Сергей Гомонов - Режим бога (Последний шаг)

• Название: Режим бога (Последний шаг)
• Автор: Сергей Гомонов
• Жанр: Прочие приключения

Продолжение событий, начавшихся в романах «Душехранитель» и «Тень Уробороса».

Во втором романе серии «Оритан. В память о забытом…» монах-фаустянин Кристиан Элинор отправляется в мир странного человека, называющего себя Хаммоном. Отправляется, чтобы отвести беду от мира собственного. По крайней мере, на это он рассчитывал, когда прыгал очертя голову в неизвестность. Но горькая правда нарушила все его героические планы. Теперь он заточен на маленькой планетке Тийро и в течение девятнадцати лет ищет возможность выбраться оттуда Домой. Однако всё не так просто, как может показаться стороннему наблюдателю!

---

Ноиро почувствовал, что может спуститься, и нырнул к своему телу. Слияния не произошло. Он в отчаянии катался по самому себе, лежащему, надеясь ощутить хотя бы слабенький отголосок боли, но все тщетно. Спиральный ворот прорисовался в небе еще отчетливее, и лес стал тонуть в сером тумане Пустоши…

Тем временем серебристый зверь каким-то чудом вырос раза в два, подбросил в воздух безвольное тело придушенной черной твари, перехватил, играючи, другой стороной челюсти и что было сил швырнул в сторону чащи. Распластавшись в воздухе, кошка пролетела не меньше пятнадцати кемов и наделась на одиноко торчащий из ствола обломанный сук. Фонтан крови брызнул из ее пасти, и тварь испустила дух.

Пес повернул морду к Ноиро и, как Нэфри некоторое время назад, испарился.

«Жди!»

И тут, словно на веревке, журналиста дернуло в воздух. Ему почудилось, что эта веревка вросла в его позвоночник, а другой ее конец примотан к неподвижному телу. Ноиро не сопротивлялся. Натяжение усилилось, последовал второй рывок — и неописуемая боль, хлынувшая в него, точно морская вода в пробоину корабля, вытеснила весь мир.

* * *

В эту же минуту на расстоянии полутора тысяч кемов от каменного круга в большом домене открыл глаза человек.

Он тут же поднялся с постели и повел головой, заставляя ожить затекшие позвонки. Придя в себя, мужчина легко вскочил на ноги и приблизился к двери — ни у кого в сельве, кроме него, не было дверей, только пологи-циновки или на худой конец войлочный занавес.

Выглянув наружу, хозяин необычного домена крикнул что-то в темноту ночи. Сердце успело стукнуть два раза, прежде чем на пороге возникло несколько копьеносцев, бесшумных, как тени.

— Асуэ свийто, — сказал мужчина, сверля их проникающим насквозь взглядом серо-стальных глаз и указывая на испачканные чьей-то кровью носилки, — кафаре ата, — (Рука небрежно махнула в сельву.) — Па астуринга-атэ, пай стета-атэ. Йол?

— Йол, — ответили ему и с глубоким поклоном удалились, прихватив носилки.

Он тут же повернулся и зашел в отгороженную ширмой часть помещения. Здесь у него таилась целая лаборатория. На громадном деревянном столе высились всевозможные склянки, перегонные кубы, колбы, соединенные между собой стеклянными змеевиками или шлангами, горелки, разного вида пробирки и другие приспособления для химических опытов.

Мужчина заглянул под стол и вытянул оттуда сколоченный из досок ящик. В ящике лежал фонарь с гигантской белой лампой. Присоединив фонарь к заряжающему устройству, человек проверил исправность лампы. Вспыхнувший неживой белый свет подавил яркость трех факелов, которые еще за мгновение до этого исправно освещали жилище. Однако хозяин лишь убедился в работоспособности фонаря, поэтому, отключив его, он быстро двинулся к выложенной в стене печи. Секунда — и пламя заполыхало в ней живыми лепестками. Он взгромоздил на каменную подставку хромированный бак с водой, а потом застелил чистой тряпкой второй, узкий, стол.

Привычным жестом мужчина собрал на затылке длинные пепельно-русые волосы и упрятал пучок под светлую тонкую шапочку.

Все больше предметов возникало на химическом столе в пределах досягаемости для того, кто будет стоять под лампой возле узкого, высокого. Шприцы, шланги, хромированная закрытая коробка, в которой звякало что-то металлическое, флаконы — много флаконов, наполненных разноцветными жидкостями. Человек не спешил, но все в его руках спорилось, будто по волшебству.

— Та-Дюлатар! — крикнули снаружи ровно в тот момент, когда он взял в руки запакованные в прозрачный мешочек резиновые перчатки. — Стета-атэ!

— Ито! — ответил мужчина, и копьеносцы внесли носилки в дом. — Висса-атэ ляй санга! — он кивнул на стол.

Воины осторожно, но очень быстро переложили с носилок на белую тряпицу окровавленного юношу в изодранной одежде.

— Йяй таято мия бемго-бемго ута? — спросил самый рослый из них.

Хозяин вздернул бровь и выглянул в раскрытую дверь. Двое оставшихся за порогом дикарей держали на плечах длинный тонкий ствол деревца с привязанной к нему тушей дохлой кошки. Внешний вид хозяина в шапочке и белой накидке, что скрыла его фигуру, пробудил в них священный трепет. Бросив зверя наземь, они рухнули на колени и ткнулись лбами в траву.

