Георгий Зангезуров - У стен Москвы

• Название: У стен Москвы
• Автор: Георгий Зангезуров
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1976

Роман Георгия Зангезурова посвящен самому тяжелому периоду в истории Великой Отечественной войны — осени и зиме 1941 года.

На защиту Москвы от надвигающихся гитлеровских полчищ встал весь советский народ, вся страна. Кубанский казак Александр Кожин и сибиряк Иван Озеров, московский рабочий Степан Пастухов и студентка Наташа Ермакова, армянин Вартан Асланов и украинец Николай Бандура — эти и другие герои романа, красноармейцы и бойцы отрядов Московского ополчения, проявляют невиданную стойкость и героизм, отражая натиск врага.

Гигантская битва на подступах к столице закончилась разгромом немецко-фашистских войск и явилась провозвестницей грядущей победы.

---

— Что ты нас успокаиваешь, как маленьких. У тебя же вся грудь в крови, — с тревогой проговорил Александр.

— Не волнуйся. Рана пустяковая. Это Нина спешила, перевязывала прямо под огнем, потому и кровь…

Кожин обернулся к военфельдшеру:

— Это верно?

— Да… А кровь — это ничего. Я сейчас перебинтую. Сменю повязки.

— Меняй, Нина, меняй! — прислушиваясь к грохоту артиллерии, доносившемуся с востока, сказал комиссар. Даже боль не смогла заглушить его приподнятого настроения. — Теперь нам нельзя умирать. Теперь нам долго надо жить. Нет, вы только прислушайтесь к голосу нашей артиллерии! Ведь началось то, чего мы так долго ждали…

Иван Антонович был очень возбужден и не мог сразу на слух уловить, что голос той самой артиллерии, о котором он только что говорил, начал постепенно затухать. Это сразу же уловил Кожин, и ему стало не по себе. Было совершенно ясно, что там что-то случилось: или захлебнулась атака наступающих соединений генерала Громова, или немцы опередили их и сами нанесли удар, снова прорвали фронт советских войск и… Об этом страшно было даже подумать.

Сменив повязки на груди Воронова, Нина вышла из блиндажа. Воронов, заметив, что Кожин и Петров, стоявшие рядом с ним, не разделяют его радости, спросил:

— Ну, как там у них?

Кожин неопределенно пожал плечами:

— Не знаю, Антоныч… Что-то затихает огонь…

Воронов тяжело вздохнул и молча отвернулся к смотровой щели. Говорить больше было не о чем.

9

В комнате командующего находился один Тарасов. Перед ним на столе была развернута оперативная карта. Слева лежали последние боевые донесения из соединений и отдельных частей армии. Генерал брал в руки донесение одной дивизии, прочитывал его содержание, склонялся над картой и большим красным карандашом делал на ней пометки. Затем он брал донесение другой дивизии и начинал вчитываться в смысл текста.

Делал Владимир Иванович все это, как всегда, аккуратно, не торопясь, но чувствовалось, что сам он не получал никакого удовлетворения от этой работы. Порой красный карандаш в его пальцах вдруг повисал в воздухе над картой, генерал размышлял: а стоит ли наносить на бумагу эту еле заметную красную стрелку или какой-либо другой топографический знак?

Когда обстановка была нанесена на карту, генерал с задумчивым, хмурым лицом стал смотреть на дело рук своих. Получалась весьма нерадостная картина. Несмотря на то что конному корпусу удалось по пути разгромить полк Штюбинга, а сводной группе Кожина — перехватить дороги и приковать к себе подразделения Гюнтера и те немецкие части, которые подходили с запада на помощь Мизенбаху, соединения армии, обходящие немецкую группировку с двух сторон, вклинились в расположение противника всего лишь на шесть-семь километров.

Задумавшись, Владимир Иванович не слышал, как к крыльцу подошла машина, как громко хлопнула дверца, как кто-то, тяжело шагая, вошел в приемную. Гулкие шаги приблизились к комнате, в которой сейчас находился Тарасов.

Дверь широко распахнулась, и в нее, низко пригибая голову, вошел командующий. Он снял папаху и швырнул ее на кровать, бекешу — туда же. Потом исподлобья взглянул на Тарасова, с недовольством спросил:

— Воюешь, академик?

— Да, вот воюю.

Владимир Иванович ответил таким тоном, будто во всех неудачах был виноват только он один.

Громов шагнул к столу, взглянул на карту и отодвинул ее в сторону, как не заслуживающую внимания вещь.

— И это за двое суток тяжелых боев, — ни к кому не обращаясь, сказал он и начал из конца в конец мерить комнату своими большими шагами.

— Командующий фронтом недоволен нами? — спросил Владимир Иванович. Он знал, что в полдень Громов был срочно вызван в штаб фронта и вот только к вечеру возвратился назад.

Громов очень ценил этого умного и талантливого человека, но сейчас вопрос разозлил его. Он поднял голову и как-то неприязненно посмотрел на своего друга.

— А ты сам очень доволен собой?

Да, оснований у Тарасова быть довольным собой не было.

