Федор Раззаков - Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации. Их любят, о них говорят

• Название: Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации. Их любят, о них говорят
• Автор: Федор Раззаков
• Издательство: ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-04-002724-9

Герои этой книги известны каждому жителю нашей страны. Многие их давно превратились в легенду отечественного кино, эстрады, спорта. Но все ли мы знаем о них? Факты творческой биографии, жизненные перипетии наших звезд, представленные в этой книге, сродниувлекательному роману о блистательных представлениях нашей эпохи.

---

Рассказывает М. Кононов: «Что касается актерской профессии, в последнее время мне всякие роли предлагают. Но качество, да и все в мире кино и театра настолько убого…

Я когда-то снимался в картинах такого плана, которые сейчас называют «мыльными операми». «Большую перемену» я считаю «мыльной оперой».

Но сегодня «мыльная опера» — это что-то настолько скользкое, противное и вонючее! В это мыло явно что-то нехорошее подмешивают…

Однажды на одной из кинопроб я даже разрыдался. Все решили, что это я так в образ вхожу. А я рыдал от ужаса перед сегодняшним кино и телевидением. И от роли отказался, хотя деньги предлагали большие. Нельзя с этим выходить на зрителя. Искусство должно быть оптимистичным…»

Еще в 70-е годы Кононов и его жена Наташа приобрели домик в деревне Власово под Орехово-Зуевом и жили как бы на два дома: в Москве, в районе метро «Белорусская», и в деревне. Однако жизнь в деревне была не слишком радостной в силу того, что соседи Кононовым попались не очень доброжелательные. Поэтому в конце 80-х они продали и дом во Власове, и московскую кооперативную квартиру и купили дом в подмосковных Бутырках (Истринский район). Правда, справить достойно новоселье они смогли не сразу — очень долго шел ремонт дома-развалюхи постройки еще прошлого века. Восемь лет Кононовы выбивали стройматериалы и все эти годы жили, можно сказать, прямо на стройке. Однажды, во время ремонта, обвалилась стена, которая выходит на деревенскую улицу. И Кононов с женой, находясь в доме, оказались словно в театральной декорации. Слава Богу, что обвал произошел летом!

Новоселье Кононовы справили в конце 94-го. Хозяйство у них было небольшое, но добротное: 24 курицы, петух-террорист (так его называли односельчане за крутой нрав), поросенок (подарок знакомого фермера). В интервью газете «Неделя» в ноябре 1993 года Кононов так рассказывал о своем деревенском житье-бытье:

«Мы ведем размеренную жизнь. Подъем — около шести утра, и сразу — бесконечные заботы. Правда, вечерами засиживаемся допоздна — типично городская привычка. Соседи нам говорят: хорошо, что у вас полночи свет горит, — на душе спокойнее. Правда, когда пьющий тракторист сшибает очередной столб и на несколько дней свет выключается, приходится долгие вечера сидеть при свечах, керосиновых лампах и без всякой информации.

А вообще это обычная подмосковная деревня, и у меня обычная крестьянская жизнь. Я все хлебаю полными ложками — как остальные местные жители. Масса серьезных проблем. Особенно когда нет посевного материала, нет комбикорма, чтобы прокормить свинюшку или кур. Пока натиск этих проблем я выдерживаю. Другое дело, насколько меня хватит: годы-то идут, и, честно говоря, становится все тяжелее.

Сейчас разоряют многие деревни, сжигают усадьбы. Все это не может не тревожить. Идет беспредел. Дикость какая-то.

Нам, деревенским, даже приходится обороняться от приезжих грабителей…»

На вопрос о своих творческих планах Кононов ответил так:

«Лично у меня сейчас полоса отгороженности от всего. Я потерял многих друзей. Живу довольно замкнуто. И свято чту то, что сделало в кино мое поколение. А у нас было потрясающее поколение! Люди, которые любили истинное искусство и в служении ему порой отдавали свои жизни. Они не зарабатывали больших денег, да и не стремились к этому. Наше поколение — это поколение Владимира Высоцкого, Олега Даля. Мы все имеем одни идеалы, устремления…

А нынешнее поколение… Я не вижу ни одного молодого режиссера, у которого хотел бы сняться. Клянусь, не вижу. Да, они работают профессионально, у них все точно рассчитано. Но нет главного — души. Их фильмы меня не трогают, не задевают. Все выхолощено, понимаете?

То же самое в актерской профессии. Вроде бы все делается правильно. Правильно плачут и смеются. Но, как говорили наши педагоги, внутренний актерский порыв должен переброситься через рампу или через экран — к зрителю. Иначе ты хоть залейся слезами, хоть обхохочись, а зрителю не будет ни грустно, ни смешно, и душа его будет молчать. Вот этот «переброс» сейчас бывает крайне редко…»

В 1996 году Кононов внезапно решил переквалифицироваться в тележурналиста. Он задумал снимать небольшие очерки, и за эту его идею ухватились на Московском телеканале, в программе «Подмосковье». Несколько таких очерков вскоре вышли в эфир, однако затем дело застопорилось.

