Великая Княгиня Мария Павловна - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: Великая Княгиня Мария Павловна
• Издательство: Издатель Захаров Лицензия ЛР № 065779 от 1 апреля 1998 г
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5–8159–0408–2

Великая княгиня Мария Павловна — дочь греческой принцессы Александры и великого князя Павла Александровича — младшего сына Александра III, двоюродная сестра последнего российского императора. Воспитывалась с братом Дмитрием в семье московского генерал–губернатора вел. князя Сергея Александровича и его жены вел. княгини Елизаветы Федоровны. Ее брат — Дмитрий Павлович — был одним из убийц Распутина. Сама она побывала и шведской герцогиней, и главой дома мод «Китмир» в Париже, и фотографом, и художником, после бегства из большевистской России жила в Лондоне, в Париже, в Америке, в Аргентине, умерла в 1958 году. В эмиграции написала две мемуарные книги — «В России» и «В изгнании» (обе они и составляют эту книгу), которые вызвали неоднозначное отношение и много толков в среде русской эмиграции. Едва ли найдется много особ королевской крови, которые, будучи выброшены в суровую повседневную жизнь, всякий раз находят какой нибудь нетрадиционный выход, — несгибаемость и находчивость Марии Павловны поистине уникальны.

---

Но несмотря на заботливое внимание короля и мою радость видеть Дмитрия, я все же сочла, что лучше будет, если он нанесет визит позднее. С момента въезда в Швецию я следовала иной линии поведения, решив хотя бы на некоторое время забыть о себе, полностью отдаться своим новым обязанностям и найти приятное в новой роли. Присутствие Дмитрия как то отвлекало от намеченного и заставляло меня обратиться к прошлому, а я намеревалась смотреть вперед, в новую жизнь.

После нескольких дней празднования, обедов, приемов мы отправились в поездку по стране, Дмитрий сопровождал нас. Мой муж как герцог Сёдерманландский имел небольшой загородный дворец в двух часах езды на поезде от Стокгольма. Здесь нас ожидала торжественная встреча, вся провинция вышла приветствовать своего герцога и его жену. Мы уже безумно устали от всех этих приемов, это оказалось самым трудным. Целыми днями в парке было полно людей, они смотрели в окна нижнего этажа вдоль всего дома. Нам и есть приходилось на публике, словно мы находились в витрине: в столовой было три больших окна и застекленная веранда.

Через несколько дней Дмитрий вернулся в Россию. Мы с мужем остались одни, не считая баронессу Фалькенберг и капитана Клеркера, адъютанта мужа.

Можно было наслаждаться покоем после всех волнений свадебного путешествия и прибытия в Швецию. Баронесса и капитан тактично оставляли нас наедине. Остается предположить, что они времени зря не теряли, поскольку вскоре тоже отпраздновали свадьбу.

Мне было довольно скучно. Я очень тосковала по родине. Летом приехал мой юный дядя принц Кристофер и провел у нас несколько дней. Очень живой и веселый, он скрасил мне жизнь, я жалела, когда он уезжал. А осенью, как и было обещано, вновь приехал Дмитрий, и мы отправились в круиз на паруснике среди островов вдоль побережья Швеции. Днем мы плыли, а вечерами бросали якорь в какой нибудь маленькой гавани или высаживались где нибудь на острове, часто необитаемом, купались между скал, готовили еду на костре. Мы славно провели те недели.

На следующую осень Дмитрий приехал снова, и мы опять совершили путешествие на яхте. Мне нравилась такая жизнь, простая, спокойная, без всяких условностей. Иногда я сама вставала к рулю, и принц учил меня вождению яхты. Команда состояла из трех человек и был еще стюард, который убирал каюты и готовил еду. Мне приходилось управляться без горничной, и я вспоминаю, как мучилась со своими волосами, которые никак не удавалось привести в порядок. В конце концов я придумала выход: заказала себе парик!

Но с париком оказалось еще сложнее, чем с собственными волосами, поскольку я не умела делать прическу. Начать с того, что его нужно было расчесывать, а это занятие не из легких: уверяю вас, парик расчесать труднее, чем спутавшиеся волосы на голове. Как я ни старалась, он всегда походил на разметавшийся стог. Каждое утро, устав бороться с ним в своей каюте, я в растрепанном виде поднималась на палубу с париком в руках, и здесь, усевшись где нибудь и не обращая внимание на поддразнивание, принималась бороться с ним. Расчесав парик, я пыталась пристроить его так, чтобы он закрыл мои волосы, но не так то просто было этого достичь, всегда несколько прядей выбивались. Голова от парика становилась такой большой, что на нее не налезала шляпа. А кроме того, под париком голове было жарко. Сколько же мне это доставило неприятностей!

Спустя десять дней мы вернулись в Стенхаммер, и Дмитрий уехал в Россию. В октябре мы покинули загородный дом и переехали во дворец в Стокгольме. Комнаты, которые мы занимали, были большими и темными, с великолепной обстановкой, которой было недостаточно, чтобы их заполнить, и со стенами, увешанными старыми гобеленами.

