Сергей Гомонов - Изгнанник вечности, полная версия

• Название: Изгнанник вечности, полная версия
• Автор: Сергей Гомонов
• Жанр: Научная Фантастика

Фраза-лидер:

«Сам себе и враг, и бог»…

Там, любознательный Путник, обнаружишь ты мир, полный всесильной магии, а также необычных явлений и знаний, носителями которых являются «бессмертные». Там люди при встрече говорили друг другу: «Да не иссякнет солнце в сердце твоем», а прощаясь: «Пусть о тебе думают только хорошее». Там «человек человеку — волк» (читай — друг), но может оказаться и так, что «человек человеку — человек». Не в лучшем смысле этого слова…

И когда человек явил свои пагубные стороны, позволил проявиться лжи, зависти, алчности, мелочности, ревности и беззаконию, явились в наш мир беды… Человек все-таки победил магию: он ее лишился…

Это история о том, как погибал Оритан. О том, как ори тяжело и скорбно искали себе новый дом взамен той ледяной пустыне, в которую превращалась их Колыбель. О том, как они любили и ненавидели, сражались за жизнь и погибали, побеждали и проигрывали.

Они стояли у истоков. Они сотворили наш нынешний мир. Они достойны того, чтобы мы, их потомки, знали о них.

На фоне быстрого угасания двух могущественных миров прошлого — Оритана и Ариноры — на Земле разворачиваются события, связанные с судьбой тринадцатого ученика целителя. Учитель всеми силами старается помочь тому вспомнить и осознать самое себя. Но слишком большое сопротивление со стороны объективной реальности лишь усугубляет ошибки Падшего Ала — того самого тринадцатого ученика, душа которого, однажды расколовшись, воплотилась сразу в трех телах.

Такая же беда произошла и с его попутчицей: отныне она воплощена в двух женщинах, которые… до смерти ненавидят друг друга, и речи о примирении не может и быть!

И остается лишь выяснить: в ком же из воплощений тринадцатого ученика затаился Минотавр — страж лабиринта, попасть в который можно лишь после жуткого испытания?!

КНИГА ПРЕДВАРЯЮЩАЯ ЦИКЛ

Приключения героев продолжатся в наше время в романе

«Душехранитель»

---

На том и разошлись.

* * *

soundtrack - http://samlib.ru/img/g/gomonow_s_j/geometria/within_temptation-pale.mp3

— Мама, что это за летающая звезда?

Танрэй вышла во внутренний дворик и поглядела в небо. Среди россыпи звезд выделялась одна, медленно продвигаясь меж неподвижных соседок. Она была тусклой, и слабеющее с возрастом зрение могло бы ее просто не различить. Однако Танрэй видела не хуже своего шестилетнего сына.

Это были призраки погибшей цивилизации. Еще много веков они будут вращаться по сужающейся орбите над планетой, пока не сгорят в верхних слоях атмосферы или не рухнут на землю, чтобы окончательно рассыпаться прахом.

Коорэ с любопытством следил за полетом.

— Это такие летающие приспособления… Теперь они никому не нужны, — вздохнула женщина. — Они служили тем, кто погиб до того, как ты родился… Погибли в тот самый день…

Он помолчал и сказал:

— А я видел другое, однажды, днем. Оно пролетело низко, прямо над городом, а потом умчалось вон туда, за реку, и растворилось в небе. Мне почему-то казалось, что оттуда на меня смотрят.

Да, Танрэй уже слышала такие разговоры. О непонятных летающих приборах рассказывали пришедшие с ними сюда кхаркхи, называя увиденное небесной колесницей и утверждая, что она совсем не была похожа на орэмашины, которые они встречали не раз еще в Кула-Ори и совершенно к ним привыкли. А вот ей самой увидеть подобное пока не доводилось.

— А ты бы позвал его, — засмеялась Танрэй. — Вдруг это птица, а они ведь тебя слушаются.