Как и многие его коллеги, Кононов в те годы не избежал и участия в политике. Одно время входил в блок КЕДР, затем записался в активные сторонники Александра Лебедя. В одном из тогдашних интервью актер так объяснял свои политические пристрастия: «Это не было слабостью. Была лишь попытка разобраться в людях. Это мои исследования людей на сегодняшнем этапе. Завтра я могу быть даже с Брынцаловым, разговаривать, общаться, пробовать понять его, узнать, что он на самом деле представляет собой. Люди ведь играют в жизнь…

А люди искусства, на мой взгляд, идут в политику от нужды, от растерянности, но не от того, что исчерпали себя. Я сейчас сам в растерянности. Но ищу себя, ищу в новой ипостаси…»

Однако в начале 1998 года деревенская жизнь Кононову наскучила, и он вновь перебрался в Москву. Постоянной работы в столице у него не было, поэтому некогда знаменитому актеру пришлось какое-то время перебиваться случайными заработками. Он даже в рекламе тогда снялся (рекламировал продукцию кондитерской фабрики «Россия»). Затем устроился на должность руководителя службы маркетинга в фирме по распространению печати. (Кстати, режиссер Алексей Коренев в последние годы перед смертью вынужден был тоже оставить кинематограф и продавал газеты в метро.)

Из интервью М. Кононова: «Царствуют сегодня люди, которых никогда прежде и на порог-то не пустили бы, тем более на экран. Нам за то, что теперь иной раз делают актеры, двойки в институте ставили, считали профнепригодными, а их гениями называют. В свое время, когда еще в театре работал, я встречал актеров и режиссеров с даром Божьим, что называется. Они не были кичливы, не ходили в гениальных. А тут кто-нибудь сделает едва одну картину и пузырится так, что думаешь: Господи, нельзя же такой пеной исходить. Это как маленький мальчик пукнет в детской кроватке, а мама вскрикнет: «Ой, как хорошо! Ты мой сладенький!» Так и тут. Пук! А все кричат: «Как гениально! Какая перспектива открывается!» Тем самым оказывается медвежья услуга этим молодым людям. Искусство — тяжелая борьба, вечное преодоление материала, самого себя, окружающих. Когда этого нет, то и на экране ничего не получается. Все подделка, туфта, вата. Хотя страна наша большая. Должен же кто-то из миллионов сделать что-то стоящее. Понравился мне фильм «Брат» Алексея Балабанова. Хотел бы я у такого режиссера сниматься. Человеческое что-то в нем осталось, чувствуется это. Сразу вспоминаешь старых мастеров «Ленфильма»…

Даже ведущие наши режиссеры стараются подражать, угодить кому-то, продают себя, свое лицо, ту культуру, за которую их в свое время ценили. Я тоже могу задействоваться везде, на экране мелькать до бесконечности, по фестивалям разъезжать. Но это же убогость! Определенная группа людей делает на фестивалях бизнес, давая какие-то крохи актерам, словно подачки. А актерам нравятся застолья. Но разве это дело? Требуется тишина после работы, отдых и покой, а не тусовка. Это от нужды великой актеры ввергают себя в публичный водоворот. Многие настоящие артисты, такие, как Любшин, Мягков, в загоне…»

Николай ГУБЕНКО

Николай Губенко родился 18 августа 1941 года в Одессе. Его отец был старшим лейтенантом, служил бортмехаником тяжелого бомбардировщика «ТБ-3». Он ушел на фронт в июле 41-го и через год погиб в воздушном бою под Луганском.

Мать Губенко до войны работала главным конструктором одесского крекинг-завода. С началом войны осталась с четырьмя детьми на руках (три девочки и мальчик) и ждала пятого — Николая. Родила она его в одесских катакомбах, где вместе с детьми и родственниками пряталась от налетов фашистской авиации. Когда фашисты вошли в город, Матери Губенко предложили работать в городской комендатуре (она хорошо знала немецкий язык), но она отказалась. И немецко-румынские оккупанты повесили женщину.

После гибели родителей сирот разобрали соседи, дали им новые фамилии. Однако младший — Коля — остался с дедом (маминым отцом) и бабкой. Дед был простым человеком, имел золотые руки — работал столяром, кровельщиком и этим зарабатывал на жизнь. Однако, несмотря на все его старания, жили они очень тяжело, едва сводили концы с концами. В 1947 году дед нацепил на грудь Георгиевский крест и отправился с внуком в военкомат. Войдя в кабинет военкома, дед с порога сообщил, что его внук — сын погибшего офицера, и попросил взять его в военную спецшколу (такие в те годы открывались по всей стране). А чтобы военком не сомневался в способностях мальчишки, дед поставил внука на стул и попросил прочитать какое-нибудь стихотворение. И шестилетний Коля громко продекламировал отрывок из «Бородина» Лермонтова: «Скажика, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, французу отдана?» Послушав мальчишку, военком определил его в 5-й детский дом, где Коля впервые в жизни попробовал сказочно вкусного борща со сметаной. Чуть позже его определили в Суворовское училище с преподаванием в старших классах ряда предметов на английском языке. Это был этакий мужской монастырь на 250 мальчиков, в котором готовили кадры будущих офицеров-переводчиков, студентов Военного института иностранных языков. Однако, как показало будущее, Губенко была уготована совершенно иная судьба.