— Стай ута бемго-бемго ати-ма? — сухо осведомился мужчина.

— Бемго-бемго муто-маро, Та-Дюлатар, — не смея поднять головы, пробухтел в ответ воин справа, а воин слева быстро закивал. — Бемго-бемго Улах ватара ду.

— Стета-атэ бемго-бемго ута Араго анэ йохо раванга, — бросил хозяин и, ни секунды не сомневаясь в том, что приказ его будет мгновенно выполнен — испорченную напастью мертвую кошку унесут к вождю или шаману племени, — удалился к раненому, с которого дикари уже успели снять окровавленную одежду. — А теперь вон отсюда, — произнес мужчина, пользуясь известным лишь двоим в этом мире языком, однако воины прекрасно поняли распоряжение и покинули домен, благоговея при звуках божественной речи.

Он включил фонарь, облил руки бесцветной жидкостью, надел перчатки, облил их тоже. И только потом взглянул в бледное лицо светловолосого юноши. В серо-стальных глазах Та-Дюлатара мелькнула боль, брови сошлись у переносицы в глубокую морщину скорби, а руки словно сами собой, независимо от него, совершали нужные манипуляции: кололи, промокали, вытягивали, шили, вязали узелки…

Тихо потрескивали ненужные факелы.

* * *

Я… я… Что такое «я»? Это все и ничего? Где оно, это «я»? Что же мешает понять? Почему все путается, словно в покатившемся с горы калейдоскопе? Это — смерть? Это так просто? Но что же мешает понять? Где-то за пределами уютного меня, собравшегося в комок и не участвующего в разгадывании головоломки, есть еще раскинувшееся во все стороны, разбитое и разорванное «я», которое так болит и так заходится в судорогах, что уютное «я» не желает просыпаться и искать решение.

Но что же так… А-а-а-а! Святой Доэте… А-а-а!

* * *

Ноиро колотился в агонии, беззвучно крича и в ужасе тараща глаза. Свет угасал. Холод подступил так близко, что его можно было бы увидеть во плоти, если бы не страшная, противоестественная темнота.

Раненый не видел кинувшегося к нему мужчину, не чувствовал силу рук, прижавших его к твердой поверхности.

Конвульсии пошли на убыль. Смерть сдала позиции.

Мужчина что-то говорил, осторожно, но крепко удерживая Ноиро. Кажется, он успокаивал и объяснял. Раненый не знал этого языка и даже никогда раньше не слышал, однако умиротворение постепенно пришло на смену панике.

— Та-Дюлатар? — прошептал он, когда ужас отступил, а глаза снова стали видеть. — Вы Та-Дюлатар?

Неведомый спаситель молча снял колпачок с иглы шприца, прижал здоровую руку Ноиро к столу и поставил инъекцию в вену на сгибе локтя жестом уверенным и не доставившим боли. После этого мужчина приложил два пальца к его горлу и сосчитал пульс. Результат ему не понравился: лекарь насупился и покачал головой.

Укол подействовал быстро, боль в ранах утихла. Журналист пригляделся к хозяину домена.

Это был вполне зрелый, хотя если судить лишь по состоянию тела, то достаточно еще молодой мужчина из тех, кого с некоторой завистью и восхищением называют матерыми. Но взгляд выдавал его древность. Кажется, человек этот видел мир на протяжении очень и очень многих лет. Это пугало, но это же и привлекало в нем, таило загадку. Когда-то, быть может, и он был глупым пухлогубым юнцом с наивно светящимися глазами, однако вообразить его такого Ноиро не смог бы и при более благоприятных для себя обстоятельствах…

Глубокая поперечная морщина пролегла между бровей Незнакомца, а то, что в детстве могло быть обаятельной ямкой на щеке, ныне больше походило на суровую складку. Длинные русые с проседью волосы гривой падали на плечи, на лоб, свешивались над лицом, когда он склонялся к Ноиро. И еще от его одежды пахло удивительной чистотой. Так пахнут тщательно выстиранные и просушенные на свежем воздухе вещи — роскошь, почти недоступная горожанам.

— Вы только передайте археологам, что я тут и живой, — простонал журналист.

Вместо ответа лекарь влил ему в рот горький отвар из пробирки, а потом сунул электронный градусник. После того, как увидел шприц, наличию градусника в диком доме отшельника раненый уже почти не удивился.

Еще раз послушав пульс, Та-Дюлатар показал ему, что нужно спать. Утомившись, Ноиро сомкнул горящие веки и провалился в бред. Во сне он гнался за Нэфри, пытаясь объяснить ей, что жив и что его близких нужно уберечь от страшной новости. А Нэфри вскакивала в седло, и рыжий Всполох уносил ее к Затону.

Но потом стало невыносимо жарко. Это взошло злое кийарское солнце. Все они устали, и конь бегал в белых хлопьях пены. Только тогда девушка пообещала ему сделать все так, как он просил. Ноиро вздохнул, отер выступивший пот и лег прямо на песок, чтобы заснуть. Просто заснуть, ни за кем не гоняясь и ни от кого не убегая.