— Это была не птица, — серьезно ответил мальчик. — Может быть, если оно появится еще, я смогу его разглядеть поближе.

Она не сомневалась, что Коорэ это умеет. Он умел переносить сознание отдельно от тела — с трудом, но умел, хотя никто его этому не обучал. При желании сын смог бы подселить себя в тело какой-нибудь пичуги и подняться в воздух. Танрэй побаивалась: так можно и не вернуться, — но никогда не ограничивала его в экспериментах.

— Идем спать, сердце мое, — сказала она, беря сына за руку. — Тебе завтра с утра к Кронрэю…

— К Зейтори!

— Нет, Зейтори будет ждать тебя позже, сначала к Кронрэю.

Он зевнул:

— Я хотел бы туда, в небо. Оттуда, наверное, все внизу выглядит совсем по-другому…

— Конечно, птенчик.

— Расскажи мне перед сном об Оритане.

Она часто рассказывала ему о потерянной родине, пела песни, как могла, и он был единственным благодарным слушателем, не сбегавшим после первого же куплета. И, когда мастера стали обучать его своим ремеслам, он схватился за них, как взрослый, а однажды сказал матери, что хочет возродить Оритан и не дать людям забыть о том, кто они такие. Вот бы порадовались Паском и Тессетен, услышав такие речи из уст младенца! А отец… отцу все равно. Это была боль Танрэй, которую она прятала глубоко-глубоко в душе и никогда никому не жаловалась. И лишь мальчик прекрасно чувствовал других людей, он безошибочно угадывал, когда ей было плохо, и точно знал, отчего.

Коорэ засопел, и она ушла к себе, легла в постель, а мысли все лезли в голову, бередя воспоминания — и страшные, и счастливые.

Ал изменился до неузнаваемости. В стране Ин, которую строили по его решению Кронрэй и созидатели, им, бывшим скромным и любознательным ученым, насаждался какой-то странный режим управления, подобный диктату на Ариноре. Ему стал нравиться страх людей, он им насыщался, как насыщается жаждущий родниковой водой. Страх порождал слепую покорность, когда не надо держать ответ, что и для чего ты делаешь. Ты мог ошибаться — и твои ошибки принимались так же безропотно, как всё остальное. Люди сами хотели этого страха, он опьянял их, им хотелось еще и еще. Танрэй видела, что этот ужас перед властью каким-то непостижимым образом рождает в них иллюзию уверенности в завтрашнем дне. Им казалось, что они защищены больше, чем любой иной народ, что это заслуга их лидера. Почему-то на Танрэй гипнотическое влияние мужа не распространялось, и она видела все таким, каким оно было на самом деле — во всей грязи, мерзости и деградации.

Стремительно изменился он и для семьи. Коорэ чувствовал себя чужим для него и не решался лишний раз приблизиться и даже поговорить. Танрэй почти не подпускала мужа к себе на брачное ложе. Она стала брезговать им, однажды узнав о его похождениях с другими женщинами, без разбора — с ори или дикарками. Ей стало казаться, что в постели вместе с ними находится еще множество людей, и от этого ее начинало подташнивать. Ал считал ее холодной и редко настаивал на любви — вернее, на том, что цинично называлось любовью.

Не раз Танрэй привечала какую-нибудь темнокожую брошенную им девку, жалея ее и нерожденного младенца (обрюхатить женщину-ори без ее на то желания было невозможно). Все дикарки жили на половине жены правителя якобы в услужении, но, избавившись от бремени, вскоре теряли совесть — начинали вести себя как хозяйки, могли позволить себе огрызаться на мягкосердечную Танрэй и ее верную Хэтту, вдову ученика Ала. Танрэй терпела, не прогоняла, только просила Хэтту избавить ее от встречи с ними. И вскоре задний двор превратился в интернат для разновозрастных полукровок, подраставших, как трава в саванне — без воспитания и пригляда: мамаши развлекали себя приключениями с местной гвардией, а некоторые делали попытки снова обрести расположение правителя прямо под носом у его супруги. Танрэй старалась заниматься и этими детьми, но сил и времени на всех у нее не хватало. Однажды она в отчаянии схватила мужа за руку и привела в ту часть дома, где жили его прежние любовницы. Ал только усмехнулся, пожал плечами, а потом посоветовал ей не морочить себе голову и прогнать негодяек вместе с их приплодом. Танрэй тогда едва подавила в себе «волну смерти».