2

Той осенью я узнала, что у меня будет ребенок, и хотя физически чувствовала себя хорошо, пребывала в растрепанных чувствах, впала в хандру. Принц после перерыва вернулся к исполнению своих обязанностей в генеральном штабе военно–морских сил, и я видела его только вечерами. Праздность и одиночество угнетали меня. Я занималась вышиванием, пыталась читать, но, поскольку образование мое было весьма поверхностным, из чтения я ничего не извлекала. Я не была приучена к серьезным книгам и систематическому изучению выбранной темы. Во мне не был пробужден дух изыскания, анализа и способности сравнения. Я жила в окружении традиций и воспоминаний о великих временах, не осознавая их и не идентифицируя себя с ними. История Швеции, дворец, музей, коллекции предоставляли широкие возможности, но я даже не помышляла об этом.

Я подумывала о занятиях благотворительностью. Это всегда было главным делом тети Эллы и ее окружения. Но, похоже было, здесь, в Швеции, в такой помощи никто не нуждался. Все было замечательно организовано, и мне свои силы приложить было некуда.

Хотя мое здоровье не давало малейшей причины для беспокойства, мы почти не бывали в обществе, а меня окружили такой заботой и такими мерами предосторожности, что в конце концов я сама поверила в собственную слабость.

Прошла зима. Я страстно желала присутствия рядом кого нибудь из близких, горько сожалея, что у меня нет матери. Тетя Элла отказалась приехать ко мне, она была поглощена созданием женской общины и не могла, написала она, обходиться без своего дела.

Наступило время родов. Боли начались вечером, но все же ночью я смогла поспать. Утром моя невестка кронпринцесса (дочь герцога Коннахта, она умерла в 1922 году) пришла навестить меня и оставалась со мной весь день. Мы вместе провели эти долгие часы страдания, и когда ночью я наконец разрешилась от бремени сыном, именно она накладывала мне на лицо смоченную хлороформом маску.

Согласно обычаям шведского двора новорожденный был торжественно представлен королем членам правительства и высшим сановникам двора. Я не могу точно вспомнить, происходило это той же ночью или утром следующего дня, но в памяти отчетливо сохранилась картина, как мой конюший и баронесса Фалькенберг, оба в полном парадном одеянии, забирают у меня с постели ребенка, чтобы нести его к королю.

Как только я оправилась после родов, сына окрестили в одном из залов дворца. Я так надеялась, что кто нибудь из членов моей семьи примет участие в церемонии, но этого не произошло. Только бывшая гувернантка мадемуазель Элен приехала из России, чтобы присутствовать при крещении. Я утешала себя тем, что в июне российский император с супругой должны нанести ответный визит шведскому двору.

Они прибыли на своей яхте в сопровождении эскорта из флотилии военных кораблей. Стокгольм был расцвечен флагами двух стран. Мы поднялись к ним на яхту, чтобы встретить их и сопроводить на берег. Их приезд имел для меня особое значение, они воплощали для меня Россию, о которой я страстно мечтала, находясь вдали от нее. А потому я с воодушевлением встречала своих монархов, и от их сердечности вновь ощутила себя — как они в шутку обычно называли меня — их «старшей дочерью».

Но судьба была так безжалостна, что омрачила даже эту радость вторжением насилия и смерти. Императора и императрицу восторженно встретили на берегу, великолепными празднествами был отмечен их визит, но когда высоких гостей доставили во дворец, после официального обеда, спрятавшийся злоумышленник выстрелил из револьвера в шведского генерала. Он был смертельно ранен и вскоре умер. Мотив этого преступления остался нераскрытым, быть может, убийца ошибочно принял шведа за русского сановника. Столетиями в Швеции не происходило ничего подобного. Все были потрясены, а я потеряла покой, опасаясь за жизнь наших гостей до их отбытия.

Вскоре после этого мой муж отправился на два месяца в плавание. Вот и еще одной разлукой стало больше. Мне нужно было привыкать обходиться без него, самостоятельно организовывать свою жизнь. Все реже и реже мы теперь бывали вместе.

Я с трудом пыталась завести друзей. Меня тянуло к людям, от которых прежде я была отгорожена. Мне казалось, что от близкого знакомства с ними я смогу больше узнать о жизни и как противостоять ей. Я была очень молода и очень самоуверенна, тогда я еще не понимала, какой помехой для свободного общения с людьми станет великокняжеское воспитание, унаследованные черты и привычки.

«Курицы не могут научиться летать, а орлы — разговаривать, как попугаи». Принцы царствующих фамилий — это особый разряд людей, которых веками взращивали во дворцах, отгораживая от реальности, строго приглядывая, ограничивая условностями, обрекая жить среди своих мечтаний и иллюзий. Мы чужды этому миру и его нуждам, а потому обречены на уничтожение и забвение.

Меня, приехавшую из России, несколько удивляло отношение народа Швеции к королевской семье. Они, казалось, смотрели на нас с любовью, но воспринимали скорее как больших детей, любимых детей, чья жизнь, интересы и владения составляли свой особый мир, великолепный, волнующий и необходимый для красоты и полноты картины мира как такового. Любопытство, которое в Швеции вызывало каждое наше действие, даже самое незначительное, несомненно, было частью этой психологии толпы. Вся нация наслаждалась спектаклем. Наши характерные черты, хорошие и плохие, обсуждались с разных сторон безо всякого недоброжелательства, с добродушною усмешкой, как взрослые толкуют о выходках своих детей.