Пьер Жюрьен-де-ла-Гравьер - Война на море - Эпоха Нельсона

• Название: Война на море - Эпоха Нельсона
• Автор: Пьер Жюрьен-де-ла-Гравьер
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Трактатом 30 мая 1814 г. Франции были отданы только две трети судов, собранных в Антверпене, а те, которые находились в Генуа и Венеции, остались в руках победителей. Но это была еще самая меньшая потеря. В 1792 г. эмиграция отняла у Франции офицеров, научившихся побеждать под командой д'Естена и Сюффрена. Происшествия 1815 г. вторично рассеяли наших моряков, и мы дошли до того, что число вооруженных судов стало меньше, чем то, которое сардинцы и неаполитанцы ныне считают нужным для защиты торговли и достоинства своего флота. Можно было думать, что для французского флота уже все кончено. Но такое положение дел не могло долго продолжаться. Система союзов, принятая Реставрацией, прежнее величие флота во времена Людовика XIV и Людовика XVI, воспоминание о славе, которая, казалось, принадлежала собственно старинной монархии, о единственной славе, которую не могла увеличить Империя - все это говорило новому правительству Франции в пользу флота, и оно не могло остаться равнодушным к его судьбе. В 1817 г. виконт Дюбушаж министр флота и колоний, объявил Палатам, что Франция имеет еще 68 линейных кораблей, 38 фрегатов и 270 судов меньших рангов. Ясно было, что владея такими силами, правительство, успокоенное на счет своих границ на суше, непременно обратит внимание на флот, этот важный элемент величия нации, как только утомленная Франция успеет немного отдохнуть и привести в порядок свои финансы.

И точно, с 1822 г. испанская война дала повод к составлению двух эскадр, назначенных блокировать берега Каталонии и Андалузии, и содействие этих эскадр имело сильное влияние на успех военных действий. Но неоспоримые услуги, оказанные этими эскадрами, все еще не могли изгладить из памяти воспоминаний об Абукире и Трафальгаре, и французский флот долго еще переживал всю тяжесть этих бедственных дней, которые даже по прошествии полустолетия бросают печальную тень на самые блестящие страницы нашей истории. Только после Наваринской битвы народное сочувствие к флоту возвратилось. Потом уже экспедиции в Алжире и Таго, и позже к Мексиканским и Марокским берегам совершенно оправдали это сочувствие и окончательно заслужили флоту общую благосклонность.

Надо отдать справедливость нации и Палатам. Если Франция желала иметь флот, то желание ее было искренно, и в этом, как и во многих других случаях, она не стояла за ценой своего величия. Принимаясь за это обширное предприятие, она не отказывалась ни от каких пожертвований, лишь бы только упрочить его успех. Она поняла, что для устройства сильного флота ей нужны не такие условия, как другим народам; что, не имея, подобно России, внутренних морей, на которых можно бы приобретать успехи, скрывая их частью от всех взоров, нам нужно расти в виду Англии; что, находясь под рукой у этой державы и почти завися от нее, нам нужно, так сказать, успеть сложить фундамент нашему зданию в короткое время одного отлива, и связать его до возвращения волн. Хотя в то время желания наши были очень умеренны, хотя мы принуждены были уступить на время первенство, которое так долго оспаривали, и довольствоваться положением второстепенным, нас не беспокоил серьезно ни один вопрос относительно дел на море, если только в него не входила возможность войны с Англией и средства вынести удар, чтобы не быть раздавленными. Конечно, благоразумие правительств и новые связи между народами могли долго предотвращать подобные случаи; но развитие сил, которое мы предпринимали, должно было, наконец, привести к такому результату. Испытание это казалось неизбежным; оно одно могло решить, способен ли теперь существовать французский флот, и не даром ли принесены все жертвы. Общее мнение указывало на необходимость приготовиться к испытанию и, казалось, равно и желало его, и страшилось. Люди, помнившие еще печальное окончание последней войны, надеялись, в случае, если Англия будет угрожать гибелью нашему флоту, скрыть его от ударов неприятеля на наших обширных и спокойных рейдах. Они полагали, что благоразумнее не рисковать эскадрами в неравной борьбе, а следовать примеру Императора, который, наскучив беспрерывными неудачами, держал эскадры на рейдах, принуждая неприятеля к постоянным блокадам, стоившим ему огромных издержек, которые должны были наконец истощить финансы противников. Забывали только, что политика императора имела две стороны. Дозволив согнать Францию с обширного поприща морей и отдав их в полное владение Англии, он предпринял попытку пресечь все сношения этой державы с европейским материком, а такому примеру нам нельзя подражать. Довольствоваться только первой половиной такой политики значило нести на себе все убытки войны. Кроме того, государство едва ли согласилось бы приносить такие жертвы с тем, чтобы иметь флот, который нужно прятать в минуту опасности. Мысль более смелая руководила нами в новой организации нашего флота. Не останавливаясь на высчитывании потерь, понесенных в течение 50 лет в торговле, в колониях и в приморском населении, Франция дала себе слово добиться если не обладания морями, то по крайней мере того, чтобы принудить Англию уважать французский флаг. Из числа людей, смотревших на вопрос с этой точки зрения и смело решившихся восстановить морские силы Франции, одни взялись создать материальную часть флота, другие надеялись, что недостаток морского народонаселения достаточно искупается восприимчивостью и способностями к обучению народа, который можно ко всему приучить. Наш флот должен был состоять, не считая мелких судов, из 40 кораблей и 50 фрегатов, и резерв в 13 кораблей и 16 фрегатов, степень готовности которого не превышала бы двенадцати двадцать четвертых{100}. На воде для первой непредвиденной надобности предположили содержать постоянно 20 кораблей и 25 фрегатов. Что же касается матросов, то несмотря на странные надежды, которыми хотели себя убаюкивать, можно было видеть, что их с трудом достанет для такого большого флота. Тогда захотели вместить в кадры флота значительное число людей из конскрипции, чтобы пополнить пустоту, оставленную утратой колоний и уменьшением морского народонаселения.

