Сьюзен Зонтаг - Любовница вулкана

• Название: Любовница вулкана
• Автор: Сьюзен Зонтаг
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-31852-0

Британский посол в Неаполе Уильям Гамильтон, страстный коллекционер и поклонник красоты, получает главное сокровище своей жизни — бывшую любовницу племянника, прекрасную Эмму. Подняв ее со дна общества в высший свет, он, подобно Пигмалиону, превращает свою вульгарную Галатею в настоящее произведение искусства. Но появляется Герой, несгибаемый и загадочный, — прославленный адмирал Нельсон…

Знаменитый любовный треугольник. Общество восемнадцатого века без прикрас, роскошь и грязь аристократии, извержение революции и буйство страсти — самый неоднозначный эпизод европейской истории во всемирно известном романе Сьюзен Зонтаг «Любовница вулкана».

---

Моя обожаемая женушка, пишет Герой жене Кавалера. Расставание с тобой так невыносимо, от меня словно бы оторвали кусок. Так тяжело, я не могу поднять головы.

В феврале Герой получил трехдневный отпуск и навестил дочь на Литл-Тичфилд-стрит. Он плакал, когда взял малютку на руки и прижал к груди. Когда он уезжал на корабль, они плакали вместе.

Она всегда хотела рассказать ему о своей другой дочери, которой было уже девятнадцать и которой она дала собственное имя. Но подходящего момента как-то не нашлось, а теперь было слишком поздно. Первая дочь — это она сама, а эта малышка носила имя Героя, с женским окончанием «я». Так что крошечный младенец считался ее единственным ребенком.

Стоило Кавалеру уехать куда-нибудь с Чарльзом, как она тут же приказывала привезти девочку с Литл-Тичфилд-стрит. Она снова забиралась в постель и спала рядом с дочерью. Как мило с его стороны, что он никогда не упоминает о ребенке, она так ему за это благодарна. Ведь мог бы попрекать ее. Нет, он не станет. Когда Кавалер вернется, мать стукнет ей в дверь. Не хочу навязывать ему чужого ребенка, говорила она себе. На самом же деле она не хотела делить с ним этого ребенка, но когда-нибудь… конечно, уже скоро… когда он… и она уже не будет… тогда ребенка больше не придется отсылать!

* * *

Кавалер попрекал жену только за расточительность — за бесконечные траты на развлечения, например, и в особенности за счет на четыреста фунтов от виноторговца. Но она была не только расточительна, но и нерасчетлива. Она сама вызвалась продать все, что получила от королевы, и бриллиантовое колье, которое Кавалер много лет назад подарил ей на день рождения, и все остальные украшения. Лондонский ювелирный рынок был перенасыщен бриллиантами (слишком много нищих французских эмигрантов-аристократов пыталось продать здесь свои драгоценности); то, что в Италии могло бы принести тридцать тысяч фунтов, здесь ушло за двадцатую часть этой суммы. Но зато хватило денег на то, чтобы обставить дом на Пикадилли.

Теперь Кавалеру ничего не оставалось, как продать свои сокровища.

Список он составил два с половиной года назад, еще в прошлой жизни, перед отъездом из Неаполя. Те немногие из картин, которые были распакованы и украшали стены дома на Пикадилли, запаковали снова, после чего четырнадцать ящиков с произведениями живописи и прочие вещи отправились к аукционеру.

Трудно бывает выбирать. Оставлю это, но отдам то. Нет, это я отдать не могу. Это трудно.

Но, как только вы решаете расстаться со всем сразу, вам уже не трудно. Наоборот, вы чувствуете себя легко, бесшабашно. Важно ничего себе не оставлять.

Коллекция, в идеале, покупается предмет за предметом — так больше удовольствия, — но продавать ее таким образом предельно неприятно. Вместо долгого умирания от тысячи ран — один четкий, фатальный удар. Когда мистер Кристи прислал Кавалеру отчет о результатах торгов первых двух дней, полностью посвященных продаже его картин, он едва взглянул на цифры. Он не хотел знать, что Веронезе и Рубенс ушли за большую цену, чем он ожидал, а Тициан и Каналетто — за меньшую. Главное, что в целом он получил за них гораздо больше, чем заплатил, почти шесть тысяч фунтов.

Герой, несмотря на то что находился в море, велел своему агенту выкупить две из пятнадцати картин с изображением жены Кавалера. Соглашайтесь на любую цену. Они должны быть моими. И жене Кавалера: так и вижу на тебе табличку «продается». Как он может, как он может расстаться с твоими портретами? Как подумаю, что они достанутся невесть кому… Как бы я хотел купить их все! Больше всего Герой желал бы приобрести сладострастную Ариадну Виже-Лебрен, но, к несчастью, этой картины никогда не было в коллекции Кавалера.

Следующие два дня торгов в начале мая принесли еще три тысячи фунтов. Тогда Кавалер составил завещание — такое, какое всегда собирался составить, — он не видел причин менять что бы то ни было. И почувствовал облегчение, будто сбросил с плеч тяжелую ношу.

* * *

И что носить дома, в том доме, о котором ты всегда мечтал, в настоящем доме — загородном поместье, на ферме, с ручьем, пробегающим по твоей земле?

Простой черный костюм — даже за парадным столом. А при обходе владений, осматривая скот, приглядывая за обрезкой деревьев, — мятую шляпу и наброшенное на плечи полосатое коричневое пальто.

