Авл Геллий - Аттические ночи. Книги XI - XX

• Название: Аттические ночи. Книги XI - XX
• Автор: Авл Геллий
• Издательство: Гуманитарная Академия
• Жанр: Античная литература
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-93762-056-9

Сочинение римского писателя Авла Геллия (II в.) «Аттические ночи» — одно из самых крупных известных нам произведений древней римской литературы — представляет собой собрание небольших разнородных по тематике очерков, отличающееся поистине энциклопедическим охватом сведений о различных сторонах жизни и науки своего времени. Автор затрагивает вопросы литературы и грамматики, риторики и философии, юриспруденции и истории, физики и математики, естествознания и медицины. Умело используя широко распространенный в его время принцип сочетания поучения с развлечением, Авл Геллий — весьма взыскательный стилист — может одинаково интересно и изящно преподносить читателю как рассказы о различных диковинных вещах, так и весьма специфические вещи — такие, как проблемы греческой и римской фонетики или тонкости толкования римского права.

Труд Авла Геллия — не только увлекательное и полезное чтение, погружающее современного читателя в самые разнообразные сферы античной культуры, но и ценнейший исторический источник: «Аттические ночи» содержат извлечения более чем из 250 древних авторов, в том числе огромное количество цитат из недошедших до нас памятников античной литературы более раннего периода.

Данное издание — первый полный современный русский перевод сочинения Авла Геллия — снабжено обширными комментариями и рассчитано как на специалистов, так и на широкий круг читателей, испытывающих интерес к античной истории и культуре.

---

О том, как Сульпииий Аполлинарий высмеял некоего человека, заявлявшего, будто он один понимает „Историю“ Саллюстия, предложив ему вопрос о том, что означают у Саллюстия следующие слова: „incertum, stolidior an ναnior“ (неясно, более глуп или более тщеславен)

(1) Однажды, в пору, когда мы, уже возмужав, сменили в Риме претексту и детскую тогу [на облачение взрослых людей] и сами искали себе более опытных наставников, случилось нам быть на Сандалиарии [1147] у книготорговцев при том, как среди тамошнего столпотворения Аполлинарий Сульпиций, [1148] муж на нашей памяти ученый более, чем остальные, опозорил и высмеял, используя тот вид тончайшей иронии, которую применял Сократ по отношению к софистам, некоего хвастуна и тщеславного человека, [выставлявшего себя специалистом] по саллюстиевым текстам. (2) Действительно, когда тот объявлял себя единственным и неповторимым чтецом и толкователем Саллюстия [1149] и говорил, что не только наружный покров и внешний вид фраз он досконально исследовал, но и саму кровь и сердцевину его словес изучил изнутри, тогда Аполлинарий, уверяя, что ценит и уважает его ученость, сказал: „О лучший учитель, ты теперь очень кстати прибыл с кровью и сердцевиной слов Саллюстия. (3) Как раз вчера у меня спросили, что означают в четвертой книге „Истории“ слова о Гнее Лентуле, о котором он сказал, что неясно, был ли тот более глуп или более тщеславен (stolidior an vanior)“. (4) [Сульпиций Аполлинарий] сказал, что сами слова, написанные Саллюстием, [таковы]: „Однако его коллега Гней Лентул, патрицианского рода, прозвище которого было Клодиан — совершенно не ясно, более ли он глуп или более тщеславен (perincertum stolidior an vanior), — предложил закон об изъятии денег, которые Сулла простил покупателям имущества“. [1150] (5) Аполлинарий решительно утверждал, что не смог ответить на вопрос, как следует понимать в данной фразе [слова] vanior (более тщеславный) и stolidior (более глупый), поскольку Саллюстий так их разделил и между собой противопоставил, словно они оба служили [для обозначения] различных и непохожих [недостатков], а не одного и того же порока, и потому обращается с просьбой разъяснить значения обоих слов и их происхождение. (6) Тогда тот, скривив лицо и двигая губами в знак презрения и к предмету, по поводу которого был задан вопрос, и к самому человеку, который его задал, ответил: „Я имею обыкновение, как уже сказал, постигать и определять сердцевину и кровь древних и необычных слов, а не тех, что общеупотребительны и обыденны. Ибо глупее и тщеславнее самого Гнея Лентула тот, кто не знает, что глупость и тщеславие свойственны одному и тому же недомыслию“. (7) Высказав это, он прервался на середине речи и собрался уходить. (8) Мы же его удерживали и донимали — и прежде всего Аполлинарий, — чтобы он более полно и ясно порассуждал о разнице этих слов или, если ему так кажется, об их сходстве, а [Аполлинарий] молил его не отказать в том, что ему хочется узнать. (9) Однако тот, решив, что над ним открыто смеются, сослался на дела и удалился.