— Есть что-нибудь от Кожина?

— Нет. Уже сутки нет никаких вестей. Радисты Полозова и штаба армии без устали посылают радиосигналы, а радиостанция Кожина молчит.

— А что доносит авиаразведка?

— До вчерашнего вечера в районе высоты Березовой шли сильные бои.

— А сегодня?

— За сегодняшний день у меня нет разведданных.

Громов быстро подошел к двери, открыл ее.

— Кленов!

Адъютант вошел в комнату командующего.

— В приемной есть кто-нибудь из авиадивизии?

— Старший лейтенант, только что приехал…

— Зови.

Кленов вышел. В комнату вошел молодой, стройный старший лейтенант с авиационными петлицами и с марлевой повязкой на шее.

— Старший лейтенант Сосновский, товарищ командующий!

— Данные авиаразведки района высоты Березовой имеются?

— Так точно.

Старший лейтенант раскрыл планшет, достал несколько больших фотографий и подал их командующему. Громов стал внимательно всматриваться в них. На одном из снимков особенно рельефно были видны перекресток дорог и высота. Все поле между ними было покрыто огромными воронками. Всюду виднелись разрушенные блиндажи, ходы сообщения. Стояли подбитые танки, перевернутые и разбитые орудия, зарядные ящики, остовы полусгоревших грузовиков.

— Там идут тяжелые бои, товарищ командующий. Но, судя по всему, наши еще держатся. Западнее перекрестка вся дорога забита немецкими машинами.

— Командир вашей дивизии знает об этом?

— Так точно. Бомбардировщики уже подняты в воздух. Перед ними поставлена задача уничтожить весь этот транспорт.

— Хорошо. Вы свободны.

Сосновский, отдав честь, вышел из кабинета.

У командующего еще сильнее сдвинулись брови. Ему нетрудно было представить себе, каких нечеловеческих усилий стоило людям Кожина столько времени держаться на этом изрытом снарядами и бомбами поле боя.

— Поставили перед людьми задачу, забросили к немцам в тыл. Они перехватили коммуникации врага, вцепились зубами в эти дороги. Обливаясь кровью, держатся вот уже почти двое суток. Выполняют труднейшую задачу… — вслух с горечью размышлял Громов, потом резко обернулся к Тарасову, спросил: — А мы? Что сделали мы с тобой?!

— Сейчас не время спорить об этом, Павел Васильевич. Операция только началась. Все еще может измениться.

— «Мо-оже-ет»? Нет, не «может», а должно измениться. Иначе… Иначе нас с тобой надо судить. Самым строгим и беспощадным судом судить.

После этого воцарилось молчание. Тарасов стоял все на том же месте и думал, как сделать, чтобы сдвинуть войска с мертвой точки, сломить сопротивление немцев. На Громова он не обижался.

«И чего я на него набросился? — шагая по комнате и потихоньку успокаиваясь, упрекал себя Громов. — Я стал несносным. Другой начальник штаба давно бы сбежал от меня. Рычу на него так, будто он во всем виноват».

— Слушай, профессор, — несколько смягчившись, обратился к Тарасову Громов. — Ты можешь хоть на несколько минут поставить себя на место генерала фон Мизенбаха?

Тарасов пристально посмотрел в глаза командующему. «Значит, придумал что-то». Владимир Иванович хорошо знал Громова. В самых трудных и даже, казалось бы, безвыходных положениях он мог спорить, ругаться, говорить совсем не о том, о чем следовало говорить в данную минуту, но мозг его не переставал работать, не переставал думать о главном, искать выхода.

— Если в том смысле, что и у меня будет столько же войск и техники, сколько имеется у него, — с удовольствием.

— Бери его себе со всеми потрохами, только побудь в его роли хоть несколько минут.

— Уговорили.

— Очень хорошо. — Командующий быстро подошел к столу, подвинул к себе карту, взял карандаш. — Ты знаешь, что я начал наступление против тебя и потерпел неудачу. Тебе докладывают, что я начинаю перегруппировывать свои войска. С флангов стягиваю их к центру.

— То есть как? Мы же…

— Что «мы же»? Забываете свою роль, профессор. Вы командуете усиленной армейской группой. За вашими действиями зорко следит фон Клюге и даже командующий группой армий «Центр» фельдмаршал фон Бок. Ясно? Вам доложили о моих действиях. Анализируйте обстановку. Разгадывайте, что я надумал?

— Пока не знаю. У меня мало данных.

— Очень хорошо. Вы даете задание своей разведке. Она проверяет и на следующий день докладывает вам, что русские действительно стягивают силы к центру. Что вы теперь скажете?

— Не поверю.

— Почему?

— Потому, что я, Мизенбах, хорошо знаю своего противника — русского командующего. Он воюет не как рыцарь. Заранее не открывает своих карт. Делает вид, что хочет нанести удар в одном месте, а оказывается…

— Допустим, что это и так. Но факты. Вам каждый час докладывают, что русские концентрируют свои силы в центре. Вы должны на что-то решиться. Решайтесь.