Кирилл Гусев - Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции

• Название: Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции
• Автор: Кирилл Гусев
• Издательство: Мысль
• Жанр: История
• Год: 1975

Автор, видный советский историк, показывает сложный, извилистый путь некогда самой многочисленной и влиятельной мелкобуржуазной партии России — социалистов-революционеров. В книге вскрывается глубокий внутренний кризис партии эсеров, несостоятельность теории и практики мелкобуржуазного социализма, превращение эсеровских террористов в союзников Колчака и Деникина, организаторов кронштадтского мятежа и «антоновщины».

Проблемы, рассматриваемые в книге, имеют не только историческое значение. Они весьма актуальны, их изучение может быть полезным при оценке позиций современных мелкобуржуазных партий, выработке стратегии и тактики коммунистических партий в борьбе за создание единого фронта трудящихся в странах капитала.

Концы страниц размечены в теле книги так: <!-- 123 -->, для просмотра номеров страниц следует открыть файл в браузере. — DS.

---

В соответствии с этой линией эсеры тотчас после установления своей власти объявили о денационализации банков и промышленных предприятий, отменили твердые цены и разрешили свободную торговлю хлебом. Заверяя массы в неприкосновенности общенародного достояния на землю, Комуч в то же время издал приказ, согласно которому право уборки озимых посевов 1917 г. предоставлялось тем, кто их произвел. Таким образом, озимый хлеб должен был перейти в руки землевладельцев, у которых земля была конфискована на основании Декрета о земле. Кроме того, за землевладельцами признавалось право на возмещение стоимости обработки озимого клина и затраченных на посев семян. Были восстановлены Крестьянский поземельный банк, земельные комитеты, в распоряжение которых поступала земля и которые должны были подготовить временные правила пользования ею, институт сельских старост и сельские сходы с их исполнительной властью.

При Комуче официально существовали переизбранные Советы, которые, однако, не имели никаких прав, кроме права выносить резолюции. Были разрешены забастовки, сохранялись некоторые права за профсоюзами, но их деятельность была сведена до минимума. Принятый закон о 8-часовом рабочем дне не имел никакого практического смысла при наличии в нем оговорки о том, что сверхурочные работы допускаются до 100 дней в год, а об их оплате ничего сказано не было. Буржуазия не считалась ни с профессиональными союзами, ни с приказами Комуча. Даже официальный орган правительства «Вестник Комитета членов Учредительного собрания» вынужден был признать отказ владельцев от исполнения старых и заключения новых коллективных договоров. Они широко применяли локауты, вводили увеличенный рабочий день под видом сверхурочных работ, лишали рабочих отпусков, а тех, кто пытался протестовать, увольняли как «лишних».

В наступлении на права рабочих от буржуазии не отставало и эсеровское правительство. Для разрешения возникавших все чаще между предпринимателями и рабочими конфликтов оно создавало «конфликтные комиссии», и не было случая, чтобы хоть одно дело они решили в пользу рабочих. По распоряжению Комуча были уволены все рабочие Сергиевского завода за выступление против «народной армии». Самарская городская управа понизила зарплату служащим и рабочим городского водопровода. Власти выселяли «строптивые» профсоюзы из занимаемых ими помещений, заменяли неугодных руководителей союзов. В итоге резко ухудшились условия труда и жизни рабочих и служащих, больших размеров достигла безработица. Так оборачивалась эсеровская «демократия» для трудящихся города.

В деревне контрреволюционный и антинародный характер «демократии» Комуча выступал еще ярче. Этому немало способствовали безнаказанные действия командного состава «народной армии», формировавшегося в основном из бывших кадровых офицеров. Так, в деревне Чемодуровке офицер «народной армии» потребовал от крестьян немедленно возвратить имение и весь живой и мертвый инвентарь помещику Чемодурову. В селе Натальино Бугурусланского уезда прибывший с отрядом офицер приказал свезти на гумно помещика посеянный и убранный крестьянами на бывшей помещичьей земле хлеб. За отказ выполнить это распоряжение крестьяне были подвергнуты порке716. Начальник казачьего отряда, прибывшего в Дедовскую волость Уфимской губернии, подтвердил крестьянам, что до решения Учредительного собрания помещичья земля переходит к ее прежним владельцам717.

Отряды «народной армии» бесчинствовали и мародерствовали в деревнях. У крестьян Чермесской волости такой отряд отобрал без расписок и уплаты 30 лошадей, а его командир поручик Немчинов-Уфимец собственноручно выпорол секретаря и старосту деревни Степановки, осмелившихся не подать ему вовремя подводы. Другой отряд заставил крестьян этой же деревни уплатить контрибуцию в 4 тыс. рублей, а в соседней отобрал у жителей 8 тыс. рублей718.

