Владимир Лапенков - История нетрадиционной ориентации. Легенды и мифы всемирной истории.

• Название: История нетрадиционной ориентации. Легенды и мифы всемирной истории.
• Автор: Владимир Лапенков
• Издательство: Яуза
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: 5-9764-0009-4

Параллельно с официальной историей всегда существовала другая — маргинальная, воинственно-полемическая, остервенело опровергающая самые устоявшиеся и общепризнанные факты.

«Серьезные» историки брезгливо обходят эти сенсационные гипотезы стороной. А зря. Химеры общественного сознания — интереснейший предмет для исследования.

Автору этой книги удалось собрать что-то вроде кунсткамеры самых диковинных, самых уродливых и причудливых исторических легенд и мифов «нетрадиционной ориентации».

«Арийская прародина» и «Велесова книга», легендарная Атлантида и таинственная Шамбала, поиски Святого Грааля и мифической Гипербореи, загадки начальной истории Руси и «шумеро-казацкие веды», новое русское язычество и последняя тайна Сиона — самые скандальные, самые спорные исторические гипотезы, самые неожиданные доводы и разоблачения в новой сенсационной книге В. Лапенкова. Не пропустите!

---

Из научной литературы известно, что государственное устройство Сибирского ханства «носило полувоенный характер (деление на «сотни» — волости во главе с князьками-мурзами)… Едигер из рода Тайбуги признал в 1555 г. вассальную зависимость от Москвы. Но в 1563-м власть с помощью ногаев захватил шейбанид Кучум, который после 1572-го разорвал эти отношения и выступил против России. («История Сибири с древнейших времен до наших дней», т. 1, Л., 1968).

Русский язык и православная религия в конечном итоге возобладали у всех казачьих образований (здесь уже не путать с казахами!), но остались типичные черты степняков во внешнем виде, в образе жизни и методах ведения боя[66]. Впрочем, для Гуца сам факт рассуждений на эти темы лишь тонкий способ подведения читателя к мысли, что казаки и были собственно Русью-Ордой, войсковой ее частью, и никакие азиатские татаро-монголы на Русь не приходили. Пока еще этот вывод факультативен — «засланный концептуальный казачок» — и на фоне традиционной истории и в свете конкурирующих интерпретаций а la Мурат Аджи[67].

В рассматриваемой нами области каждый автор (несмотря на повторяющиеся аргументы) по-своему индивидуален, но в принципе может быть подведен под какую-нибудь формальную рубрику, как это делается в истории литературы. Например, наиболее ярким представителем «классицизма» в параистории является Егор Классен, «романтизма» — Сулакадзев. Труднее представить в этой области «реализм» и «натурализм», легче определить стиль «модерн» — от Миролюбова до Асова плюс ранний Фоменко, ну, а постмодерн (уже без всяких кавычек) — это Гуц, Кеслер и К°.

Но и в каждой отдельно взятой эпохе можно выделить своих классиков, романтиков и сюрреалистов, физиков и лириков, провинциальных энтузиастов, скучающих декадентов и властолюбивых глобалистов. А поскольку всякий человек тоже неоднозначен, то и в нем прочитываются самые разные тенденции, в прихотливом сочетании персональных психологических качеств и воздействий со стороны внешнего мира. Так, в контексте эпохи прогресса и культуры модерна первой половины XX в. и на фоне эталонного, в идеологическом смысле, своего окружения (социалистов, фашистов) мы можем выделить две фигуры реалистов, по прагматическому отношению к жизни, и одновременно постмодернистов, по непредсказуемому поведению… Вы уже угадали, конечно! Это Гитлер и Сталин. А скажем, писатель Василий Розанов в формате такого подхода окажется у нас постмодернистом, но на консервативной основе.

Для своего времени постмодернистами были Лукиан, Нерон и Калигула, Диоген, Макиавелли, семья Борджиа. «Модернист + постмодернист» — Петр I, «модернист + модернист» — Маяковский, сразу все типы, от глубокой архаики до постмодерна — Иван Грозный… (Некоторые парадоксы, наверное, неизбежны: что будет представлять из себя структура «реалист + реалист»? В лучшем случае — банкир, золотарь, гаишник, в худшем — банкомат, унитаз, светофор). Не настаиваю на концептуальной точности, каждый может сам составить подобный ряд по собственному разумению.

Взаимоотношения реального и виртуального, литературы и науки, концептуального воображения и голого эмпиризма весьма разнообразны. Существует, к примеру, целая отрасль так называемой «альтернативной истории» (не путать с неохронологией). С одной стороны, это чистое «искусство для искусства», с другой — достаточно интересная аналитика исторических возможностей и процессов, позволяющая лучше понять произошедшее.

Действительно, кому не интересно, как бы развивались события, если бы…?.. Хотя история и не терпит сослагательного наклонения, но не предполагает также и слепого фатализма. При иных исходных условиях мы имели бы иной «инвариант», диктующий свой набор возможных исторических вариантов. Поле для фантазии здесь поистине необозримо! В качестве примера представим себе возможные последствия из сочетания следующих — едва не случившихся(!) — фактов: 1) европейцы проиграли гуннам битву на Каталаунских полях (451 г.) и арабам битву при Пуатье (732 г.); 2) Батухан все же позволил Сэбэтэй-багатуру переправиться с войском через Адриатику в Италию (1242 г.); 3) китайская династия Мин, проигнорировав идею изоляционизма, и во второй половине XV в. продолжила свою морскую и внешнеполитическую экспансию. Впрочем, последнее — третье — в виду первого было бы для Европы не столь важно: до военного противостояния португальским адмиралам дело бы уже не дошло, и сам термин «амир аль-бахр» — «повелитель моря» — некому было бы испортить! Не исключено, что при таком раскладе событий настало бы время для культурологических спекуляций на тему об интеллектуальной (и расовой) неполноценности далеких западных провинций[68].