Несмотря на летнюю панику, ожидаемое вторжение флота Наполеона в воды Канала так и не состоялось. Герой направил в Адмиралтейство еще одно письмо. Нижайше прошу разрешения сойти на берег, ибо мне необходим отпуск. Он обратился к жене Кавалера с просьбой присмотреть дом, где он мог бы поселиться по возвращении, предположительно в октябре. Она нашла поместье с двухэтажным домом в неиспорченном цивилизацией пригороде Суррея, всего в часе езды от Вестминстерского моста. Друзья Героя считали, что кирпичный дом прошлого века и размеры угодий чересчур скромны и чересчур дороги — девять тысяч фунтов, — но, несмотря на это, Герой занял денег на покупку и попросил жену Кавалера подготовить дом к его приезду. Они с матерью занялись обустройством. Надо, чтобы дом был очень красивым, надо оштукатурить его, покрасить, повесить зеркала, расставить мебель (здесь будет все, и рояль, и флаги, и трофеи, и картины, и фарфор в честь побед Героя). Дом должен отвечать современным требованиям: она велела установить пять ватерклозетов и новомодные плиты на кухне. И он должен быть похож на ферму, с овчарнями, свинарниками и курятниками.

Офцы и свиньи и куры также забавны как королевский двор в Неаполе, пишет она Герою. Надеюсь я тебя неочень утомляю этими подробностими.

Моя драгоценная, ответил Герой, мне больше по сердцу твои разговоры о свиньях и курах, простынях и полотенцах, солонках и суповых ложках, плотниках и обивщиках, чем любые речи в палате лордов, ибо нет такой темы, которой, благодаря уму и красноречию, ты не могла бы придать живейшего интереса. Я согласен на африканских попугаев на веранде. Заверь Фатиму, что к ее крещению я постараюсь быть дома. Пожалуйста, не забудь распорядиться, чтобы мистер Морли протянул по берегам ручья и на мосту сетку, чтобы наша дочь, когда приедет к нам, не упала, упаси бог, в воду. Будь так добра, не забывай, что я не хочу в своем доме ничего, что не является моей собственностью. Рассказывай обо всем, что вы с миссис Кэдоган делаете. Ты пишешь о нашем рае. Не знаю, как я смогу дольше выносить разлуку с тобой. Победитель жаждет вернуться и снова стать Побежденным.

Когда Герой вернется, жена Кавалера и ее мать будут постоянно жить в Суррее, поэтому у Кавалера, хотя он по-прежнему снимает дом в Лондоне, нет иного выбора, кроме как поселиться там с ними. О нем не забыли. Ручей, переименованный женой в Нил, заселили для него рыбой. Но ему не разрешили взять из лондонского дома книги и французского повара. Жена сказала, что в его распоряжении будут библиотека и слуги Героя. Он не мог объяснить, зачем ему французский повар. Но он устал расставаться с вещами.

Вы отдаете это, это и то. И всегда остается что-то еще.

Как-то после целого дня, проведенного в Уондле на рыбалке, Кавалер остановился отдохнуть в гостинице, и с козел его кареты украли покрышку. Выйдя, Кавалер сразу увидел, что ее нет. Форейтор дремал. На глаза Кавалера навернулись слезы. По дороге домой он не мог думать ни о чем другом. Вернувшись, он, как только смог завладеть вниманием жены, тут же рассказал ей о происшествии. Она ответила: ой, да их все время крадут.

Из-за того, что его так взволновала потеря куска ткани, Кавалер почувствовал себя очень глупо. Стоимость покрышки невелика. Но дело не в деньгах. Иногда привязываешься к вещам, которые вообще ничего не стоят. Иногда, особенно если ты стар, именно к таким вещам и привязываешься больше всего. Потеря ручки, булавки или ленточки причиняет боль, боль неизбывную. Он настоял на том, чтобы подать в газету объявление о пропаже покрышки.

Пустая трата денег, сказала жена. Это же не бриллиант, который мы потеряли в Дрездене.

«С козел кареты джентльмена утеряна покрышка, малиновая с бело-голубой вышивкой, отороченная белым шелковым кружевом».

Ее не вернут, сказала жена Кавалера.

И ее, конечно, не вернули. Но она часто ему снилась. Пожалуй, эта утрата подействовала на него больше, чем утрата всего остального, с чем за последнее время пришлось расстаться.

* * *

Лежать в постели, отдаться во власть невероятной слабости, плыть между сном и явью, вспоминать прошлое, не думать ни о чем и думать обо всем, видеть склоняющиеся над тобой встревоженные лица — вот моя жена, вот ее мать. Кто-то прикладывает к его губам влажный платок. Что это за странное сипение? Кому-то здесь трудно дышать.

Приходится идти по каким-то бесконечным переходам, пока наконец он не осознает, что ноги больше не слушаются. У него остались неоконченные дела. Сейчас весна, и окно открыто, и слышатся голоса. Ему задают так много вопросов. Как вы, как вы себя чувствуете, вам лучше? Но они, конечно же, не ждут от него ответа? Не может ведь он сказать, хоть и собирался, что ему надо помочиться. И тем более не скажет, что простыня мокрая. Они могут рассердиться. А он хочет, чтобы их лица оставались такими же, как сейчас, улыбающимися, внимательными — ее лицо, его лицо. Они держат его руки в своих. Какие теплые у них руки. Они поднимают его. Он слышит шелест ткани. Вот, слева, его жена. Он чувствует ее грудь. А вот, с другой стороны, его друг. Держит его левой рукой. Надеюсь, я не слишком тяжел для них. В груди, где была такая боль, теперь огромная, гулкая пустота.