Сколько слез впитала ее подушка на громадном, но пустеющем ложе: самой женщине хватило бы и маленького уголка, чтобы всласть выспаться, да вот сон не шел! Сколько раз она корила себя за то, что не проснулась тогда вовремя в повозке и не ушла с тем, к кому на самом деле лежало сердце. Совсем недавно Танрэй наконец поняла, что они не рисковали ничем: после физической близости «куарт» попутчиков наконец объединялись, силы многократно увеличивались — и ничто не было бы им преградой на пути. А сейчас тот маленький отрядик наверняка погиб вместе с их вожаком, ни слуху о них, ни духу. Мысли о том, как могло бы быть, порождали иные мучения. Много лет не испытывавшее настоящей любви, тело ее страдало, и запретить ему желать Танрэй простым велением воли не могла. А размышления о попутчике неизбежно приводили к этим навязчивым и томительным мыслям. Она тихо стонала в подушку, ласкала саму себя, но понимала в отчаянии, что все не то, что это такой же обман, как ее жизнь с Алом. Как-то раз мелькнула идея подпустить к себе кого-нибудь другого, и она даже знала, кто обрадовался бы ее решению: не раз она ловила восхищенные взгляды одного из молодых помощников Кронрэя, созидателя, высокого красавца-ори. Но едва, убедив себя, Танрэй подошла к нему просто поговорить, все внутри взбунтовалось. Прежде ничего не имея против этого человека, после таких мыслей она испытала к нему отвращение и убежала прочь.

Она стояла у окна и смотрела на звездное небо. Ей казалось, рядом стоит кто-то, кого она мечтала бы ощущать возле себя, и тоже смотрит ввысь.

— Всё не спите, атме, — шепнула за спиной Хэтта, разрушая иллюзию. — Завтра снова будете бледная и едва живая.

Она распустила длинные золотые волосы подруги-хозяйки и медленно, плавно, стала расчесывать их гребнем, от затылка к самым коленям. Только Хэтта умела причесывать ее, не дергая волоски и не доставляя никакой боли. Глаза начали слипаться от неги. От удовольствия потершись ухом о собственное плечо, Танрэй вернулась в постель, свернулась там клубочком и сонно пробормотала:

— А мне ведь теперь столько же лет, сколько было Ормоне, когда…

— Да не казните вы себя понапрасну! Спите, спите, атме. Завтра день у вас тяжелый, — завораживающе низким грудным голосом напевала кхаркхи, а ее сильные, привычные к труду руки легко массировали спину хозяйки, навевая сон и отгоняя все тревоги. — Жалко мне вас, вас с птенчиком… — проговорила она, когда Танрэй уже крепко спала. — Пусть бы вам наконец повезло…

А Танрэй спала, и ей снилось, что она несет кому-то аллийский меч, ищет, заглядывая в лица, и не находит нужного. «Как ты прикоснулась к заветному мечу? Он позволяет это только хозяину!» — спрашивает чей-то голос, а она уже знает ответ, древний, как само оружие предков. «Аллийский меч подчиняет себе хозяина, а женщина подчиняет себе любой аллийский меч. Всякая из нас может взять чей бы то ни было меч и увидеть в нем то, что ей нужно!» И голос отвечает: «Что ж, сердцу твоему известно больше, чем разуму. Ты достойна лучшей участи. Иди, просто иди вперед!»