Даже меньшевики выступили с критикой политики Комуча в деревне. «Настроение крестьян в селах, особенно там, где есть помещичьи имения, подавленное, замученное… — писала их газета «Вечерняя заря», — жестокая расправа с лицами, взятыми под подозрение, и, главным образом, возвращение помещиков — внушают населению дурные предчувствия, в то же время прекрасно себя чувствуют вернувшиеся в свои владения помещики. Они разъезжают, облаченные в отличия и доспехи, по деревням, снимают какие-то «допросы», расставляют караулы по своим владениям, грозят казаками, «бараньим рогом» и т.д. А крестьяне жмутся и копят злобу… Захваты земель помещиками приняли грозные размеры»719.

На территории, подконтрольной Комучу, свирепствовали контрразведка белочехов и учредиловская контрразведка во главе с эсером Коваленко. Вместе с членом Учредительного собрания министром Самарского правительства Климушевым он был руководителем и вдохновителем террористических актов против населения. Повсеместно вводились военно-полевые суды, но «демократам» этого показалось недостаточно, и осенью 1918 г. в Самаре был создан чрезвычайный военно-полевой суд, применявший лишь одну меру наказания — расстрел. Арестовывали за «резкие выражения в адрес Учредительного собрания», за участие в разделе помещичьих имений, за то, что кто-то из родственников находился в рядах Красной Армии, за принадлежность к большевистской партии.

Под арест брали участников Октябрьского вооруженного восстания, советских работников, участников борьбы с белогвардейским мятежом и просто подозреваемых в политической неблагонадежности. В самарской тюрьме, рассчитанной на 700 заключенных, в августе — сентябре их находилось более 2 тыс. Были переполнены и все другие тюрьмы. Когда незадолго до освобождения Самары Красной Армией эсеровское правительство стало эвакуировать заключенных, то в первом эшелоне было отправлено в Иркутск 2700 человек. Из них доехали до места назначения 725 человек, 2 тысячи погибли в пути720.

Политика «Комитета членов Учредительного собрания» вызывала все более ширившееся недовольство трудящихся. Возмущенное крестьянство отворачивалось от эсеров. Оно отказывалось посылать новобранцев в «народную армию», и объявленный в нее набор «добровольцев» полностью провалился. Принудительно набранная армия Комуча таяла от повального дезертирства. Крестьяне прямо заявляли: «Буржуев защищать не пойдем». Не помогали ни угрозы, ни репрессии. При подавлении восстания в трех волостях Бугурусланского уезда Самарской губернии каратели расстреляли более 500 человек721. В ответ на подобные акты в селах стали формироваться партизанские отряды для борьбы с Комучем.

Так выглядела на практике эсеровская политика «уничтожения трений», т.е. потворства буржуазии, антинародная сущность которой рассеивала иллюзии мелкобуржуазной массы и восстанавливала трудящихся против Комуча. Не нужен он был и буржуазии, которая поддерживала его лишь до поры до времени. Вначале буржуазия даже «пожертвовала» Комучу 30 млн. рублей. Однако она стремилась к полной хозяйственной самостоятельности и ничем не ограниченной эксплуатации труда капиталом. Ее не устраивала половинчатая политика, она была недовольна игрой в демократию.

Буржуазия владела средствами производства, распоряжалась банковскими капиталами, опиралась на монархически настроенное офицерство «народной армии». Она чувствовала свою силу и не хотела признавать правомочность Учредительного собрания старого состава, социализацию земли, рабочие организации, коллективные договоры. Ее представители требовали «обуздать» рабочих, снизить налоги с представителей имущих классов, выдвигали все более настойчивые притязания на политическую власть.

Конфликты между буржуазией и учредиловцами возникали все чаще, военщина не считалась с Самарским правительством и его учреждениями, а кадеты все решительнее наступали на «Комитет членов Учредительного собрания». Лидер самарских кадетов Кудрявцев, например, выступил в газете «Волжский день» со статьей, в которой доказывал, что Комуч является лишь осколком Учредительного собрания и не может быть его полномочным правопреемником, поскольку часть не может заменить целое722. Буржуазия считала Самарскую учредилку переходным явлением, неизбежным злом, с которым пока приходится мириться, и ждала лишь подходящего момента для установления «сильной власти». Эсеровское правительство изживало себя.

О кризисе «демократической контрреволюции» и надвигавшемся крахе политики мелкобуржуазной демократии свидетельствовало и положение в Сибири. Обосновавшись в Харбине, Временное правительство автономной Сибири вступило в связь с «Дальневосточным комитетом активной защиты родины и Учредительного собрания», который возглавлялся генералом Хорватом, с «правительством», сформированным в Пекине, в которое входили брат бывшего председателя Временного правительства князь Львов, крупный промышленник и финансист Путилов и адмирал Колчак, и с атаманом Семеновым, командовавшим так называемым особым отрядом. Уже тогда Дербер сделал Колчаку первое предложение занять во Временном правительстве пост военного министра. «Правительство» Дербера вело усиленные переговоры с союзниками, стремясь получить поддержку в первую очередь США и Англии, которые должны были, по его мнению, «двинуть к Уралу свои отряды вместе с войсками Сибирского правительства»723.