Подобный расчет, действительно, удовлетворил бы самым неограниченным требованиям развития флота, если бы морская служба не была так трудна и так отлична от всего, что происходит на суше; если бы человек, посвящающий себя этой службе, не должен был до такой степени презирать опасность и свыкнуться с нею; если бы можно было приучиться во всяком возрасте в темную и холодную ночь, несмотря на дождь и ветер, ходить на вершину дрожащей и гнущейся мачты, крепить парус, который невозможно захватить даже ногтями и который, хлопая от ветра, ежеминутно грозит сбросить вас в море; если бы, наконец, рекруты, так скоро обучающиеся брать редуты и ходить на брешь, могли также скоро приучиться быть моряками.

Нельзя, конечно думать, что конскрипты, большей частью люди отборные, высокие ростом и превосходящие физической силой настоящих матросов, совершенно не могли с пользой служить на военных судах. Конечно, эти дюжие дети наших деревень с пользой заменили бы молодых моряков, еще слишком слабых для действия орудиями большого калибра; но едва ли возможно им достигнуть той ловкости, того знания в морском деле, которое легко приобретается тем, кто с малолетства бывал на море.

Адмирал де Риньи, вполне постигавший все неудобства подобной организации судовых команд, установил в 1831 г. правило держать постоянно вооруженными несколько кораблей. До него почитали очень естественным вооружать эти огромные махины только в минуту крайней необходимости и готовы были следовать примеру турок, которые на зиму распускают свои команды и снова собирают их весной. Адмирал де Риньи изучил английский флот и элементы его превосходства, которое нельзя уничтожить тем только, что отвергать его существование; он считал, что дoлжно меньше всего заботиться об экономии, какую можно соблюсти, не держа вооруженной эскадры; что в минуту непредвиденной случайности Франция с ее мнимыми средствами окажется не в состоянии предпринять большое вооружение, если она не будет постоянно держать в готовности сильную эскадру; тогда как Англия, имея моряков в таком избытке, узаконения такие решительные, и такие живые предания на своих эскадрах может безнаказанно откладывать свое вооружение до последней минуты. Согласно с этим правилом, введенным в наш флот искусным адмиралом, мы, со времени экспедиции к Таго{101}, постоянно держали у своих берегов и у берегов Малой Азии эволюционные эскадры. Здесь мы добились большей части усовершенствований, которыми теперь гордится Франция. Результатом этой системы было то, что когда в 1840 г. европейские дела в морях Леванта запутались, Франция на первый случай была в совершенной готовности. Число вооруженных судов во Франции, увеличившееся за время управления двух министерств, с 12 мая 1839 г., доходило тогда до 20 кораблей, собранных в Средиземном море, 22 фрегатов, 21 корвета, 20 больших бригов, 16 бриг-транспортов и 29 пароходных судов. Англия, напротив, до обнародования Парламентом билля о насильственной вербовке, принуждена довольствоваться людьми, идущими на службу по собственному желанию; и потому в эту эпоху, несмотря на свое огромное морское народонаселение, она встретила некоторые затруднения. При составлении команд для своих последних кораблей ей пришлось прибегнуть к помощи шэннонских лодочников и моряков ирландских каботажных судов. Таким образом, от небрежности или от уверенности в себе англичане слишком поздно принялись за дело, и на этот раз, в Средиземном море, французы превосходили их численной силой. Положение англичан в июле 1840 г. было чрезвычайно опасным, тем более, что эскадра, которую они так долго держали при входе в Дарданеллы или в Урлах у Смирны, была в то время рассеяна в Мальте и у Сирийского берега, тогда как 11 французских кораблей, собранные в Леванте, составляли одну грозную эскадру.