Питер Хэйнинг - Комната с призраком

• Название: Комната с призраком
• Автор: Питер Хэйнинг
• Издательство: Деком, ИМА-пресс
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1993
• ISBN: 5-80050-011-X

Готический ужас и тайна составляют основу содержания книги известного английского исследователя Питера Хэйнинга. Потусторонний мир очаровывает своими видениями: демонические силы и посещения со злой целью; явление призрака и страшная болезнь; неупокоенная душа, живые мертвецы; возвращение из могилы; исполнение клятвы; загадочное предначертание… Трудно понять, что заставляет мертвецов вставать из могил и приходить к людям. Но они приходят…

---

На возвышении, формой напоминающем полуразвалившийся гроб, восседали три монаха. Они были самыми старыми в склепе, и любознательный брат хорошо помнил их лица, мертвенную бледность которых ныне усиливал исторгающий неверные тени свет. И тем более ужасали сполохи адского пламени, что пылали в запавших глазницах. Ветхая книга лежала раскрытая перед ними, но более нестерпимую муку, нежели пристальное внимание, являли фигуры склонившихся над нею мертвецов. Ни единый звук не нарушал зловещую тишину — все, все поглощал мрак могилы. Страшные обитатели склепа сидели недвижны и жутки.

С великою бы охотой любопытствующий брат покинул хранилище, ибо все, до сего пережитое им, меркло в сравнении с увиденным. Но ноги будто приклеились к полу, тело парализовали тяжелые цепи кошмара. Преодолевая ужас, монах оглянулся в поисках выхода и, к своему бесконечному изумлению, не смог отыскать его.

Едва передвигая помертвевшие члены, инок медленно, чуть живой, тронулся с места, когда самый старый из монахов кивнул ему подойти. Наконец он приблизился к столу, в этот же миг остальные мертвецы, поднявши глаза, удостоили его столь долгого, проникающего в душу взгляда, что в жилах монаха захолонула кровь. Казалось, небеса оставили злосчастного брата за его кощунственное безверие.

Теряя остатки мужества, он обратился к святой молитве — и только стал творить ее, уверенность и спокойствие возвращены были его измученному борьбой духу. Силы вернулись к монаху.

Он бросил взгляд на книгу, лежащую на столе, — это была огромная рукопись в переплете из черной кожи. Золотые ленты с тускло желтевшими застежками увивали усыпанный драгоценными камнями оклад. В верхнем углу раскрытых страниц крупными буквами было выведено: «LIBER OBEDIENTIAE»,[32] — большего монах не смог разобрать из-за сумрака подземелья. Он с робостью взглянул в глаза тому, пред кем лежала книга. Наконец к монаху вернулся дар речи, и он обратил слова свои к существам, в чьем окружении находился.

— Pax vobis! Мир и покой вам! — Голос, казалось, более мог принадлежать одному из обитателей склепа, чем живому человеку.

— Nic nilla pax! Нет нам покоя! — Ответные слова старейшего из мертвецов были исполнены страданием, когда он отнимал от сердца иссохшую руку.

И монах, с дрожью внимавший ему, в то же мгновение узрел сердце, наполовину сокрытое жадными языками пламени. Должное обратиться в уголья от жара, сердце, однако, оставалось нетронутым, но все более и более сочилось темными каплями крови. Страх вновь охватил инока, но он не оставил попыток проникнуть в загадку.

— Pax vobis, in nomine Domini! Мир и покой вам, да славится имя Господне! — повторил он.

— Nic non pax! Нет нам покоя! — душераздирающий вопль другого мертвеца был ответом ему.

Вглядываясь в отверстый провал груди несчастного, он и там видел то, что ужаснуло его раньше, — сердце, объятое адским пламенем, но не подверженное испепеляющему его действию. Во второй раз монах обернулся и обратился к старейшему из братьев.

— Pax vobis, in nomine Domini! Мир и покой вам, да славится имя Господне!

Лишь только эти слова достигли того, кому предназначались, мертвец с усилием выпрямился на своем страшном помосте, простер пред собой иссохшую руку и, с отдавшимся в глухих сводах стуком захлопнув книгу, медленно произнес:

— Говори! Тебе дозволено вопрошать нас!

Монах воспрянул духом.

— Кто вы? — задал он свой вопрос. — Кто вы такие?

— Не знаем! — Сырые стены отдались зловещим эхом. — Увы! Мы не знаем!

— Не знаем! Не знаем! — вторили печальные голоса обитателей склепа.

— Но что вы здесь делаете? — продолжал вопрошающий.

— Мы ждем здесь Последнего Дня! Дня Последнего Суда! Увы! Горе нам! Горе!

— Горе нам! Горе! — отозвался, казалось, сам мрак подземелья. Страх объял монаха, но он продолжал:

— Чем же вы заслужили такую кару? Каково должно быть преступление, чтоб столь ужасна была расплата?

Как только он задал этот вопрос, земля всколыхнулась под ним, и толпы скелетов восстали из бесконечного ряда могил, раскрывшихся у его ног.

— То жертвы нашей гордыни! — отвечал старейший мертвец. — Они страдали, претерпевая муку от нас, но сейчас обрели вечный покой. Теперь нам суждено испить чашу страдания, и это — наш рок!

— Но всегда ли так будет? — воскликнул потрясенный монах.

