Александр Эсаулов - Хозяин Зоны

• Название: Хозяин Зоны
• Автор: Александр Эсаулов
• Издательство: Книжный клуб "Клуб семейного досуга"
• Жанр: Классический детектив
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9910-0349-0, 978-966-343-877-1

Чернобыльские события оставили след в судьбах многих наших современников. Автор романа «Хозяин Зоны» оказался в эпицентре трагедии, поэтому не с чужих слов знает о том, что и как происходило в 1986-м. Однако в первую очередь его волнуют нравственные вопросы. Кому мы вверяем судьбу своей страны, своих детей? Что ожидает нас в будущем? Смогут ли люди, облеченные властью, распорядиться ею по совести?..

---

Как там у вас? Как учатся сестрички? Как мама? Как у папы на работе? Пишите мне чаще. Если можно, каждую неделю, а то я без вас очень скучаю. Всех целую.

Петя».

Отец аккуратно сложил письмо и засунул в конверт.

— Положи к остальным, — сказал он, протягивая его жене.

Но письмо взяла Маруся и тут же умчалась в комнату, только ее и видели. Тысевич, проводив ее взглядом, улыбнулся. Он не сомневался, что дочка сядет в уголке и еще раза два перечитает коротенькое письмецо.

После ужина хотелось полежать, да не давало хозяйство. Хлопоча вокруг коровы, он снова вспомнил главную сегодняшнюю новость — арест директора лесхоззага. Последний раз он видел Лыскова-Мельникова в горсовете. Высокий, плотный, в военном френче, обритый наголо, директор казался шумным и уверенным в себе, говорил громко, энергично взмахивая рукой, как будто рубил ладонью дрова. Тышкевич уже не помнил, о чем говорил тогда Лысков, в памяти остался только голос: непоколебимо уверенный и непримиримый. И вот… Враг народа…

* * *

— Садитесь, Лысков. Назовите свою фамилию, имя и отчество.

— Товарищ следователь…

— Какой я тебе, на хрен, товарищ! Контра недобитая! Я для тебя, гад недорезанный, гражданин следователь! Понял? Назовешь еще раз товарищем, яйца оторву! Усек?

— Усек, т… гражданин следователь.

— Вот и славно. Фамилия, имя, отчество?

— Лысков-Мельников Григорий Иванович.

— Когда и где появился на свет?

— Что?

— Дата и место рождения! Еще раз переспросишь, дам в морду! Слушай внимательно! Вражина…

— Тов… Гражданин следователь, я не враг, это ошибка! Это ужасная ошибка! Да я за советскую власть… Я в гражданку… Вместе с Примаковым…[3] Я же с червонными казаками…

— Очень интересно. А насчет Примакова мы отдельно поговорим. Выясним, был ли ты с ним знаком, какие поручения выполнял. И почему о твоем знакомстве с Примаковым нигде ничего не сказано.

Лысков почувствовал, как внутри у него похолодело. Он понял, что ляпнул лишнее. Примаков был расстрелян в июне прошлого года вместе с Тухачевским, Путной и другими военными командирами самого высокого ранга. Раньше он гордился своим знакомством с Примаковым, но с прошлого года никогда и нигде об этом не упоминал. Вот времечко пришло! Не знаешь, о чем можно говорить, а что надо хранить за семью печатями. Лучше уж просто молчать.

— Гражданин следователь, вы меня не так…

— Слушай, Лысков! Заткнись и отвечай на вопросы! Еще раз застонешь, честное слово, получишь в морду! У меня тут воз работы, а ты меня тормозишь. Усек? Дата и место рождения?

Перо, стукнув о дно чернильницы, снова легонько заскрипело.

— Место жительства? Профессия? Кем работаешь? Так… Паспорт… Происхождение? Социальное положение? До революции? А после? Служащий… Интеллигенты хреновы! Расплодились, сволочи в очках… Всех вас, интеллигентов, надо к стенке! Грамотные шибко! Национальность? Член ВКП(б)? Да на хрен вы такие партии нужны? Беспартийный ты, усек?

— Не вы мне, гражданин следователь, партбилет вручали, не вам и…

— …его отбирать? Вот тут ты, вражина, ошибаешься! С того самого мгновения, как тебя арестовали, ты уже не член партии, потому как коммунисты в тюрьме сидеть не могут. Ведь кто такие коммунисты? Это передовая часть рабочего класса и трудящегося крестьянства. Передовая, понял?! А разве передовая часть может сидеть в тюрьме? Никак не может! В тюрьме может сидеть только задняя часть! Так что ты уже беспартийный, а значит, не передовая часть, а задняя. И самое что ни на есть подходящее место для тебя — тюрьма! Та-а-ак… Репрессиям подвергался? Не подвергался? А зря! Тебя бы, вражину, давно надо было к стенке. Еще с Примаковым дружбу водил… Может, и с Путной тоже? Или еще повыше, с Тухачевским, например? Ой, как интересно может получиться! А родственники? Не подвергались… Родственники за границей? У жены? Нет… Вот что, Лысков, сейчас ты вернешься в камеру и очень хорошо подумаешь. Очень хорошо, усек? А подумаешь ты о том, что и как ты мне на допросе будешь рассказывать.