(10) Мы же потом от Аполлинария узнали, что слово vanus, собственно говоря, употребляется не так, как говорится обычно о безрассудных, тупых или глупых людях, но, как говорили самые ученые из древних, о лживых и неверных, весьма ловко выставляющих легковесное и пустое вместо серьезного и истинного. [Словом] же stolidus называют не столько глупцов или безумных, сколько людей неприятных, назойливых и грубых, которых греки именуют μοχθηροί (негодные, дурные) и φορτικοί (тягостные, неприятные). (11) Он говорил также, что этимология ('έτυμα) этих слов описана в книгах Нигидия. [1151]

Я их искал и нашел, и отметил с примерами исходных значений, чтобы внести в записки этих „Ночей“. Думаю, что я уже поместил их где-то в этих записях. [1152]

Глава 5

О том, что Квинт Энний в седьмой книге „Анналов“ написал „quadrupes eques“ (четвероногий всадник), но не „quadrupes equus“ (четвероногий конь), как многие читают

(1) С ритором Антонием Юлианом, [1153] человеком отличным, клянусь богами, и одаренным красноречием, мы — немалое число молодых людей и его друзей — в Путеолах, во время летних праздничных игр и развлечений, предавались восхитительным литературным занятиям, а также [прочим] целомудренным и достойным удовольствиям. (2) Вдруг Юлиану сообщают, что некий чтец (α̉ναγνώστης), человек не без образования, хорошо поставленным и благозвучным голосом публично читает „Анналы“ Энния [1154] перед народом в театре. (3) „Давайте сходим, — сказал он [Юлиан], - послушать этого неизвестного эннианиста“, ведь именно этим словом тот желал именоваться.

(4) Когда мы застали [этого человека] уже читающего при громких восклицаниях публики — а читал он седьмую книгу „Анналов“ Энния, — то прежде всего услышали как [сей прославленный чтец] неправильно произносил следующие стихи:

Четвероногие кони (quadrupes equus),
а с ними слоны всею силою
Мчатся вперед. [1155]

И далее, прочитав еще несколько стихов, под всеобщие похвалы и поздравления [знаток Энния] удалился. (5) Тогда Юлиан, выходя из театра, [сказал]: „Каково ваше впечатление от этого чтеца и „четвероногого коня“? Ведь он со всей определенностью сказал так:

Четвероногие кони, а с ними слоны всею силою
Мчатся вперед.

(6) Неужели вы думаете, что имей этот [человек] хоть сколько-нибудь стоящего наставника, он сказал бы quadrupes equus (четвероногий конь), а не quadrupes eques (четвероногий всадник), что — как никто из числа усердно изучавших древнюю литературу не сомневается — и написано у Энния?“. [1156] (7) И так как некоторые из присутствовавших стали утверждать, что читали — каждый у своего преподавателя грамматики — quadrupes equus (четвероногий конь) и недоумевали, что означает quadrupes eques (четвероногий всадник), Антоний Юлиан сказал: „Я хотел бы, цвет молодежи, чтобы вы столь же внимательно прочитали Квинта Энния, как читал Публий Вергилий, который, последовав этому стиху, в „Георгиках“ поставил eques (всадник) вместо equus (конь) в следующих стихах:

Frena Pelethronii Lapithae gyrosque dedere,
Impositi dorso atque equitem docuere sub armis
Insultare solo et gressus glomerare superbos.
(Повод и кругом езда — от пелефронийцев лапифов,
И на коня, и с коня научивших наездника прыгать
В вооруженье, сгибать непокорные конские ноги). [1157]

В этом месте equitem — если только кто-то не станет с невежеством и отсутствием тонкости чрезмерно изощряться — нельзя понять никак иначе, чем equus (конь). (8) Ведь многие в древнее время и человека, сидящего на коне, и коня, на котором он сидел, называли eques. (9) Вот почему даже equitare — глагол, образованный от слова eques, — применялся и к человеку, едущему на коне, и к коню, ступающему под человеком. (10) Притом и Луцилий, [1158] прекрасно знающий латынь, говорит equum equitare в следующих стихах:

Quis hunc currere equum nos atque equitare videmus,
His equitat curritque: oculis equitare videmus;
Ergo oculis equitat.
(Чем этот конь свой бег совершает и скачет,
Мы видим, тем скачет он и бежит.
Глазами, что скачет, мы видим. Значит,
Глазами он скачет). [1159]

(11) Однако, — продолжал [Антоний Юлиан], - я этим удовлетворен не был, и чтобы считалось не сомнительным и двусмысленным, но чистым и ясным, что же написано у Энния — eques или equus, — я взял на время, не без труда и за немалую цену, книгу заслуживающей почтения древности, про которую почти с уверенностью можно было сказать, что она отредактирована рукой Лампадиона, [1160] ради изучения одного стиха, и нашел, что там, в этом стихе, написано eques (всадник), а не equus (конь)“.

(12) Это, наряду с многим иным, изложил нам в тот раз Юлиан, с эрудицией и в то же время с обходительностью. Однако то же самое мы обнаружили позже в письменном виде, в сочинениях для широкой публики.

Глава 6

О том, что Элий Мелисс в книге, которую озаглавил „Об особенностях речи“ (а при издании заявил как „Рог изобилия“), написал нечто недостойное ни произнесения, ни выслушивания, утверждая, что различие между matrona и mater familias весьма условно

(1) На нашей памяти Элий Мелисс обладал в Риме самым высоким положением среди современных ему грамматиков, [1161] однако в его сочинениях было больше хвастовства и σοφιστεία, [1162] чем дела. (2) Он, кроме прочего, — а написал он много, — сочинил книгу, как при публикации казалось, славных наставлений. (3) Название этой книги весьма привлекательно для прочтения, ведь заголовок ее — „Об особенностях речи“. Кто же после этого сможет считать, что говорит нормально и правильно, если не освоит в полной мере эти „Особенности“ Мелисса?

(4) Слова же из этой книги таковы: „Матрона (matrona) — та, которая родила однажды, та, что больше — мать семейства (mater familias), подобно тому как свинья, давшая потомство один раз, называется porcetra, а неоднократно — scrofa“. [1163] (5) Сам ли Мелисс сделал это предположение относительно матроны и матери семейства или у кого другого прочитал — [выяснять] это, конечно, занятие для гадателей. (6) Ведь что касается porcetra, то источником, безусловно, послужил Помпоний в ателлане, названой именно этим словом. (7) Однако то, что матроной называется только родившая один раз, а матерью семейства — [та, что рожала] многократно, не может быть подтверждено никаким авторитетом древних писателей. (8) Ведь гораздо более правдоподобны сообщения сведущих толкователей древних слов, согласно которым матроной (matrona) в собственном смысле слова зовется та, что сочеталась браком с мужем, пока пребывает в этом браке, даже если дети еще не родились, а именуется она так от звания матери (mater), еще не обретенного, но с надеждой и предзнаменованием вскоре его обрести; отсюда происходит и само название брака (matrimonium). (9) Матерью же семейства (mater familias) называют только ту, что находится под властью и в собственности мужа, или [под властью того, в чьей] власти и собственности находится муж, так как она вступила не только в брак, но и вошла в семью мужа и в положение полноправного наследника.