— Во веки веков! — был ответ.

— Во веки веков! Во веки веков! — умирало под сводом гробницы эхо.

— Быть может, Бог смилостивится над вами? — закричал инок, но уже не получил ответа.

Скелеты исчезли, сомкнулись края могил. Старейший из братьев растаял в сгустившейся тьме, тела остальных поглотили их деревянные ложа. Мерцающий свет исчез, и обиталище смерти снова погрузилось во мрак.

Когда сознание возвратилось к монаху, он обнаружил себя лежащим у самого подножия алтаря, близ его украшенных причудливым литьем решеток. Серый прохладный рассвет весеннего утра вползал сквозь открытую дверцу склепа. Чрезмерных стараний стоило иноку вернуться незамеченным в свою келью. Все события ночной встречи ему удалось сохранить в тайне от остальных братьев.

И с этого времени он избегал пустых философствований, гласит легенда. Посвятив свою жизнь поиску истинных знаний и распространению величия и славы церковной мудрости, он окончил свои дни, окруженный ореолом святости, и был похоронен в том самом склепе, где и по сей день, если вам доведется, можно увидеть его чудодейственные мощи.

Уильям Бекфорд НИМФА РУЧЬЯ Перевод А. Брюханова

В трех милях от Блэкпула, что в Швабии, когда-то располагалось сильное удельное владение; его хозяином был доблестный рыцарь по имени Зигфрид. Цвет странствующего рыцарства, он наводил ужас на соседние города, и горе сопутствовало тем торговцам и гонцам, которые отваживались отправиться в горы, не купив у него подорожной. Стоило опуститься на его лицо стальному забралу, застегнуться панцирю на его груди, тяжелому мечу перепоясать его бедра и золотым шпорам зазвенеть на его ногах — сердце его вспыхивало жаждою грабежа и кровопролития. Следуя обычаям своего времени, он полагал разбой и грабеж среди привилегий, отличающих благородное дворянство, и потому время от времени без жалости нападал на беззащитных торговцев и крестьян; будучи отважен и могуч, он не признавал никаких законов, кроме права сильнейшего. Когда разносился клич: «Зигфрид неподалеку! Зигфрид рядом!» — вся Швабия трепетала, объятая ужасом; крестьяне укрывались за стенами городов, а сторожевые на башнях громко трубили в свои горны, возвещая опасность.

Но дома, стоило ему сбросить доспехи, как из грозного разбойника он превращался в радушного, гостеприимного хозяина, нежного и заботливого супруга; его возлюбленная жена, приветливая и скромная женщина, была сама добродетель и совершенство. С неослабным усердием она следила за домом, бережливо вела свое хозяйство и была послушной и преданной помощницей своему мужу. Когда Зигфрид отправлялся на поиски приключений, у нее не было обыкновения просиживать вечера у зарешеченного оконца и высматривать себе кавалеров; она садилась к веретену и пряла пряжу, столь тонкую и прекрасную, что самой Арахне, лидийской прядильщице, не пришлось бы за нее краснеть. Двух дочерей подарила она своему мужу и воспитывала их со всею старательностью опытной наставницы, давая им уроки благочестия и добродетели. В тихом уединении протекали ее часы, и если бы не сознание преступности своего мужа, который огнем и мечом добывал себе богатство, ничто не смогло бы нарушить покоя ее сердца. Нежная душа ее испытывала непреодолимое отвращение к аристократическим привилегиям, которые понуждали его заниматься разбоем и грабежом; и когда он приносил ей в подарок дорогие одежды и сотканные из золота и серебра ткани, тяжело становилось у нее на сердце. «Что мне в них, орошенных слезами горя и бесчестия?» — говорила она себе, убирая вещи в свои сундуки, чтобы более не вспоминать о них. Некоторым утешением от этих горестных мыслей служило ей заботливое участие, которое она проявляла к несчастным пленникам, попадавшим в руки Зигфрида. Многие из них обретали свободу благодаря ее настойчивым просьбам и увещеваниям; многие находили в ней своего ангела-хранителя: украдкою, втайне от мужа она снабжала их всем необходимым и никогда не забывала при освобождении подать на дорогу небольшую сумму денег, необходимую для возвращения домой.

У подножия холма, на котором стоял замок Зигфрида, в глубине тенистой расселины проистекал изобильный источник. Он бил из земли невысоким фонтаном и тут же звонким ручейком сбегал вниз, прячась под сенью густых зарослей букового леса. С заднего двора замка к нему вела неширокая аллея, а рядом, так чтобы удобнее было набирать воду в кувшины, были положены несколько больших валунов и поставлена скамейка. Согласно древним легендам, которыми так полна неторопливая сельская жизнь, в этом источнике, обитала прелестная нимфа, близкая родственница греческим наядам; местные жители называли ее ласково Русалочка; и если верить правдивым рассказам, ее иногда можно было видеть накануне особо значительных событий в замке. В этом тихом, уединенном месте любила бывать сострадательная леди. Всякий раз, когда ее муж находился в отлучке, сходила он сюда из тесных покоев дышать свежим воздухом и слушать журчание ручья; или прибегала тайком, чтобы утешить страждущих и одарить бедных; здесь вечерами назначала она встречи просителям, чтобы раздать милостыню и накормить голодных остатками ужина со своего стола.