— Мне не о чем рассказывать, гражданин следователь. Я честный человек и все о себе написал в автобиографии. Возьмите в райкоме партии мое личное дело…

— Ах ты, гад! Имей в виду, у каждого есть что рассказать мне в сокровенной беседе! И методы, чтобы ты был откровенным, у меня отработаны! Так что готовься раскрыть мне секреты своей шпионской работы. На кого шпионил, с кем шпионил, с какого времени и тому подобное. И имей в виду, Лысков, насчет методов я не шучу.

— Гражданин следователь! Я считаю, что здесь допущена страшная ошибка. Я требую, чтобы мне дали бумагу и ручку. Я хочу написать заявление на имя прокурора Кадаубинского. Пусть прокуратура разберется…

— Ха! Ты же грамотный, директор? Читай, чья подпись? Следователь протянул Лыскову половинку листа.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ[4]

4 марта 1938 года г. Изяслав.

Прокурор Изяславского района Кадаубинский, рассмотрев материал, представленный Изяславским райотделом НКВД на гр-на Лыскова-Мельникова Василия Михайловича, 1883 года рождения, уроженец г. Шепетовка Каменец-Подольской области, житель г. Изяслав, директор Шепетовского лесхоззага, член ВКП(б) с 1917 года, и выяснив, что в материалах дела имеется достаточно данных о том, что он является причастным к шпионской, контрреволюционно-повстанческой деятельности, т. е. в преступлениях, предусмотренных ст. 54–10 и 54–6 УК УССР, ПОСТАНОВИЛ

Мерой пресечения в отношении обвиняемого Лыскова-Мельникова Василия Михайловича избрать содержание под стражей в тюрьме Шепетовского горотдела НКВД г. Шепетовка.

Прокурор Кадаубинский.

— Ну так что, давать бумагу? Будешь писать жалобу Кадаубинскому? Конвой! В камеру его! И тащите следующего… Как там его…

Глава 2 Деревня Синиловцы Просницкого района Кировской области. Март 1938 г.

— А ну, поддай, сынок! Плесни на каменку! Что-то похолодало.

— Да что ты, тятя. Я и так вздохнуть не могу, сейчас под полок залезу!

— Давай, давай! Салага…

— Тятя, какой же я салага? Училище закончил, а ты «салага»…

— А салага и есть! Ох, хорошо!

Сын плеснул на каменку ковш горячей воды, настоянной на травах. В бане запахло мятой и еще чем-то пряным. Отец блаженно растянулся на полке и стал хлестать себя березовым веником.

— Ах-х-х! — вскрикнул Иван, которого все домашние звали Венькой, и, отпрыгнув в сторону от клубов обжигающего пара, присел на пол, чтобы перевести дух.

— Тятя, ты ж обваришься! Чистое самоубийство!

— Я и говорю — салага, а ты — училище, училище… Хорошо-то как! Давай на полок! Когда еще в родительской баньке попаришься? Чай, на Украине и бань-то нет? Есть там бани?

— Да кто его знает? Нешто люди грязные ходят? Моются ведь где-то…

— Ой, Венька, и дурак же ты! Разве в бане моются? В бане грехи смывают! И поэтому после баньки завсегда на душе легче! Двадцать с лишком годков прожил, а ума не нажил. Как ты с врагами народа бороться-то будешь? Тебе такое нешуточное дело доверили, а ты даже не знаешь, для чего баня! Ложись-ка!

Отец натянул на голову войлочную ермолку, окунул веник в воду и стряхнул с него лишнюю воду прямо на каменку, от которой тут же поднялся пар. Отец помахал веником над Венькиной спиной, и уже от одного этого движения сын предупредительно застонал.

— Не стони, не стони, — ухмыльнулся отец, — рановато пока.

Он еще пару раз махнул веником над распаренным телом сына, подгребая обжигающий воздух, и вдруг прижал его к сыновней пояснице.

— Ах! — Венька дернулся, а веник уже пошел плясать по пояснице, остро выпирающим лопаткам, упругой заднице, мускулистым и стройным ногам.

— Ой, тятя! Да ты что? Я ведь живым не выйду отсюда!

— Еще как выйдешь! Не выйдешь, побежишь! Живее всех живых… — Отец продолжал хлестать веником по ребристым бокам.

Венька засунул ладони под живот и закусил губу, чтобы не заорать благим матом, а отец снова и снова поддавал жару, решив, видно, на прощание смыть с сына все грехи: и прошлые, от самого рождения, и будущие, до самой смерти.

Из баньки, наскоро одевшись в холодном предбаннике, они возвращались через огород, мимо колодца, прикрытого крышкой, чтобы вода не заледенела, по узкой тропке между высокими, в метр, сугробами. Было начало марта, зима чуть-чуть попятилась, снег уже не хрустел, как было всего две недели назад, а мягко утаптывался валенками, подшитыми черной кожей. Зашли в ограду и сразу почувствовали, как пахнуло теплом и свежим навозом из коровника. В сенцах ждала мать, которая, увидев, как отец с сыном шли по огороду, выскочила их встретить.

— С легким паром, батюшка. — Она протянула мужу большой деревянный ковш с беловатой жидкостью.

Отец приложился и залпом выпил с пол-литра браги.