Однако «чистая», беспартийная, игра в историю не приносит дивидендов и потому не пользуется особой популярностью. Иное дело — ангажированная пара-история. Поскольку дилетантская деятельность по пересмотру основ вызывает слишком много насмешек и нареканий, определенный интерес представляет новейшая тенденция несколько интеллектуализировать такую работу. Теперь вместо чересчур «параноидальных» выводов (хотя чаще — перед их изложением) мы читаем наукообразные, а подчас стилистически изощренные «вводные» о том, что историю следует очистить от накопившегося мусора, непрофессионализма, ангажированности, высокомерия и суемудрия. Я. Кеслер, И. Давиденко, Н. Ходаковский, И. Кузьмин, В. Белинский, А. іуц, Д. Калюжный, А. Жа-бинский, В. Шамбаров и некоторые другие авторы демонстрируют, подчас, широкую эрудицию, недюжинное остроумие, немалый критический запал и несколько завуалированную (но несомненную) тягу к фантазированию. «Шах и мат скалигеровщине!» — по-чапаевски дерзко ставит вопрос Гарри Каспаров в своих выступлениях[69]. «Ах, как это интересно!» — томно восхищается залетным неохронологом полусонный телеведущий Андрей Максимов в «Ночном полете». Но наступление уже ведется на всех фронтах, без перерывов на «тихий час». Только в 2004 г. неохронь-проект «Цивилизация» анонсирует следующие книги: Давиденко И., Кеслер Я. «Мифы цивилизации» (изд-во «Всеобщие исследования»); Богданов А. «Неизвестная цивилизация» («Центрполиграф»); Калюжный Д., Кеслер Я. «Другая история Российской империи: От Петра до Павла» («Вече»); Валянский С., Калюжный Д. «Другая история Руси. От Европы до Монголии», («Вече»); их же — «Третий путь цивилизации, или Спасет ли Россия мир?» («Эксмо-Пресс»); их же — «Русские горки: конец Российского государства» («ACT»); Калюжный Д., Жабинский А. «Другая история войн» («Вече»); Калюжный Д. «Дело и Слово. Будущее России с точки зрения теории эволюции» («Эксмо-Пресс»); Бушков А. «Россия, которой не было-4» («Олма-Пресс»).

В экономике мы замечаем очень сходные процессы, они называются переделом собственности. В данном случае собственностью является, по терминологии социолога Пьера Бурдье, «символический капитал», или, как говорили в старые клерикальные времена, возможность решать и «вязать» свою паству.

Штирлиц, со своей легендой о «пальчиках» на чемодане русской радистки, — это позавчерашний день в плане тонкостей психологической самозащиты и способов проникновения в концептуальную цитадель врага. А почему, собственно, должно быть уверенным, будто неохронологи, в том или ином союзе с неоязычниками (формы этого союза пока не определились)[70], не окажутся в самом сердце академической науки? Почему б не прикинуться добрым пастором Шлагом (народным «Аншлагом»?), «поливая» кого не попадя?.. Рано или поздно растущее количество произведений паранауки перейдет в новое социальное качество, а приемы станут еще более изощренными…

Они уже весьма изострились в сравнении с ранним периодом «бури и натиска» неохронологии. Вспомним, что всегда (во всяком случае, весьма часто) побеждают вчерашние маргиналы. Кем были большевики в начале Февральской революции? Кто мог предугадать великого тирана в скромном Кобе? Ну и далее по руководящему списку. Без исключений. И моральные оценки здесь — в теории глобальных систем и больших чисел — как-то не к месту, тем более что у всякой божьей твари есть шанс на спасение, или, на либеральном жаргоне, — любая тварь имеет право на адвоката.

Мы, кажется, остановились на умственных изощрениях? В этом плане высшие интеллектуальные достижения неохронологии полностью соответствуют философии постмодернизма. Естественно, не того постмодернизма, который привычно высмеивают в газетах и куплетах, не модного течения в искусстве, а самого духа эпохи. Современный человек уже знает, что идеал и абсолютная истина невозможны. Как пишет литературный критик Вячеслав Курицын, «если мы знаем, что истины нет, мы можем запросто говорить об истине, проповедовать истину, ибо понимаем ее глубоко условную природу и можем в любой момент с ней расстаться» (Курицын В. «Русский литературный постмодернизм». М., 2001, с. 259).

Современный язычник потерялся в мире симуляций и симулякров. В чьей реальности и человеческой непосредственности может быть он уверен? Задушевность и остроумие в речах президентов сочиняет анонимный спичрайтер, а семантику их одеяний на каждый случай составляет наемный имиджмейкер. На демонстрации, заявить о своей несчастной доле, выходят профессионалы, а обученные психологами профессиональные нищие просят у вас подаяния. В монтажных комнатах телеканалов создают события и дозируют суть, а записные враги после публичной схватки чокаются в буфете бокалами с французским шампанским… Но куклам только кажется, что они кукловоды: дунул ветер, и театр в момент развалился, глядишь — на его месте уже иные декорации и иные актеры…