети одной планеты. Сегодня — враги, завтра — единомышленники. Разве это не так? Но у меня возникает законная тревога: какова будет реакция на произошедшее члена Военного Совета фронта. Он, как известно, близок к Верховному…

— Дальше фронта не пошлют — меньше не дадут. О чем печалиться? Ну, а если серьезно, опала меня не страшит. На этой страшной и изнурительной для человечества войне нужно вытравить из себя все отрицательные нормальным людям эмоции и сохранить в себе человека. Бой — есть бой. Если ты не убьешь врага — сам ляжешь трупом. Но вне сражения свят будет тот, кто протянет руку помощи человеку, одетому в иную форму и говорящему на другом языке. Это аксиома.

— О законах настоящей истребительной войны вы несколько не так трактуете, Георгий Севастьянович, хотя вы отлично во всем разбираетесь. Иногда не совсем понимаю вашу точку зрения. Но хочу доложить о другом. Штаб продолжает получать несколько искаженные боевые донесения об успехах наступающих подразделений. Грешат этим обычно в батальонах и полках…

Лицо командарма внезапно зло нахмурилось:

— Я таким «великим полководцам» холодные и горячие компрессы ставлю вплоть до военного трибунала. Как-то однажды я оказался, конечно, инкогнито, рядом с подразделением солдат, расположившихся на привал. Так вот, слышу от одного резвого побасенку:

Пароход уперся в берег,
Капитан кричит: вперед!
Кто ж из умненьких доверил
Асмодею пароход?..

Генерал Валентинов не удержался, захохотал, откинувшись на спинку сидения. Его поддержал заразительный смех командующего армией.

А впереди, вырвавшись из глубокой балочки, катил им навстречу знакомый обоим «виллис» комкора Чавчавадзе. Сам же хозяин стоя на полу автомашины и придерживаясь левой рукой за ветровую раму, энергично, с грузинской эмоциональностью, приветливо жестикулировал правой.

Глава пятнадцатая

Высота «двадцать девять дробь семь» и впрямь была уникальным наблюдательным пунктом: с высоких, непонятно как выросших отдельно друг от друга, с густой кроной дубов окрестность вокруг лежала, как на ладони. Казалось, протяни руку — и ты коснешься ею черной, местами ноздреватой ленты асфальтового шоссе. Тут же лесная дорога Калинич — Станичка текла серовато-темной рекой в своих зеленых берегах и терялась в бесконечной дали.

Черемушкин посмотрел в сторону пленного радиста. Тот, уловив взгляд командира русской разведгруппы, поднес к глазам руку с часами и кивнул головой: да, пора! — и поспешно придвинулся к аппарату.

Радиостанция сразу же ожила высоким гортанным голосом на немецком: «Кречет — семь»!.. «Кречет — семь»! Я — «Кречет — один»!.. Я — «Кречет — один»!.. Как слышите? Прием! Но «Кречет — семь» не отзывался, и с каждым повтором вызова как бы строжал и наполнялся беспокойством голос радиста «Кречет — один».

После тягучей паузы властно-грубоватый голос уверенного в себе человека, чеканя слова, произнес:

— Запрашивать «Кречета — семь» больше нет смысла. Радист — исключительной дисциплины солдат. О посторонних на высоте сведений не поступало. Попасть в ловушку, наполненную сюрпризами русских, спецгруппа «Эдельвейса» не могла. В этом мы сейчас разберемся. Бронетранспортер гауптмана Зоненнбаха, командира роты «Эдельвейса» стоит у ворот хутора. Это его люди, возможно, ждут помощи. Поручите установить истину. С ним девять солдат, не больше, из десанта Бранта. Живо с высоты, прошу проинформировать меня о действительной обстановке.

— Кто это с командным властным голосом? — поинтересовался Черемушкин у немецкого радиста.

— Начальник штаба пехотной дивизии «Гамбург» оберст Клекнер.

— Товарищ капитан! По бездорожью к высоте от хутора Калинич пылит бронетранспортер «Ганомаг». На платформе — десять солдат в камуфлированной униформе. Кабина управления не просматривается.

— Удивительно, но все идет как бы по заранее написанному сценарию. За ним никто не увязался?

— Да как будто бы нет. За его кормой чисто, — спрыгнув с наклонной ветки дуба на землю, укрытый до этого завесой резных листьев, доложил старший сержант Касаткин. — Через пяток минут можно будет его встречать…

— Все ясно. Еще раз вспомним, что делает каждый из нас, кинувшись на абордаж: левый по ходу борт — сержант Мудрый и ефрейтор Цветохин. Правый — младшие сержанты Сабуров и Антонов. Задний борт — Давид Юрский. Из-за кустов, не ожидая остановки бронетранспортера, — вперед! Автоматы — за спины и в ножи. Ни единого выстрела. Раннее утро — наш союзник: многие немцы из десанта, несмотря на короткий путь от хутора до высоты, будут маленько кемарить. Осмотрительность солдат ослабнет. Продолжаю: Касаткин — старший команды правой, я отвечаю за левую сторону и кабину управления. Мне кажется, бронетранспортер затормозит. Повторяю: без шума и промедления, иначе… иначе немецкие солдаты из десанта «ганомага» начнут дубить наши спины автоматным огнем. Пленного радиста — в укрытие, под контроль Ковровой. Пожалуй, все. Внимание, ребята!

Натруженный шум мотора не перекрывал скрежет и стук металлических креплений бронированной махины. Бензиновая гарь волной поползла по кустарниковому поясу. Как и предугадывал Черемушкин, машина, заскрежетав тормозами, не дойдя до препятствия, остановилась. К ее бронированным бортам, не издав ни единого звука, стремительно метнулись люди. И прежде, чем распахнулись с обеих сторон тяжелые двери кабины управления, все было кончено. Но на беду разведгруппы на платформе «ганомага» находился по счету одиннадцатым фельдфебель Штейн. Расположился фельдфебель на свернутом, небрежно брошенном к кабине брезенте, и, сливаясь с ним, не был виден. Не спал и не дремал, находился в каком-то странном заторможенном состоянии. Внезапное возникновение на фоне утренней зари молчаливых и страшных в своих намерениях неизвестных лишило его дара речи и вызвало судорожную икоту. Но его крупное и крепкое мускулистое тело не являлось бревном, брошенным за ненадобностью к кабине. В нем жило и билось гордое и горячее, верное товариществу сердце солдата. Но прежде всего сыграл в его сознании сигнал собственной безопасности: от заднего борта на него с узким и длинным лезвием кинжала в руке устремился один из нападавших дьяволов смерти. В этот для себя и чужого роковой миг фельдфебель дернул гашетку лежащего у него на коленях автомата. Короткая в пять-шесть патронов очередь будто смела ефрейтора Давида Юрского. Перевалившись через борт, он упал навзничь на серый холодный песок высоты, обагрив его кровью.